Я – контрабандист, стр. 36

НАЗАД ПУТИ НЕТ

– Ну, Шурик, теперь уж тебе надо стоять до конца, – настраивал Голощупова Румянов, пока мы поднимались по ступенькам на террасу морвокзала. – Иначе, если докажут, что это контрабанда, тебе тюрьма.

Олег приостановился:

– Почему же? Еще не поздно сойти. Через пять минут будет поздно. Если вы не чувствуете уверенности, – обратился он к обоим Шурикам, – тогда мы все берем на себя: товар наш. Но в случае успеха – ваших денег там уже нет. Так что вы должны сейчас этот вопрос для себя решить.

Шурики от своей доли товара отказываться не пожелали.

– Ну все, значит, назад пути нет, – поставил точку Олег. – И дальше все зависит от нас самих. Если хоть один расколется – всему делу конец.

Я ощутил холодящую пустоту в груди. С этой минуты и моя судьба ставится на карту. Теперь я повязан с этими ребятами одной веревочкой, и если один из нас увязнет, он потянет за собой и остальных. Знала бы Катя, на какой грани я сейчас балансирую.

– Если даже станут говорить, что кореша твои давно раскололись, мол, ты один упорствуешь и все вешаешь на себя – не верь! – поучал бывалый Румянов, обращаясь почему-то к Голощупову. – Ментам верить нельзя!

– До ментов еще дело не дошло, – хмуро буркнул Безбережный.

– Все равно, надо быть готовыми.

Прежде чем направиться к начальнику таможни, мы расселись вокруг столика в буфете и составили заявление. Затем по единой схеме с незначительными вариациями каждый написал от своего имени объяснение, представлявшее собой вольное изложение нашей версии и неизменно заканчивающееся словами: «Прошу срочно разобраться и вернуть принадлежащее мне имущество». Все события мы распределили по времени, осмотрели причал и наметили, где шла мнимая выгрузка чипсов, куда их складывали, откуда подъехала машина, где находилась мифическая куча товара и еще более мифические вьетнамцы. Я как геолог, всегда имевший дело с картами, на обратной стороне черновика заявления набросал план с расположением судна, кранов, кучи товара и тому подобного…

…Действие наших бумаг не замедлило сказаться. Из-за двери с надписью «Начальник таможни. Приемная» то и дело выскакивала и ныряла обратно, бросая на нас значительные взгляды, молоденькая секретарша, пробегали какие-то расторопные и очень озабоченные люди. Видя такую бурную реакцию и не уверенные, что не попадем сегодня же под стражу, мы, посоветовавшись, решили отправить Шуру Безбережного на «Ламинарию», чтобы он провел среди команды соответствующую подготовку.

Наконец нам было передано через секретаршу, что нас сейчас начнут вызывать по одному. И у меня вновь возникло ощущение скольжения по ледяной горе. Остановить ход событий было уже невозможно. «Только бы ничего не упустить, не дать осечки», – внушал я себе.

ДОПРОС

Первым пошел Олег.

Мы сидели как наэлектризованные. Голощупов, глядя в стенку напротив, тихо покачивался на стуле: вперед–назад. Я мысленно отсчитывал секунды.

Выйдя минут через десять, Олег торопливо отвел нас в дальний угол коридорчика:

– Слушайте. Особенно ты, Шурик, слушай, они сейчас тебя пригласят… Слушай, что мне говорили. «Для каждого правонарушения, говорят, в кодексе законов существует как большая, так и маленькая статья. В ваших интересах не запутывать следствие, а представить все так, как было. Тогда вам еще можно будет помочь. А иначе вам грозят очень серьезные последствия…» Понял, Шурик? – Олег приблизил лицо к бледному лицу Голощупова. – Не вздумай им поверить! Видишь, как действуют? И лица такие добрые, дружеские…

Прежде чем пройти в кабинет, Шурик панически, как плохо подготовившийся к экзамену студент, пытался уяснить «последние» вопросы.

– Олег! Значит, что говорить? Что деньги нам занял ты?

– Да, а Тимур их привез. Мы же уже об этом договорились!

– Если я не буду знать, как правильно отвечать, я буду говорить: «Не знаю», «Не помню», «Забыл»… Так?

– Да, лучше так.

Бледный, с шальными глазами, Голощупов шагнул за обитую черным дерматином дверь. Заглянув туда через некоторое время, я увидел Шурика, скособочившегося над столом, в полной тишине, пытавшегося воспроизвести ту самую план-схему, какую я рисовал перед этим. (Эту схему пришлось рисовать нам всем.)

После Голощупова пошел я.

В скромно обставленном кабинете в дальнем конце стола сидели двое. Один, пожилой, смуглый, в белой рубашке, курил, скрывая лицо в волнах сигаретного дыма. Другой, в форме, статный мужчина средних лет, смотрел на меня прямо и приветливо. Удивительным образом он напоминал тех кудрявых, пышущих здоровьем крепышей, что демонстрируются в рекламных роликах питательных смесей и памперсов. Это и был начальник таможни Аркадий Петрович Белотелов.

– Мы уже многое тут слышали, поэтому давайте уточним лишь некоторые детали, – с располагающей улыбкой обратился он ко мне.

Глядя в его лучистые детские голубые глаза, я почувствовал неловкость: предстоит обманывать такого человека.

– Чипсы грузили в машину? Какой марки была машина? Под брезентом? – один за другим следовали вопросы.

– Нет, железная будка, – отвечал я, как было условлено.

– Сколько денег внесли? Сколько было вьетнамцев?

Отвечая, я с бдительностью таможенника прощупывал, прежде чем пропустить, каждое свое слово, понимая, что допущенную ошибку исправить будет очень трудно.

– Вы должны знать, – предупредили меня в завершение разговора, – что, даже если вы докажете, что контрабанды не было, вам придется отвечать за незаконную загрузку судна на охраняемой территории морского вокзала. За это полагается штраф в размере стоимости груза и полная конфискация.

– Этого не может быть, – постановил Олег, когда я передал ему эту угрозу. – При нашей путанице в законах не может быть, чтобы такой случай был учтен и четко оговорен. На пушку берут. Хотят сбить с толку. Фактически следствие уже началось.

«Вот я уже и под следствием…» – сказал я себе самому.

При обсуждении результатов этого предварительного допроса выяснилось, то Шурик Голощупов время выгрузки чипсов определил между десятью и одиннадцатью часами вечера, тогда как остальные, согласно уговору, называли одиннадцать–двенадцать часов. Вьетнамцы же у Шурика появились в десять часов, а не в начале первого ночи, как им положено было появиться.

– Шурик! – кипятились мы. – Мы же четко застолбили эти цифры! И потом: не уверен, что другие подтвердят твои показания, – не говори. Скажи: «Не помню». Ты же сам об этом твердил!

– Расхождение во времени – еще не самое страшное, – задумчиво произнес Олег. – Хуже – расхождение в последовательности событий. А у Шурика получается, что договор с вьетнамцами произошел раньше, чем мы выгрузили чипсы.

– Что же мне теперь говорить? – растерянно бормотал Голощупов. – То же, что и все, или повторять свои показания?

– Скажи вот что: вьетнамцы крутились там и раньше, и ты подумал, что и договорились с ними раньше, – посоветовал я. – И все, Шурик! Это лишь твое предположение. Ты был без часов.

– Я и так был без часов, – сам этому удивившись, вспомнил Голощупов.

СЛАБОЕ ЗВЕНО В ЦЕПИ

Вечером у Олега собрались все участники драмы, все семь человек, так или иначе причастных к товару, лежащему сейчас за семью замками на таможенных складах.

– Подельники, – пошутил Максим Румянов.

Бурно обсуждали детали, шумели, спорили. Один лишь Безбережный сидел с абсолютно отстраненным видом. То ли это была реакция на продолжительный стресс, то ли череда неудач совсем придавила его: не рассчитавшись с предыдущим долгом, он приобретал новый в десять тысяч долларов…

В конце концов он встал и ушел в другую комнату.

– Шурик, иди слушай, мы же дело обсуждаем! – крикнул ему Олег. – Тебя это что, не касается?

– Я не могу воспринимать, когда все горланят! – огрызнулся тот.

Голощупов, наоборот, принимал в дискуссии чересчур активное участие.