Александр Солоник: киллер мафии, стр. 19
А с другой…
Побег, даже удачный (что маловероятно), неминуемо поставит его в зависимость от «конторы», потому как Солоник окончательно ставит себя вне закона. И неизвестно, какую роль уготовят ему после побега. Известно одно: он становится невольной марионеткой в руках структуры, которая при малейшем проколе от него откажется.
– Даю тебе ровно сутки на размышление, – москвич говорил веско, словно вбивал в сырую доску толстые гвозди. – Только размышлять тебе нечего. Это – твой единственный шанс, подарок судьбы. Другого не будет. Свобода плюс удовлетворение твоих амбиций.
– Я не могу ответить сразу, мне надо все взвесить. Я подумаю, – дрожащим от напряжения голосом произнес осужденный.
– Думай, думай… Ну все. О нашем разговоре, естественно, никто знать не должен, прежде всего из администрации. Запомни то, что они уже знают: я – следователь военной прокуратуры, занимаюсь делом твоего армейского командира. Протоколы уже составлены… На, подпиши, что отказываешься давать показания, – он пододвинул бланк. – Ну, до завтра, осужденный Солоник. На размышления у тебя ровно сутки, – гражданин начальник взглянул на часы. – Время пошло…
Глава 6
Блеклое поволжское солнце, медленно поднимавшееся из-за кромки темного, почти что синего хвойного леса, рельефно высвечивало геометрически правильный силуэт вышки с охранником. Солнце било в глаза, слепило, и осужденный Александр Солоник, отвернувшись в сторону, невольно прищурился. Унылая картина, виденная им на утренних разводах сотни раз: перечеркивающая волю колючая проволока, чернеющие клифтами ряды сумрачных зэков, ватная спина бушлата переминающегося с ноги на ногу «мужика» из его бригады…
Даст бог – видит он это сегодня, холодным утром, в последний раз и никогда больше не увидит.
Развод начался минут на десять позже положенного – стоило только увидеть помятую физиономию начальника отряда, чтобы определить: вчера он вновь нажрался как последняя свинья. Рожа у мента – ну будто бы на автомобильном протекторе заснул, взгляд – мутный, мертвый. И не до развода ему теперь – пива бы холодненького, компресс на лоб и – спать. Да, такова вот тяжелая и опасная ментовская служба…
– Отряд для развода на работы построен, – произнес старшина.
Спустя несколько минут осужденные, а вместе с ними и Солоник, двинулись на промзону. Глядя в ватную спину, маячившую впереди, Саша вновь и вновь воскрешал подробности последнего разговора с хитрожопым москвичом, спрашивая себя – правильно ли он сделал, что согласился? – и не мог ответить на этот вопрос однозначно.
С одной стороны, воля, конечно же, дорогого стоит, тем более в его незавидном положении.
А с другой – не попадет ли он в кабалу худшую, нежели теперешняя?!
Но он уже все решил.
Это должно произойти сегодня.
Уже назначено и рассчитано время, и он знает, как именно это произойдет. На «промке» кем-то неизвестным подготовлен сварочный аппарат, которым надлежит вырезать крышку канализационного люка, чтобы спуститься в него, пройти по коллектору и выйти за пределы зоны. Ничего форсмажорного произойти не может – вроде бы тот гражданин начальник из столицы предусмотрел все. Или почти все…
Глухое топанье «прохарей», густые ряды колючей проволоки, унылые, постные лица конвоиров – и ворота промышленной зоны.
Перед началом работы «бугор» Солоник, собрав «мужиков» своей бригады, объявил:
– То, что вы напортачили вчера, я не принимаю. Если такое повторится, буду засчитывать за отказ или невыход на работу.
Тут, в «восьмерке», в ИТУ № 8 Ульяновской области, к нему относились совершенно иначе, чем под Пермью. Давешняя драка с кодлой жутких и безжалостных блатных уже была занесена в неписаные зоновские анналы, обрастая все новыми и новыми подробностями. В глазах «мужиков», то есть основной массы осужденных, Саша приобретал черты воистину легендарные: кровь татуированных врагов лилась ручьями и реками, руки-ноги ломались, как спички, головы под его ударами разлетались, как гнилые арбузы, а побежденные исчислялись десятками.
Именно поэтому никто спорить не стал – не с руки. Таких, как этот «бугор», не уважают, но боятся. И только один из зэков, недавно прибывший, бросил недовольно:
– Мало того, что «кумовья» с «хозяином» да начотряда гнут, так и ты еще…
– Молчать, – бригадир едва повысил голос. – С меня тоже три шкуры дерут.
Солоник вовсе не хотел ругаться с этими серыми людьми, многие из которых, как и он, попали за «решки» в результате ментовской подставы. Это был верный тактический ход – пусть разойдутся по своим местам, чтобы к нему в ближайшее время не подходили…
– Зря перед «хозяином» жопу рвешь! Все равно на «химию» и УДО тебя не выпустят, – в сердцах огрызнулся вновь прибывший.
– Работать, кому сказано!.. Труд освобождает.
«Мужики», недовольно перешептываясь и бросая на бригадира полные ненависти взгляды, разошлись по рабочим местам, а Саша, на всякий случай оглянувшись по сторонам, пошел в небольшой коридорчик, заканчивающийся тупичком.
Сердце стучало пойманной птицей – сейчас, сейчас это произойдет… Да, тот столичный тип из «конторы» оказался прав: это ему подарок судьбы, который нельзя не использовать. Сказочно повезло – наверное, единственный раз в жизни.
Под ногами шуршала битая штукатурка, какой-то мусор, гремели, перекатывались осколки кирпича, тонким льдом хрустело стекло, глухо позвякивали трубы, положенные вдоль коридора. Шаг, еще шаг, еще один, заколоченная дверь, яркая лампочка в ржавом конусе, поворот в тесный закуток, и тут же – обыкновенный канализационный люк: на городских улицах обычно не обращаешь на них внимания, но сейчас это была дверь на желанную волю.
Дверь на волю, как и следовало ожидать, оказалась приваренной, но тут же кто-то неизвестный предусмотрительно оставил сварочный аппарат, маску, брезентовые рукавицы и даже небольшой ржавый ломик типа «фомки» – он лежал между ржавыми трубами и вполне мог сойти за одну из них.
Мозг работал четко и уверенно, мысли не путались, не блуждали – Солоник четко понимал, что и в какой последовательности надо делать.
Положил на половинку кирпича ржавую водопроводную трубу – так, словно бы собирался ее резать. Теперь, если нечаянно появится начальство или кто-то из сук (а отрядные стукачи, несмотря на глубокую законспирированность, всем хорошо известны), оправдание налицо.
Неторопливо подкрутил форсунку, поджег, мгновенно отрегулировал давление – пламя сделалось острым, жадным, как кошачий язычок, и пронзительно-голубым, словно майское небо. Надел маску и, склонившись, направил огненное сопло на металл. Спустя несколько секунд плотный огонь омывал сварной шов.
Ему повезло: люк, вопреки специальной инструкции, был заварен не по всему периметру, а лишь в двух местах, на ушках – чтобы невозможно было открыть голыми руками. Ровно гудело пламя горелки, расплавленный металл натекал в щель между люком и полом, беспорядочные искры сыпались во все стороны, прожигали клифт, но Саша не обращал на это внимания – следовало торопиться, счет шел на секунды: сюда могли войти в любой момент. Наконец последнее движение, огонь с шипением гасится, срывается маска, и сварочный аппарат отодвигается в сторону. Поискав глазами, Солоник нашел какую-то грязную лохань с водой – немного, но достаточно, чтобы, плеснув, остудить горячий металл.
Спустя несколько секунд беглец прилаживал в щель между люком и полом тупой ломик. Все-таки он немного волновался – блестящее острие несколько раз соскальзывало с края люка, и мерзкий металлический скрежет, казалось, разносился по всей промзоне. Наконец люк с трудом поддался, приподнимаясь; еще несколько секунд – и он лежал рядом с черной скважиной.
Саша наклонился – в лицо пахнуло сыростью и зловонием. Беглец невольно поморщился, сплюнул: там, на глубине всего лишь нескольких метров, медленно переваливаясь безразмерной живой змеей, проходила главная канализационная артерия «строгача».