Адвокат – невидимка, стр. 59

Клавдия не спеша убрала со стола. Особенно тщательно она вымыла бокалы. Остатки снотворного не должны были найти! Потом, как обычно, захватила с собой мусор и предусмотрительно оставила открытым окно в столовой. Проверив систему видеонаблюдения, она поняла, что все работает в привычном режиме, и камеры зафиксируют ее уход из дома в полночь.

Уже потом, одетая в легкий спортивный костюм, Клавдия штурмовала дальнюю стену, отделяющую задний двор от соседней стройки. Оказавшись на заборе, Клавдия поняла, что любовники давно угомонились и спят теперь крепким сном. Она тихонько улыбнулась, представив, что для девушки пробуждения не наступит вовсе, ну а великий адвокат еще пожалеет, что не умер этой ночью во сне.

Быстрая и сильная, как подросток, Клавдия легко преодолевала преграды. Путь ее был выверен до сантиметра. Она знала, что камеры, работающие всю ночь, так и не увидят ее крадущуюся тень. Это станет в ближайшем будущем самым крепким доказательством обвинения.

Через открытое окно она оказалась в доме. Теперь уже требовалась осторожность. Вдруг у девчонки чуткий сон или она выйдет в уборную? Клавдия рассчитывала на внезапность. Тихими шагами она прошла на второй этаж, миновала длинный коридор, а перед дверью затаилась. В спальне было тихо. До ее ушей доносилось лишь мерное похрапывание адвоката да шелест трепетавшей на ночном ветру занавески. Клавдия вошла. Мгновения хватило, чтобы окинуть взглядом спящих на кровати людей, спокойное лицо девушки, нахмуренное во сне лицо адвоката. Клавдия обхватила шею Марины крепкими руками и сжала ее, насколько была способна. Подруга Лещинского распахнула свои бездонные голубые глаза, не понимая, что происходит, забилась, как рыбка. Она не в силах была произнести ни звука, выдавить ни единого хрипа, только извивалась всем телом, пытаясь освободиться от смертельных тисков. Потом она затихла. Адвокат так и осталась недвижим. Он крепко спал.

Потом пошел обратный отсчет. Клавдия тем же путем вылезла, не особо беспокоясь о распахнутом окне. Она закроет его позже, как только придет на службу. По ее расчетам, адвокат проспит еще несколько часов и проснется не раньше десяти. У нее будет еще море времени до того, как в доме начнется возня, будут сновать повсюду люди в форменной одежде, приставать к ней с вопросами, совать нос во все щели. Клавдия неспешно перелезла через изгородь и снова растворилась во мраке ночи.

Позже ее охватила паника. Кольцо с именной надписью исчезло! Клавдия проклинала себя, что не догадалась снять его раньше. Она боялась обследовать территорию, опасаясь, что ее хаотичные перемещения вдоль забора заметят камеры, и ей придется отвечать на десятки самых неприятных вопросов. Еще хуже, если кольцо обнаружат в спальне, рядом с трупом.

Немного успокоившись, Клавдия пришла к выводу, что обнаружение кольца вряд ли станет доказательством ее причастности к ночному происшествию. Ненавистная ей буква «К» уже давно исчезла из ее инициалов. Конечно, продувная бестия Лещинский может вспомнить, чем ознаменован для него год 1978-й, но, скорее всего, он уже начисто забыл ее настоящее имя и ее саму. Так что по здравом размышлении ей бояться нечего.

Удивительно, но бдительные сыщики, по сантиметру исследовавшие территорию особняка и выпившие весь коньяк из запасов хозяина, так и не нашли кольца Клавдии.

Она ошибалась, решив, что как только исполнится ее заветная мечта и обидчик получит по заслугам, к ней снова придет счастье. Конечно, она испытала ни с чем не сравнимое удовлетворение, когда увидела Лещинского в наручниках. Она радовалась весь день и даже не смогла спать ночью. Откупорив бутылку красного вина, она уселась в кресло, в котором некогда сидел он. Час она смотрела, не отрываясь, на его любимую картину в нише, потягивая терпкий напиток. Затем, поднявшись в спальню, долго стояла у его кровати, жадно втягивая воздух. Но запах Лещинского, какая-то причудливая смесь модного парфюма и экзотического табака, уже выветрился, не оставив после себя и следа. Вместо этого Клавдия явно чувствовала чужое присутствие. За последние сутки здесь побывал не один десяток отвратительных людей. Они задавали ей бесчисленные вопросы, топтали чудесные ковры, а одного из них она даже застала на кухне. Он шарил по полкам холодильника, должно быть, надеясь отыскать там важную улику вроде сырокопченой колбасы и порезанного на дольки ананаса. Ей было трудно не вздрагивать каждый раз, когда за ее спиной слышались тяжелые шаги или раздавались команды.

А потом пришла пустота… Сутками находясь в чужом доме, Клавдия вдруг поняла, что больше ей не к чему стремиться. Ненависть выжгла ее душу, как солнце пустыню, не оставив ни единого живого росточка. То, что составляло смысл ее существования, то, что она лелеяла, начиная с восемнадцати лет, ее дикая ненависть, ушла куда-то, оставив после себя лишь чувство разочарования. Так выпитое вино оставляет иногда после себя осадок. Она была в недоумении. Значит, все кончилось? А что же ей делать дальше?

Но дальше уже действовали другие. Клавдия знала, что расследование по делу адвоката идет гладко, что ему в помощницы назначена молодая девица. Увидев эту красотку в своем доме, женщина поняла сразу, что никаких шансов помочь своему знаменитому клиенту у нее нет вовсе. Девица шарила под кроватью, задавала не самые умные вопросы, потом и вовсе притащила с собой приемную дочь.

Опасность Клавдия почувствовала интуитивно и вовсе не с той стороны, с которой ожидала. Тревогу она ощутила между строк, пытаясь разобрать письмо, нацарапанное детским почерком. А потом она поймала на себе взгляд адвокатессы, внимательный, изучающий, вовсе не такой, какой был у всех этих хваленых сыщиков. Тогда Клавдия поняла, что пора бежать. Не важно куда, но ей надо срываться с этого места, ехать туда, где ее никто не знает. Тогда и села она на этот поезд, уносивший ее в неизвестность.

Глава 34

– Разумеется, я должен сказать вам спасибо, – говорил Лещинский, сидя тихим осенним днем за столиком уличного кафе. – Вы, должно быть, испытываете удовлетворение, натянув нос этой хитрой лисе Немирову. Да и что греха таить, вам приятно слышать от меня слова благодарности. Ну, что же! Своим освобождением я обязан вам. Разумеется, я перечислю на ваш счет деньги. Обещаю, что вознаграждение будет достойным.

Дубровская слушала его, понимая, что благодарность, о которой он так много сейчас говорит, эфемерна, и на самом деле он испытывает сейчас только ревность к ее успеху да еще искреннее недоумение по поводу того, как он умудрился проиграть собственное дело. Когда оглушительная радость после его освобождения уже померкла, он опять превратился в прежнего, чуть циничного адвоката, такого, каким был до сих пор.

– Не понимаю, как вам удалось размотать этот клубок, – говорил Лещинский, тихонько улыбаясь, понимая, что по протоколу он должен пройти через это – теплую встречу со своим бывшим защитником. – Каюсь, я недооценил вас!

– Мне очень помогла ваша жена, – сказала Лиза, пригубив вина из бокала. – Она пришла ко мне, когда присяжные выносили вам вердикт. Ольга Анатольевна рассказала мне о том давнем деле 1978 года, которое послужило некогда причиной вашего разрыва.

Лещинский нахмурился.

– Она рассказала вам все? – спросил он, выжидательно поглядывая на Лизу через тонкое стекло своего бокала.

– Да, – бесхитростно ответила Дубровская. – И про квартиру, и про ложные показания в суде, если это вас интересует.

– Тогда я вам благодарен за то, что вы не озвучили эту историю в суде, – сказал он холодно.

– В этом не было необходимости, – заметила Елизавета. – Но думаю, что будущему адвокату Клавдии Самойленко, – а он ей наверняка скоро понадобится, – было бы неплохо знать детали этого дела.

– В этом не будет необходимости, – бросил Лещинский. – Эта женщина убила ни в чем не повинную девушку. Гуляева даже не родилась еще в том году, когда эту девицу посадили за решетку.