Адвокат – невидимка, стр. 56

– Все равно это ерунда! – подскочил с места Немиров. От его былой невозмутимости не осталось и следа. Он был возмущен тем, что эта странная девица, молчавшая едва ли не весь процесс, вырывает из его рук заслуженную победу и делает это нахраписто и нагло, не беря в расчет его профессиональный опыт и заслуги. – Вы хотите сказать, что эта ваша Клавдия отработала два года в доме Лещинского, а он так и не понял, что имел дело с бывшей клиенткой?

– А вы представляете, что делают с женщиной десять лет пребывания в тюрьме? – тихо спросила его Лиза. – А потом еще беспросветная жизнь на воле с алкоголиком мужем, тщетная надежда хоть как-нибудь устроиться, найти работу и завести ребенка? Все пошло прахом. Клавдия искала виновного, но мысли ее бежали по кругу: во всем виновен Лещинский! Конечно, он не узнал в этой побитой невзгодами женщине, пришедшей наниматься к нему на службу, прежнюю розовощекую молоденькую девчонку, которую взялся защищать много лет назад!

Все молчали. Тишину нарушило тихое покашливание судебного пристава. Все посмотрели на него.

– Простите, ваша честь! – смущенно заговорил тот. – Но там пришел следователь Карасев и требует пропустить его к вам.

– Пропустите, – махнул рукой судья. – Все равно это уже не процесс, а вечер воспоминаний.

Карасев буквально ворвался в зал. Под строгим взглядом председательствующего он немного осел и ссутулился. Но на его щеках играли красные пятна, красноречиво свидетельствуя о том, что путь на третий этаж он преодолел бегом.

– Простите! – развел он руками, стараясь привести в норму сбившееся дыхание. – Я хотел только сказать, что свидетельница Самойленко сбежала. Дом Лещинского пуст, а вещи из ее комнаты бесследно исчезли…

Глава 32

Под перестук колес было хорошо думать. Мимо бежали деревья, неслись в обратную сторону крестьянские домики и железнодорожные станции, мигал хитрым глазом семафор. Клавдия и не заметила, как ясный день сменили короткие летние сумерки, а потом пришла ночь, темная и непроглядная, как тогда, много лет назад…

В бархатной тишине слышались короткие всхлипы и чье-то прерывистое дыхание.

– Ну, что ты, дурочка! – ласково спросил голос, принадлежащий, по всей видимости, молодому мужчине. – Испугалась? Я же тебя не обижу.

– Знаю, – отвечала девушка. – Но все равно страшно. Со мной это в первый раз. А ты на мне женишься?

– Конечно. Вот только поступлю в институт и сразу женюсь.

– Ну, тогда все нормально, – счастливо вздохнула она и вдруг, словно вспомнив что-то важное, приподнялась на локте, смотря в его лицо, освещенное сейчас только лунным светом. – Значит, на день рождения к Алиске мы не пойдем?

В голосе ее звучала надежда. Он тревожно заворочался.

– Неудобно как-то. Ее отец обещал мне дать характеристику. Но что тебе стоит? Мы посидим часок, а потом смотаемся на озеро. Идет? Ну, не дуйся. Спорим, там будет прорва вкусной еды.

– Мне не нравится, как она на тебя смотрит, – призналась Клавдия. – Такое впечатление, что она пригласила меня только из-за того, что надеется увидеть тебя.

– Не говори ерунды. Меня не интересует эта тощая вешалка.

Клавдия взвизгнула, а потом счастливо рассмеялась.

– Эй! Что ты щиплешься?

– Мне нравятся девчонки, у которых есть за что подержаться. Я буду любить тебя всегда. Дай-ка сюда руку.

– Что ты еще задумал?

– Молчи!

Раздался тихий шелест, а за ним радостный возглас.

– О, боже! Что это? Кольцо?!

– Это я, Кирилл, беру тебя, рабу Божью Клавдию, в жены, – проговорил он нараспев замогильным голосом, от которого у нее мурашки побежали по телу. – Что скажешь ты?

– Я согласна, – шептала Клавдия, и слезы счастья текли по ее лицу, оставляя на щеках мокрые дорожки…

Клавдия сердито смахнула нечаянную слезу с глаз.

Надо же, ей казалось, что она разучилась плакать. Ее душа давно огрубела, не различая теперь оттенков и полутонов. Она знала только, что существуют счастье и несчастье, но все это для нее кануло в прошлое. Осталась лишь темная тягучая масса, называемая настоящим, в котором она пребывала сейчас. Одна. Без любви. Без надежды. Без дома. И без будущего.

У нее оставалось только прошлое, настолько горькое, что о нем не хотелось вспоминать.

Кирилл казался бледным и измученным.

– Ты должна потерпеть, – говорил он. – Это недоразумение скоро разрешится. Все знают, что за рулем была Алиса.

– Но что мне делать? – плакала она, размазывая по щекам слезы. – Посмотри на это убожество. Меня держат здесь как какую-то преступницу. Все эти следователи. Они задают такие странные вопросы. Я ничего не понимаю. Они на самом деле считают, что я умышленно пыталась задавить милиционера?

– Все это бред! – сердито бросил Кирилл. – Никто так не считает. Просто нужно время, чтобы разобраться.

– Но его у меня нет! – рыдала Клавдия. – Я собиралась подавать документы в педагогический.

– Ты поступишь, – уверял он ее. – Просто немного потерпи и во всем слушайся адвоката. Уверяю тебя, он свернет горы!

Лещинский и вправду произвел на нее самое благоприятное впечатление. Он был молод и нетерпелив.

– Мы победим негодяев, – обещал он. – Дело непростое, но мы добьемся правды. Ты веришь, что справедливость восторжествует?

– Верю, – говорила она только для того, чтобы сделать ему приятное. – Но почему тогда все мои одноклассники наговаривают на меня? Ведь они слышали, что покататься на машине предложила Алиса. Разве они могут обманывать? Ведь они же комсомольцы!

– Видишь ли, – с запинкой объяснял он. – Это жизнь. Они просто боятся. Немногие могут идти наперекор обстоятельствам.

– А ты? Ты не боишься? – спрашивала она с опаской, заглядывая ему в глаза.

– Ни капельки! – улыбался он. – Что со мной может сделать какой-то председатель горисполкома? Лишить квартиры? А у меня ее и так нет. Не дать возможность заниматься адвокатской практикой? На это у него кишка слаба. У меня уже есть диплом юриста.

– Тогда все в порядке? – улыбалась Клавдия сквозь слезы.

– Получается так, – ободряюще кивал он. – Ты знаешь, у меня уже есть свидетель, который утрет нос обвинителю!

– Это Кирилл? – с надеждой спросила она.

– Нет, – почему-то смутился Лещинский. – Это бывший завгар Петрович. Он знает, что за штучка эта Алиса, и видел, как в тот вечер она прыгнула на место водителя.

– Он так и скажет?

– Без проблем…

– Итак, свидетель, вы поняли, что обязаны говорить только правду? – спрашивал строгий голос судьи.

– Да, товарищ судья, – отвечал Кирилл, цепляясь за свидетельскую трибуну, как за последний оплот своего спокойствия.

– Тогда я повторю вопрос. Кто сел за руль автомобиля?

Молодой человек набрал в грудь больше воздуха.

– Я не помню, поскольку был пьян.

– Настолько пьяны, что не соображали, кто ведет машину? – насмешливо спрашивал судья, листая материалы дела. – Смотрите-ка, а следователю вы говорили о том, что за руль села Самойленко. Тут ваша подпись в протоколе. Вам показать?

– Нет, – отчаянно замотал головой Кирилл.

– Значит, вы попросту забыли свои показания?

– Значит, так, – говорил он, стараясь не встречаться взглядом с той, которая с изумлением смотрела на него из-за железных прутьев.

– Очень плохая память у вас, – сетовал судья. – А ведь вы, как мне помнится, учитесь на юриста?

– Это так, – кивнул головой Кирилл. – Собираюсь пойти в прокуратуру.

– Похвальное желание. Тем более странным кажется ваше поведение, – заметил судья, смотря на него исподлобья. – Итак, вы вспомнили что-нибудь? Надеюсь, вы не будете утверждать, что следователь сочинил ваши показания?

– Нет, не буду, – проглотил комок в горле Кирилл. – Подсудимая на самом деле забралась на водительское сиденье. Клавдия говорила, что у нее отец – шофер и она водит машину с двенадцати лет. Она была пьяна и никого не слушала. Мы с Алисой тщетно пытались ее…