Азарт среднего возраста, стр. 48

Глава 6

– Как же это удивительно, что вы здесь! Если бы я была такая, как моя бабушка, то вспомнила бы про неисповедимость Господних путей.

Варя поставила чайник на стол и придвинула к Александру сахарницу. Он принялся накладывать сахар себе в чашку.

– А вы на нее не похожи?

– Чем-то, может, и похожа. Но путей Господних не знаю.

– А что, кто-нибудь их знает? – усмехнулся он.

– Бабушка Ксения по ним ходила, как по простым тропинкам, и даже этого не замечала.

– А вы?

– А я во все вглядываюсь и все обдумываю.

– Это плохо?

– Раньше мне казалось, что хорошо. Что это помогает не ошибиться в жизни. А теперь… Александр Игнатьевич, вы не слишком много сахару положили? То есть кладите, конечно, сколько вам нравится!..

Александр глянул на свою чашку и засмеялся. Он весь день сегодня, с самой той минуты, когда оказался в этом доме, только и делал, кажется, что смеялся. Ну и пусть! В конце концов, то, что он насыпал сахар в чашку чуть не доверху, было в самом деле смешно.

– Я выпью, – сказал он. – Ничего.

Но Варя забрала у него чашку, наполненную горячим сахарным сиропом, и поставила перед ним другую, тоже фарфоровую, высокую, с каким-то тоненьким узором.

– Просто нас, видимо, время меняет, – сказал Александр. С ней легко было разговаривать о таких вещах, которые в любом другом разговоре показались бы ему отвлеченными. – Я, когда помоложе был, тоже поступки свои рассчитывал. Странно даже.

– Почему же странно? – пожала плечами Варя. – А, я догадалась!.. Потому что это не в вашем характере, да?

– В общем, да, – кивнул Александр.

– Но это же у вас от неопытности было, – улыбнулась Варя. Она смотрела прямо ему в глаза, и ее глаза теперь не туманились – чувство, стоящее в них, было прямым и ясным. Хотя он и не знал, что это за чувство. – Вы были молоды, чувствовали долгую жизнь впереди. И вам, конечно, хотелось ее не проиграть. Извините! – вдруг спохватилась она.

– За что? – не понял Александр.

– Ну, вы ведь, наверное, не хотите, чтобы посторонние люди рассуждали о вашей жизни.

– Чтобы посторонние – не хочу, – согласился он. – Но вы мне, знаете, почему-то не кажетесь посторонней.

– Это потому, что вы меня от смерти спасли, – серьезно, как маленькая девочка, впервые прочитавшая сказку про Ивана-царевича на Сером Волке, объяснила Варя.

– Ох, Варвара Андреевна! – Александр не выдержал и снова рассмеялся, хотя дал себе слово держаться с нею серьезно: ему казалось, она в конце концов возьмет да и обидится на его неуместную веселость. – Хорошо с вами разговаривать! – И, чтобы не уточнять, почему ему хорошо, поспешно спросил: – А это, значит, ваш дом?

Что и говорить, вопрос был не из разумных. Странно было бы, если бы она жила в чужом доме.

– Ну да, – кивнула Варя. – Хороший дом, правда? Я сюда стараюсь почаще приезжать.

– Откуда приезжать? – удивился он. – С Варзуги?

– Нет, что вы! – засмеялась Варя. – На Варзуге я давно не живу. Я в Москве живу, десять лет уже. Когда моя мать с Кольского полуострова уехала, то этот дом купила, – объяснила она. – На московскую квартиру у нее денег не хватило, и даже на ближнее Подмосковье тоже, вот она и купила в Александрове дом. Это после того, как бабушка умерла. После нее много эскизов осталось, полный сундук. Для фарфора эскизов. Мать всегда считала, что это один только бумаги перевод, и мне всегда так говорила. Я, правда, не верила, но все-таки не понимала, что это в сундуке лежит. Рассматривала их только, рисунки эти, а что они такое, не знала. Ой, да вам это, конечно, неинтересно! – спохватилась Варя.

Она произнесла это без тени жеманства. Лишь с каким-то привычным пониманием того, что все это не может быть интересно никому, кроме нее. Похоже, она к этому привыкла.

– Мне – интересно, – сказал Александр.

– Давайте я вам чаю налью, – предложила Варя.

– Я сам налью. Рассказывайте, рассказывайте, Варвара Андреевна.

– Вас трудно ослушаться, – улыбнулась она. – Ну вот, а тем летом, что бабушка умерла, к нам в Варзугу художники приехали. И случайно ее эскизы увидели. Мне тогда пятнадцать лет было, и в жизни я мало что понимала. В той, внешней жизни. Но помню, какие у них сделались лица. В общем, они сначала стали мать просить, чтобы она им бабушкины рисунки подарила. Но она такая была… хваткая. И сразу сообразила, что картинки эти денег стоят, раз к ним такой интерес, и, может, немалых денег. Так оно в конце концов и вышло. Сколько спросила, столько за них и получила. И, конечно, сразу уехала.

– Почему «конечно»? – спросил Александр.

– Ну как же? – пожала плечами Варя. – Чтобы жизнь свою устроить. Она замуж хотела выйти. А за кого ей в Варзуге было идти? Мужчины все наперечет, или молодые, или давно женатые. Если до тех пор никто на ней не женился, так уж и ждать было нечего. Она и уехала.

– А вы? – спросил он. – Вы не хотели уехать?

– Не знаю. – Улыбка у Вари на этот раз вышла печальная. – Может, и хотела. Но ни мать меня с собой брать не собиралась, ни я с нею ехать. Она мне была совсем противу души. Ну а я ей была просто обуза.

Еще в ту ночь, когда они с Варей разговаривали под треск дров в камине, Александр расслышал, какой живой у нее говор. Дело было даже не в поморских интонациях, которые он помнил еще с детства – они едва различимо звучали в голосе отца, – а потом, живя на Варзуге, слышал постоянно. Варина речь звучала живо не только из-за неистребимых северных отголосков. Она думала как-то иначе, чем все люди. И эти другие мысли, этот другой мир, который, Александр уже понял, был ее главным миром, окрашивали ее речь в необычные тона.

– И что, вышла она замуж? – спросил он.

– Да, – кивнула Варя. – Не сразу, а лет пять назад. За боливийца.

– За кого?! – поразился Александр. – Где ж она его откопала?

– На стройке, – объяснила Варя. – Она малярша, он плиточник. Тоже на заработки в Москву приехал. Вместе что-то строили, то есть отделывали. А потом у него в Боливии дядя умер, деньги ему оставил. Тут мать за него замуж вышла, и они уехали. Так мне этот дом и достался, – заключила она.

– Да-а… – покрутил головой Александр. – Причудливая история!

– Разве? – пожала плечами Варя. – А по-моему, обыкновенная. Скучная история. Ну да у меня и своя не веселее, – усмехнулась она.

– В каком смысле? – насторожился Александр.

Варя не ответила. Тень пробежала по ее лицу так быстро, что ее невозможно было заметить. Но он заметил. Тень исчезла, и лицо стало как всегда – бледное, светящееся изнутри, с тонкими синеватыми полукружьями под глазами. Не сильно-то на пользу шел ей свежий александровский воздух!

– А зачем вы сюда приехали, Александр Игнатьевич? – спросила Варя. – Не случайно же вы здесь оказались.

«Конечно, не случайно», – чуть не сказал он.

Невозможно было думать, что его приезд сюда был случайным. Невозможно было дважды встретить в разных сторонах света одну и ту же женщину и почувствовать при этом не изумление, а только счастье.

Пути, которыми он бродил по судьбе, казались ему теперь не неисповедимыми, а прямыми, как стрелы.

– Я потому приехал, – сказал он, – что это в каком-то смысле родовое мое гнездо.

– Как? – поразилась Варя. – Вот это? – Она обвела рукою вокруг себя. – Вот этот дом?

– Именно. Правда, я его никогда не видел. И никогда меня сюда не тянуло. Тоже, наверное, от неопытности, – усмехнулся Александр. – А теперь, видно, возраст подошел. Но вы не беспокойтесь, – поспешно добавил он. – Я его у вас отнимать не собираюсь. Просто посмотрю. Можно?

– Конечно! – кивнула Варя. Лицо ее прояснело. – Пойдемте, я вам все покажу. Дом, сад. В саду весной очень красиво!

У порога она, не сняв своих высоких носков, сунула ноги в галоши. Носки были толстые, галоши грубые, но и в носках, и в галошах походка у Вари была такая, точно к щиколоткам ее были приделаны крылышки, как у какой-нибудь богини из греческого мифа.