Колесо племени майя, стр. 21
Та, что вводит в грех
Смерть
Балам так и не женился, не оставил наследников. Явившись на свет под знаком змеи, который обещал многочисленное потомство, – увы! – сам исказил свой путь.
Зато у погубленного им брата остался незаконный сын по имени Пибиль, то есть Тайный. Словом, грех молодости, – рожденный от служанки, когда Бошито было восемнадцать.
Пибиль пытался предупредить своего дурного отца, что дядя Балам ищет его смерти. Да Бошито все время грезил под деревом спящих, ничего не соображая.
Как-то Пибиль все же осмелился подойти к нему, но отец, дико тараща глаза, завопил:
– Прочь! Прочь, презренный! – ему почудилось, что это дух жалости вознамерился вселиться в него.
Балам, покончив с братом, искал и племянника.
Однако юный Пибиль вовремя бежал из города и долго укрывался в сельве, среди развалин городов, в карстовых пещерах, в колодцах-сеноте. Он питался небольшими игуанами, поджаренными на костре, и сладким картофелем камоте, который выкапывал из земли. Иногда варил чечевичную или маисовую похлебку в плотно сплетенной пальмовой шляпе, куда бросал раскаленные на огне камни.
Однажды Пибиль столкнулся нос к носу с громадной, в три человеческих роста, каменной головой, притаившейся в сельве.
«Наверное, ее великое тело под землей», – подумал он.
На голове была какая-то шапка, плотно надвинутая на лоб, как у игрока в пок-а-ток. Ее рот был толстый, с вывороченными губами, а нос – плоский и широкий. Голова смотрела так угрюмо, что по спине побежали мурашки. А вокруг меж деревьями и кустами, заметил Пибиль, белели человеческие кости.
– Не отнимай у меня жизнь, – смиренно попросил он.
И подождал, не ответит ли голова. Но, заподозрив, что от ее голоса можно оглохнуть, поспешил прочь. Однако голова отпустила не далее, чем на расстояние каменной руки, вытянутой под землей. Пибиль не сразу понял, что бегает кругами.
«Чего ей надо? – думал он, стараясь не слишком пугаться. – Может, скучает в одиночестве?»
Не зная, как быть, присел под старым миндальным деревом.
Оно погибало, поскольку его пожирали гусеницы. Листья тихо шелестели, опадая на глазах. За несколько минут дерево оголилось, и смотреть на него было нестерпимо тоскливо.
Пибиль заночевал неподалеку. Когда на небе взошла Венера, вдруг проснулся, потому что из дерева появилась девушка по имени Йашче.
Она танцевала перед Пибилем и звала за собой.
– Пойдем! – напевала она. – И мы до старости проживем вместе! Видишь, дерево мое погибло. И некуда мне податься – ни дома, ни семьи. Возьми меня в жены – не пожалеешь. Тебе будет весело и сладко жить со мной!
– Уходи! – сказал Пибиль.
– Экий ты несговорчивый юноша! – обиделась Йашче. – От тебя не добьешься ни улыбки, ни ласки. Но без меня, дурачок, ты пропадешь! Тут рядом смерть! Эта каменная голова Ах-Пуча, владыки загробного царства. Здесь он выглядывает из земли, затягивая души уловленных людей. В конце концов и тебя проглотит.
И хотя Пибиль знал, что имя девушки означает «та, что вводит в грех», а согласился взять ее в жены – делать было нечего.
На следующий день они вышли к морю, близ той бухты, на берег которой сто четырнадцать лет назад ступил его белый предок Гереро.
Они поселились в деревушке неподалеку от развалин древнего портового города Тулума.
– Ты добр ко мне! – говорила Йашче. – И я постараюсь не вводить тебя в грех. Надеюсь, получится…
Она занималась хозяйством, как обычная жена, но по ночам танцевала, пела и немного колдовала. Жизнь у них была сладкая, но с некоторой горчинкой, как миндальный орех.
– Почему бы тебе не стать старшиной деревни? – спросила как-то Йашче.
– Так ведь уже есть один, – не понял Пибиль. – Разве не знаешь – касике Уэмак?
Йашче вздохнула и потупилась:
– Он слишком большерукий, этот Уэмак. Лезет руками, куда хочет, гребет-загребает и требует еще. Он приглашает меня погулять в лесу. Заведу-ка его к той каменной голове, чтобы никогда не возвратился.
Похоже, так она и поступила. Во всяком случае, Уэмак исчез. Пибиль не расспрашивал, что да как.
Вскоре он стал новым касике. И ему часто приходилось делать то, чего не стоило бы.
Однажды крестьяне майя задумали восстать против белых. Они укрывались в пещере, неподалеку от деревни, затачивая мачете, навостряя копья и наконечники для стрел.
Пибиль, конечно, ведал обо всем, что происходило в округе. И вот к нему пришли испанские солдаты во главе с капитаном.
– Ты касике, – сказал капитан. – Выкладывай, что тут у вас готовится? Какие темные замыслы и дела? Говори, иначе мы заберем твою жену и твоих детей, чтобы ты задумался!
– Разумеется, сеньор! – вмешалась Йашче. – Мой муж сейчас же все расскажет! У нас большая славная семья, сеньор. Мы не имеем дел с бунтовщиками.
И Пибиль, помявшись, покряхтев, указал испанцам пещеру.
«Эх, вводит меня в грех Йашче!» – думал он, пытаясь оправдаться.
А Йашче плодоносила, как доброе миндальное дерево, – родила уже двадцать девочек. Хорошее число! Но без мальчика-наследника оно не выглядело таким уж круглым и законченным.
Часто Пибиль с печалью вспоминал свою мать Теоуа. Как бы она отнеслась к его деревенской жизни, к миндальной жене? Одобрила бы?
Хоть и простая служанка, Теоуа была гордым потомком племени толтеков, пришедших семь веков назад с северо-запада и завоевавших многие земли майя. Она рассказывала, насколько искусны и упорны мастера толтеков, – гончары, кузнецы, ювелиры, они вкладывали сердце во все, что делали.
Теоуа родила сына, когда ей еще не исполнилось четырнадцати. И погибла молодой – ее сбросили в колодец Жертв. Это знал Пибиль и оплакивал свою мать, не подозревая, что ей удалось спастись.
Она выбралась из проклятого колодца по каким-то засохшим лианам и бежала из города. Тоже скрывалась в сельве, поджаривая игуан. Их судьбы были схожи. С той разницей, что мать Пибиля точно знала, чего хочет, и никогда не забывала своих обидчиков. Само имя Теоуа – Огненная душа – о многом говорило.
Она поселилась неподалеку от Мериды и прислуживала на ранчо одного испанского землевладельца. Через некоторое время его сын, только что вернувшийся из Франции, взял ее в жены – другой такой не было на всем свете! Крестившись в новую веру, Теоуа родила мужу мальчика и девочку и жила, как госпожа, по обычаям белых пришельцев.
Однако в глазах ее все также сверкал огонь решительных предков-толтеков, и дня не проходило, чтобы она не подумала о своем бедном покинутом сыне.
Теоуа легко научилась обращаться с огнестрельным оружием и с порохом, которым в окрестностях ранчо взрывали скалы, добывая известняк и прокладывая новые дороги. Сразу сообразила, как успокоить свою мстительную душу.
Уговорила мужа отпустить ее в Тайясаль, якобы навестить родственников. На повозку, запряженную мулами, среди ненужных гостинцев, уложила мушкет и столько пороха в закупоренных горшках, что могла бы разрушить любую крепость.
Наблюдая с берега озера Петен-Ица за городом, терпеливо ожидала подходящего случая. Она была уверена, что уже настал час кары, и ничуть не удивилась, заметив громадную пирогу с двумя змееподобными чудовищами. Как только они выплыли на середину озера, спокойно запалила фитиль. Тогда и грянул гром среди ясного неба! И накатила волна!
Теоуа убедилась, держа в руках мушкет, что змей Балам не выплыл, после чего с легким сердцем собралась в обратную дорогу.
Она улыбалась, погоняя мулов, и представляла, как ее тайный сын, ее маленький Пибиль станет великим ахавом Канеком.
«Скоро мы встретимся, – думала Теоуа, – и я крепко обниму тебя, мое драгоценное дитя!»
Внезапно мулы остановились, и она увидела перед собой каменную голову Ах-Пуча…