Дело полусонной жены, стр. 37

– В протокол следует занести теорию, изложенную свидетелем в ответ на вопросы, – сказал судья.

– Повторите все точно!

– Хорошо, – произнес Нокси, – окружной прокурор сказал мне, что незачем излагать в суде мою теорию. Если мне зададут прямой вопрос, то, конечно, я должен буду ответить правдиво, но ему было бы нежелательно, чтобы я по собственной инициативе высказал в суде свои соображения. Будет достаточно, сказал он, если я ограничусь ответами на вопросы, а он не будет задавать вопросов, касающихся моих теорий и выводов.

– Сказал ли он вам, чтобы вы добровольно не излагали свою теорию?

– Да, сказал.

– Пока вам не поставят прямой вопрос?

– Да, что-то в этом роде.

– Сказал ли он вам, чтобы вы не приносили в суд фотографию входного отверстия пули?

– Да, он сказал, что нет никакого смысла показывать ее вместе с другими фотографиями.

Мейсон улыбнулся:

– Он не хотел, чтобы она оказалась среди тех, которые вы представите в суд?

– Да.

– Чтобы не получилось, что вы случайно вынете из портфеля эту фотографию вместе с теми, которые вы раздали присяжным, и чтобы я не получил случайно возможность взглянуть именно на нее?

– Я не знаю, что именно он думал. Мне он просто сказал, что нет необходимости приносить в суд именно это фото.

– Точнее сказать, он просил не приносить его? – сказал Мейсон, сделав ударение на отрицании.

– Да.

– Я кончил, – сказал Мейсон.

– Это все, – пробурчал Бюргер.

– Одну минуточку, – заговорил Мейсон, – с разрешения суда я хотел бы задать еще один-два вопроса доктору Стирлингу. Я вижу, что он не ушел из зала, и я прошу его вернуться в свидетельскую ложу. Я понимаю, конечно, что нарушаю общий порядок, но надеюсь, что суд разрешит мне это, принимая во внимание те обстоятельства, которые только что стали известны.

– Хорошо, – сказал судья. – Доктор Стирлинг, будьте добры вернуться в ложу свидетелей. Вы ведь уже приняли присягу. А сейчас вам нужно будет ответить еще на один-два вопроса. Мистер Мейсон, можете приступать.

– Доктор, вы не упомянули о необычной форме входного пулевого отверстия.

– Меня никто об этом не спрашивал, – недовольно ответил врач.

– Правильно. Я не спрашивал вас об этом потому, что мне не разрешили осмотреть труп до вскрытия. Ну, а после вскрытия все было зашито, так что я решительно ничего увидеть не мог. Естественно, что я и не задал вам такого вопроса.

– На все заданные вопросы я отвечал.

– Верно, отвечали и не сказали истину. Теперь я хотел бы узнать у вас: не просил ли вас окружной прокурор не касаться вопроса о входном отверстии пули?

– Ваша честь, я протестую, – вмешался прокурор, – это не относится к перекрестному допросу. Мне кажется это совершенно неуместным. Кроме того, суд вряд ли позволит мне допрашивать адвоката о его личной беседе со своей подзащитной.

– Не знаю, почему вы так считаете. Я думаю, что, если суду станет ясно, что я пытался как-то договориться со свидетелями защиты о том, чтобы они излагали определенные факты и замалчивали другие, вам будет разрешено установить это путем перекрестного допроса моих свидетелей.

– Я не просил умалчивать о чем-либо ни одного из свидетелей, – заявил Бюргер.

– Конечно, нет, я говорю о том, что случилось бы, если бы я просил кого-либо из свидетелей умолчать об известных ему фактах, – с улыбкой сказал Мейсон. – Однако я все же прошу занести в протокол, что прокурор позволил себе посоветовать одному из свидетелей не говорить о необычной форме входного отверстия пули, после чего свидетель избегал касаться этой темы.

– Я полагаю, – сказал судья, – что вопрос совершенно законный. Прокурор, со своей стороны, имеет полную возможность уточнить то, что ему кажется искажением истины.

– Что сказал вам прокурор относительно входного пулевого отверстия, доктор? – спросил Мейсон.

– Он сказал, что незачем об этом говорить, если никто не задаст мне прямого вопроса.

– Однако вы заметили, что форма отверстия необычна?

– Нет, сэр, я не заметил.

– В ней не было ничего необычного?

– Ничего. Раны в форме замочной скважины встречаются достаточно часто.

– В самом деле? Чем объясняете вы такую своеобразную форму?

– Чаще всего они образуются в тех случаях, когда либо в пуле, либо в стволе оружия имеются какие-нибудь дефекты. Причины могут быть самые разные.

– Много ли таких ран видели вы лично, доктор?

– Несколько дюжин.

– Сколько пулевых ранений вы видели, скажем, за последние два года?

– Пожалуй, несколько сотен.

– Среди всех этих случаев можете ли вы припомнить входное пулевое отверстие в форме замочной скважины?

– Да. Я помню убитого негра. Это произошло около двух лет назад, и фамилию его я уже не помню.

– Хорошо, не будем спорить по поводу этого случая. Какие еще случаи вы помните?

– За последние два года? Не могу вспомнить.

– Ну, за последние четыре года?

– Точно не помню, но мне кажется, что был еще один случай.

– Итак, когда вы сказали, что видели такие пулевые ранения дюжинами, вы допустили явное преувеличение.

– Не знаю. Возможно, что и так.

– Но все же рана в форме замочной скважины необычна?

– Да, как правило, рана имеет другую форму.

– Возможно ли, что такое входное отверстие получилось из-за того, что пуля мягко скользнула, а не прямо врезалась в тело жертвы?

– Если угодно, то это можно допустить.

– Вопрос не в том, что мне угодно или что мне не угодно. Я пытаюсь с вашей помощью выяснить причину необычной формы раны.

– Возможно, что пуля действительно рикошетировала, но я не вижу, какая разница в этом для вас.

– А между тем здесь есть большая разница: в одном случае напрашивается вывод, что убийца целился и попал в Шелби с определенным намерением, а в другом – что цель у него была иная, а пуля попала в Шелби лишь случайно, рикошетом.

– Я не собираюсь спорить с вами по этому вопросу, – ответил врач.

Бюргер с ледяной улыбкой сказал:

– Благодарю вас, доктор. Думаю, что, когда защитник попытается убедить в правильности своей теории присяжных, ему придется столкнуться с решительным противодействием с их стороны, и это, быть может, научит его не тратить свое и чужое время на пустые и никчемные споры.

– Хватит, – проворчал судья, – присяжные, безусловно, не желают выслушивать ваши личные выпады. Есть ли еще вопросы к свидетелю?

– Нет, – ответил Бюргер.

– У меня больше нет вопросов, ваша честь, – сказал Мейсон.

– Я объявляю десятиминутный перерыв, во время которого прошу присяжных не обсуждать процесс между собой, не разрешать никому обсуждать его в их присутствии и не выражать своего мнения по поводу виновности или невиновности ответчика.

Глава 20

Выйдя из плотной толпы, Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк зашли в один из уголков холла и принялись шепотом беседовать друг с другом.

Дрейк сказал:

– Перри, до сих пор всегда советы и указания давал ты мне и всегда оказывался прав, ну, а теперь тот случай, когда надо поменяться ролями и тебе принять мой совет. Сейчас самое подходящее время для отступления.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты прекрасно понимаешь меня. Мы влипли. Ты взял на себя защиту заведомо виновной женщины. И как только суд вынесет обвинительный приговор, Эллен Кэшинг немедленно вызовет в суд и тебя, и меня. Сейчас, как мне кажется, самый благоприятный момент для отступления.

– Когда выступаешь на суде в качестве защитника, нельзя отказаться от дела.

– Перри, но ведь она, безусловно, убила мужа!

– Не думаю.

– В таком случае что ты скажешь о пуле, извлеченной из тела Шелби?

Погруженный в задумчивость, медленно покуривая, Мейсон ответил:

– Пока ничего, Пол.

– И никогда не скажешь. Ты не хуже меня знаешь, что подделать такую совмещенную микрофотографию невозможно. Пуля вылетела именно из этого револьвера.