Кормчая книга, стр. 36
Политика Альвиана не интересовала.
Он вчитывался в труды классиков, делал выписки, конспектировал лекции, жадно ловил каждое слово профессора Остоженского. Отчетливо, до отдельной травинки, до камня видел зеленые холмы древней Земли, бескрайние просторы, скудно заселенные доисторическим человеком – грубым, зверовидным, только и умеющим бросаться камнями. Но к началу четвертого тысячелетия до нашей эры зверовидные начали осваивать охотничьи угодья. Жизнь усложнялась, следовало срочно умнеть, и вот чудо! – все те же зверовидные поумнели. Научились обрабатывать землю, а это уже не охота. Специальной палкой начали рыхлить землю. Еще не плуг, но зверовидные не останавливались, пробовали все. Обтесанный камень, обожженная кость, самородное железо – все шло в дело. Огонь костров оберегал умельцев, постоянно придумывающих новое. Их теперь кормило и охраняло все племя. И селиться люди старались рядом с мастерами.
Альвиан допер: производство лежало в основе городов!
Не было бы производства, не было бы и городов. Он явно вышел на настоящую тему. К тому же, она не грозила ему неожиданностями, хотя на одном из коллоквиумов доцент Кира Валентиновна, милая тоненькая, но уверенная блондинка, хорошо знавшая себе цену, охладила его пыл.
– Производство как причина возникновения городов? Что ж, мысль интересная, но не забывайтесь, Афанасьев. Главной движущей силой истории всегда была и остается классовая борьба!
Обиднее всего было то, что в Киру Валентиновну Альвиан был тайно влюблен еще с первого курса.
Но правильно, что одернула.
Предположениям нельзя верить.
Наука не имеет права базироваться на воображении.
Только факты, твердил себе Альвиан. Голые точные факты. Сухие цифры, соответствующие конкретные таблицы, графики. Не гадать, как некоторые, просуществует ли тот или иной строй, скажем, до 1984 года, не трепаться в прокуренных комнатах общаги о том, что тебе все равно не по силам изменить, а искать именно точные ясные факты! Альвиан не хотел еще раз услышать вежливый голос милиционера: «Вам ответили».
Книга «Прогресс и археология», рекомендованная профессором Остоженским, стала для Альвиана настольной.
Из каждой строки британского археолога Гордона Чайлда исходил некий внутренний свет, в каждой строке Альвиан чувствовал волшебство, томящее душу. Ведь Чайлд смотрел на древние города Земли, как на яркие кометы, вдруг врывающиеся в пустое околосолнечное пространство. Вот они далеко вспыхивают на небосклоне, приближаются, горят, а потом, пылая над головами людей, начинают медленно гаснуть. За три тысячелетия до нашей эры во тьме непросвещенного варварства светилось всего несколько звездочек – на Ниле, на нижнем течении Тигра и Евфрата, на Инде, но шли века и звезды древних городов покрыли все пространство от Египта до Малой Азии, до гор западного Ирана, до далекой Желтой реки. А к пятисотому году до нашей эры уже галактики городов пылали на просторах Средиземноморья, Южной Аравии, Индии, Китая…
Музыка, а не книга!
Альвиан мог цитировать целые страницы.
«Пять тысяч лет тому назад большая часть еще очень скудных излишков, имевшихся в распоряжении общества, тратилась на ублажение богов и покойных царей и на строительство их земных жилищ. Хотя в течение последующих тысячелетий свободные излишки увеличились во много тысяч раз, часть их, расходуемая на такие земные жилища и их убранство, по-видимому, значительно уменьшилась. Археолог на этом основании мог бы сделать вывод об упадке религии и богослужения. Историк, привлекающий также литературные свидетельства, придет к другому заключению: предмет почитания был «одухотворен» и в представлении людей больше не требовал крови быков и баранов. Но у него нет также основания думать, что освободившаяся таким образом часть общественных излишков стала полностью расходоваться на удовлетворение насущных потребностей…»
Правда, Гордон Чайлд ничего не писал о классовой борьбе. Наверное, поэтому умница профессор Остоженский (автор предисловия) предусмотрительно указывал: «Особенно полезна книга Гордона Чайлда будет читателю, вооруженному учением марксизма-ленинизма».
VIII
К четвертому курсу Альвиан окончательно определил тему будущего диплома: «Общая тенденция в эволюции городов».
Кажется, он, правда, уловил общую тенденцию.
Кривая, срывающаяся глубоко, затем дающая высокий пик – так выглядел первый построенный им график. Горизонтальная ось – время, вертикальная – процент горожан от населения конкретного региона. Строился график не на игре воображения, не на случайных догадках, а только на фактах, почерпнутых из серьезных источников. Любой качественный переход к принципиально новой технологии, скажем, от охоты к земледельчеству, от земледельчества к промышленному производству, всегда и везде сопровождается пиковым всплеском процентного количества горожан. То есть, получалось, не победоносные восстания рабов, не великие завоевательные походы, наконец, даже не борьба классов перестраивает мир. Глобальная перестройка мира зависит прежде всего от вдруг резко возрастающей потребности общества в творчестве мастеров.
Кира Валентиновна невысоко оценила идею Альвиана. За курсовую она выставила ему трояк и удивилась, когда Альвиан разыскал ее на кафедре.
– Что такое? Оценка не понравилась?
– Кира Валентиновна, это же новый подход! Я зафиксировал не замечавшуюся раньше периодическую повторяемость определенных важных процессов. Из моих прогнозов следует, что рост и упадок городов, все эти разбегающиеся по векам долгие волны урбанизации зависят от переходов общества на другой, качественно иной уровень технологии. Разве такое открытие не стоит высокой оценки?
– Открытие? – Кира Валентиновна снисходительно усмехнулась.
Конечно, она понимает некоторых честолюбивых студентов… Понимает, но вовсе не собирается поощрять их заблуждения… Если вовремя не указать, можно далеко зайти… Выкладки дилетанта…
– Дилетанта? – обиделся Альвиан.
– А вы так не считаете?
– Конечно, нет.
– А вы вот не поленитесь, вы вот перечитайте работу Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», – Кира Валентиновна даже стрельнула глазками, ей нравилось смущать влюбленного студента.
– Я перечитывал. Там ни слова нет о периодичности.
– А вас это не насторожило?
Альвиан молча вышел из кабинета. Черт с ним, с трояком! Наверное, и насчет дилетантизма Кира Валентиновна права. Но сдаваться он не собирался. Есть, есть человек, способный понять и оценить его работу.
IX
Профессор Остоженский собирался в командировку в Канаду. Времени у него было в обрез, но Альвиана он принял. Привычный запах трубочного табака, кофе, книги на стеллажах… Черт возьми, зачем ехать в какую-то Канаду? – беспомощно подумал Альвиан. Канада, пахнувшая смолой… Тогда популярны были книжки Аркадия Фидлера… Зачем болтаться в самолетах и в поездах, когда можно заниматься любимым делом?…
– Вот что, голубчик, – сказал Остоженский, перелистав машинописную рукопись. – Вы у нас человек неординарный, но гусей не дразните, – наверное он имел в виду Киру Валентиновну. – Она права, ваши выкладки кое в чем невнятны, эту дисгармонию следует снять. Сходите-ка вы, голубчик, к математикам, пусть они посчитают, что там к чему. А я вернусь из командировки, вместе подумаем.
Альвиан страшно боялся, что математики его не поймут.
Ему ведь не сама кривая важна, а то, что за нею просматривается.
Так же, как охотнику лук важен не сам по себе, а потому, что стрелой можно поразить цель на более далеком расстоянии.
Спертый воздух вычислительного центра, дробный перестук печатающих устройств, мельтешение цифр на дисплеях. Худенький очкастый парнишка-программист в цветастом галстуке и в затертых джинсах рылся в куче перфолент, отыскивая утерянную истину. Буркнул: