Месть и любовь, стр. 7

Глава 2

Гнев похитителя удивил Фиону. Пригладив связанными руками свои юбки, она прислушалась к разговору. Обстоятельства вынудили ее подслушивать, и стыдиться тут было нечего, тем более, что она твердо решила бежать.

– Одного я тебя не брошу, – почти жалобно проговорил сообщник, – ты и сам это знаешь. Все три года я был рядом с тобой и теперь не оставлю, хоть и не согласен с тем, что ты собираешься сделать.

Похититель тяжело вздохнул.

– Знаю, знаю, но я не хочу, чтобы она, увидев тебя, смогла опознать потом. Плохо уже то, что пленница запомнит мою внешность, но мне приходится идти на риск, а тебе это совершенно ни к чему.

– Но я держался в стороне, пока она не зашла за кусты. Позволь мне быть поблизости, Найл. Я очень беспокоюсь.

Фиона, слушавшая очень внимательно, поняла что стала пленницей человека по имени Найл. «Найл, Найл», – проговорила она про себя, отметив гэльское звучание слова. Как обидно, что такое мелодичное имя досталось грубому, гадкому человеку.

– Митчелл, – голос Найла прервал размышления Фионы, – ты один не отвернулся от меня и поддерживал все эти годы. Я никогда не сомневался в твоей верности и именно поэтому хочу, чтобы ты ушел прежде, чем вернется молодая графиня. Не нужно ей видеть твое лицо.

Фиона изумилась – голос похитителя звучал просительно, почти умоляюще. Значит, и ему не чуждо ничто человеческое!

– Что ж, если ты так этого хочешь, то я уйду, – сказал Митчелл, – но от лагеря удаляться не буду. Когда-нибудь она меня все равно увидит.

– Например, сейчас, – проворковала Фиона, выходя из-за куста.

Найл, глядя на девушку, даже не пытался скрыть свое раздражение. А Фиона встала перед разбойниками и вызывающе посмотрела на них. Ее волосы падали на спину каскадом волн, а ее вздернутый носик казался дерзким и наглым. Зеленое платье девушки испачкалось, дыра на боку открывала нижние юбки, но всем своим видом она давала понять, что ничуть не смущается. Ее синие глаза напоминали холодные аквамарины, пухлый рот искривился в брезгливой усмешке.

Найл с трудом разжал кулаки.

– Вы очень точно рассчитали момент вашего появления.

Фиона, насмехаясь над ним, сделала кокетливый реверанс. Правда, из-за связанных впереди рук ей с трудом удалось удержать равновесие, но она справилась с этим и голосом примерной девочки произнесла:

– То же самое я могу сказать и о вас.

Найл почувствовал, как его все сильнее охватывает раздражение. Следовало бы предвидеть, что сестра Дункана Макфи окажется девицей с совершенно несносным характером и к тому же красавицей.

Такое сочетание обещало сделать последующие недели сущим адом для него.

– Так вот вы какая, сестра Дункана, – произнес Митчелл, вступая в разговор.

Девушка взглянула на него и, побледнев, пошатнулась. Ругая ее, себя и эту глупейшую ситуацию, Найл бросился к Фионе и подхватил ее прежде, чем она успела упасть на каменистую землю. Митчелл по-прежнему держась рядом, суетливо спросил:

– О Боже! Что это с ней? Ты ведь не думаешь, что падать в обморок – обычное дело для нее?

От этого предположения обоим друзьям стало не по себе.

– Да нет, – сказал Найл. – Дункан был крепким и сильным мужчиной, и его сестра наверняка здорова. Во всяком случае, вид у нее просто цветущий. Принеси воды. Нам нельзя долго задерживаться. Ее люди бросятся в погоню при первом же удобном случае.

Найл потрогал лоб Фионы, и тот показался ему слишком холодным, пульс был замедлен.

– Держи, – Митчелл протянул ему фляжку с водой.

Найл вытащил пробку и стал брызгать прохладную воду на лицо девушки.

– Фр-р-р! – она очнулась и принялась стирать связанными руками растекающуюся жидкость. – Что вы делаете?

Фиона села. Ее грудь высоко вздымалась, а глаза сверкали от возмущения.

– Изверг!

Услышав ругательство, обрушившееся на его голову, Найл присел на корточки. Вопреки желанию он восхищался остроумием и решительностью своей пленницы. На миг он даже позабыл, что она для него лишь средство для достижения конечной цели – и только. Опомнившись, он нахмурился, встал на ноги и потянул за веревку, вынуждая девушку подняться.

– Я не собираюсь устраивать здесь привал.

Пытаясь подняться, девушка совершенно запуталась в своих длинных юбках, и тогда Найл, обхватив ее за талию, помог взобраться в седло. Вид у нее был ужасный – усталый и изможденный, но девушка не проронила ни слова жалобы. Она просто смотрела на него своими синими глазами, которые сейчас больше напоминали кристаллики льда. Найл отвернулся и обратился к Митчеллу:

– Если ты так настаиваешь на своем участии в этом деле, то давай встретимся в лагере. Но знай, что мне это не нравится. Это только моя месть.

Митчелл, волосы которого казались песочными при угасающем свете, грустно улыбнулся.

– Ты же знаешь, что я последую за тобой даже в ад.

Сидя на спине Макдаффа, Фиона с интересом прислушивалась к этой беседе. Как ни старалась она отвести глаза, ее взгляд упорно возвращался к Митчеллу. Над этим человеком висело проклятие, его окружала черная аура смерти. Это видение и явилось причиной обморока. Девушка никак не могла унять колотившую ее дрожь, все тело покрылось гусиной кожей, и холод пробирал до костей. Этому мужчине самой судьбой предписано убивать.

Фиона крепко зажмурилась, чтобы не видеть этого страшного человека, и, только услышав удаляющийся топот копыт, испытала огромное облегчение. Все это время Фиона сидела, затаив дыхание, словно боялась, что проклятие перекинется на нее, сделай она хоть один вдох.

Найл вскочил на коня и пришпорил его, лошадь тоже послушно тронулась с места. Они снова отправились в путь, в неведомый, неизвестно где находящийся лагерь.

Фиона наконец открыла глаза, испугавшись, что иначе у нее закружится голова и она упадет. А случись это, бандит снова безжалостно затащит ее в седло. После холодного душа, который привел ее в чувство, стало ясно, что на деликатное отношение нечего и рассчитывать.

Остаток пути девушка переносила с большим трудом. Промокшее на груди и плечах платье стало холодным. А солнце уже скрылось за горизонтом, лишив все живое своего тепла. Зубы Фионы стучали от холода, и она ничего не могла с этим поделать, как ни старалась. Правда, и чувство голода пропало: холод заставил позабыть обо всех нуждах.