Совы не моргают, стр. 23
– Еще минута, и он сможет посмотреть и на мой, – подхватил Хейл. Он допил свой напиток и, щелкнув пальцами, окликнул официанта: – Эй, Джо!
Официант не заставил себя ждать.
– Наполнить тем же самым? – спросил он.
– Да, тем же самым, – сказал Хейл, все еще вертя в руках часы Мэрилин.
Джо принес выпивку. В зале приглушили свет.
– Начинается представление. Вам понравится, – сказала Мэрилин.
Посетители заскрипели стульями, устраиваясь поудобнее. Вышла девушка с профилем египтянки, в коротких штанишках, расписанных иероглифами, и разукрашенном таким же образом бюстгальтере. Она села, скрестив ноги, на полу и стала сгибать под углом руки, выставляя локти. Публика зааплодировала. Следом выскочил чрезвычайно оживленный мужчина и произнес в микрофон несколько сомнительных острот. Выступила со своим номером стриптизерша, закончив его посреди голубой кучки сброшенной на пол одежды. Она вызвала бурную овацию. В круг вернулась египетская танцовщица в платье цвета травы и с искусственным цветком гибискуса в волосах. Парень, который произносил монолог в микрофон, наигрывал мелодию, а она исполнила новые вариации гавайского танца «хула». Когда свет снова зажегся, Хейл передал Мэрилин ее часики, которыми забавлялся во время представления.
– Это все? – спросил я.
– Нет, что вы, – ответили девушки. – Через минуту-другую представление продолжится, а пока мы можем попросить наполнить наши стаканы.
Джо наполнил их. Хейл послал мне через стол улыбку человека, умудренного опытом.
– Прекрасно проводим время, – сказал он. – Лучшие в мире девушки и лучшие в мире напитки! Когда вернусь в Нью-Йорк, соберу всех своих друзей и угощу их напитками, которые употребляют в Новом Орлеане. От них и в самом деле не пьянеешь, а просто начинаешь себя отлично чувствовать.
– Верно, – поддержал его я.
Мэрилин снова надела свои часики. Через одну-две секунды она посмотрела на меня, затем на Розалинд, вытерла свое запястье салфеткой и сказала:
– Ну разве мы не получаем удовольствия?
Начался второй акт представления. Мужчина, который аккомпанировал, вышел в вечернем костюме и исполнил несколько танцев с египтянкой. Стриптизерша показала публике танец с веером.
Снова зажегся свет, и Джо оказался около нас.
– Сколько здесь разных Джо? – спросил я у Мэрилин.
– Только один, а что?
– Мне кажется, их двое.
– Вы видите двух? – обеспокоенно спросил Хейл.
– Нет, я вижу одного, но второй, похоже, там у бара смешивает напитки. Один человек не может оборачиваться с такой скоростью.
Джо посмотрел на меня с полуулыбкой на губах, выражавшей независимость и некоторое презрение.
Хейл начал смеяться и смеялся все громче и громче. Я испугался, как бы он не свалился со стула.
Мэрилин махнула рукой.
– Всем повторить то же самое!
Я резко отодвинул свой стул.
– Все, отправляюсь домой!
– Послушай, Дональд, но ты только что пришел! – попыталась удержать меня Розалинд.
Я взял ее руку и задержал в своей достаточно надолго, для того чтобы передать несколько долларовых бумажек.
– Извини, неважно себя чувствую. Последний стакан не пошел мне на пользу.
Хейл разразился хохотом.
– Надо было заказать джин с колой, – сказал он. – Этот напиток можно пить всю ночь. Великолепная вещь. Поднимает настроение, но не делает пьяным. Вы, молодежь, слабаки! Другое дело – мы, верно, Мэрилин?
Он распустил губы в ухмылке, а под его блестевшими от алкоголя глазами набрякли мешки.
Мэрилин протянула руку, мгновение подержала ее на руке Хейла и отняла. Намочив в стакане с водой кончик салфетки, потерла свою кисть.
– До свидания всем! – сказал я.
Хейл взглянул на меня. На мгновение веселье исчезло с его лица. Он хотел что-то сказать, затем передумал, повернулся к Мэрилин, снова вспомнил о чем-то, повернулся ко мне и сказал:
– Это хитрая птица, Мэрилин, вы за ним последите!
– Какая птица, – спросила она, – не голубь?
– О нет, – ответил Хейл, пытаясь понять смысл ее замечания. – Он сова. Знаете, этот парень – мудрая птица. Я всегда говорил, что он сова.
Мысль эта развеселила Хейла. Когда я выходил, он так смеялся, что едва не задохнулся. По его щекам стали сбегать слезы.
Я вернулся в отель. Берта вернулась в Лос-Анджелес. От нее пришла весьма в ее духе телеграмма:
«Что за идея раскапывать прошлогодний кроличий капкан? У нас слишком короткие руки, чтобы добывать секретную информацию о давнишних убийствах. Уголовные преступления в этом штате имеют срок давности – три года. Что ты воображаешь о себе?»
Я пошел на телеграф и почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы отправить ей такой ответ, какой мне хотелось:
«Убийства не имеют срока давности. Хейл говорит, что я – сова».
Послание я отправил с оплатой за счет получателя.
Глава 14
Я поднялся в семь часов, принял душ, побрился, позавтракал и распаковал сумку, чтобы достать свой револьвер. Это было оружие 38-го калибра из вороненой стали, в довольно хорошем состоянии. Сунув его в карман, отправился вниз по Ройял-стрит к входу в многоквартирный дом, где должен был находиться Хейл. Мне было интересно увидеть его похмелье.
Поднимаясь вверх по лестнице, я нарочно громко топал и в дверь постучал отнюдь не тихо.
Хейл не отвечал. Тогда я забарабанил обоими кулаками и даже пару раз ударил в дверь носком ботинка, чтобы обратить внимание возможно большего числа свидетелей. Хейл по-прежнему не отвечал. Достав из кармана второй ключ от квартиры, я вставил его в замочную скважину и повернул. Хейла в квартире не было.
Слегка смятая постель выглядела так, будто в ней находились не больше часа.
Я прошел через спальню в гостиную и выглянул на балкон, чтобы убедиться, нет ли адвоката там. Удостоверившись, что везде пусто, я извлек из секретера ящик, наклонил секретер и вытряхнул содержимое из тайника на дне: газетные вырезки и револьвер. Револьвер я положил в карман, а свой сунул вместо него, привел секретер в порядок.
Был прекрасный теплый день, и улица внизу наполнялась людьми, которые гуляли, наслаждаясь ласковым утренним солнцем.
Я в последний раз осмотрел квартиру, осторожно открыл дверь, тихо затворил ее за собой и спустился по лестнице.
Во дворе я встретил цветную девушку.
Она улыбнулась мне и спросила:
– Этот мужчина уже встал?
Я заверил ее, что «этот мужчина» либо спит, либо его нет, сказал, что я стучал в дверь, но так его и не добудился. Девушка пошла наверх, а я вернулся в отель. В моей ячейке для писем лежало уведомление о том, чтобы я позвонил по номеру Локли 97–46. Я отправился в телефонную будку, гадая, что бы это могло быть – больница или тюрьма?
Это оказалось ни то ни другое, ибо мне ответил бархатный женский голос.
– Кто-то звонил от вас мистеру Лэму?
На другом конце провода рассмеялись:
– О да. Офис «Силкуэр импортейшн компани» вызывает президента.
– Да что вы!
– Для вас телеграмма и письмо.
– Значит, бизнес начинает раскручиваться?
– Еще бы! Знаете, что произошло? Вы только послушайте. Мы отправили два письма, напечатанных по форме, одно авиапочтой, и получили два ответа, причем один из них телеграфный.
– Вот как надо составлять рекламные проспекты!
– Это результат отличной работы множительной техники! – парировала мой выпад Этель Уэллс.
– Принимаю все к сведению и буду тотчас же.
Я взял такси и отправился в офис.
Этель Уэллс, казалось, действительно была рада меня видеть.
– Как дела сегодня утром? – спросил я.
– Пока не очень.
– Нет? А что не так?
– Я вчера показывала туристу город.
– Но вы выглядите свежей, словно маргаритка.
– А чувствую себя так, будто кто-то оборвал все мои лепесточки, гадая «любит – не любит».
– Не огорчайтесь. Возможно, ответ был как раз «любит».
Девушка не ответила. Я вскрыл телеграмму и прочел: