Если влюбишься – молчи!, стр. 15

Глава XIII

Снова «шерстяной» голос

Пивоваров приглядывался к Доренко. Почему его хотят избить? Конечно, Борька всех достал своим занудством на собраниях, бесконечными общественными делами, но ведь это не повод. Ну, нравится парню всеми руководить, так что из того? Может, он потом президентом будет! Если не страны, то банка уж точно. И как все это связано с диким поступком Макса Литвинова? За ним Леня тоже на всякий случай приглядывал. Ничего странного за ним больше не наблюдалось. После того памятного удара в зубы, вместо того чтобы огорчиться, Макс замечательным образом повеселел и перестал приставать к Оксане. Он не только больше не ходил за ней, не говорил о любви, но, казалось, абсолютно перестал замечать ее. В общем, совершенно непонятно было, что происходит. Кому мог помешать тихий математик Феклистов или Юлькин книжный червь Сашка Семенов? А сама Юлька, тоненькое, нежное, добродушное создание? И при чем тут Оксана? Почему Сохадзе говорил о ней? Почему Феклистову с Сохадзе и Семенову синяки навесили без его участия, а Доренко должен бить именно он, Леня? Как они умудрились справиться с Сохадзе? Гийка силен физически да еще и наделен тем самым южным темпераментом, при котором люди мгновенно звереют, если их рассердить или обидеть. Доренко, кстати, тоже не слабак. При всей своей углубленности в учебу и общественную работу, он всегда успевал еще и спортом заниматься. А лыжником является, вообще, лучшим из всех школ района. Но, конечно, не по этой причине он, Леня Пивоваров, не станет драться с Борькой. Во-первых, как он уже говорил Оксане, у него нет к Доренко никаких претензий, а во вторых, он решил дождаться от негодяя-шантажиста второго напоминания о себе, и тогда уже, по результатам переговоров, соображать, что лучше предпринять.

Для начала Леня доломал собственный почтовый ящик, чтобы туда невозможно было опустить письмо. Ящика было не жалко, потому что он и так держался на честном слове. В их подъезде, как и во многих других, тусовались вечерами подростки. Они испортили и изгадили почти все почтовые ящики. Жители подъезда поначалу пытались их восстанавливать: ремонтировали, перекрашивали, ставили новые замки, но потом прекратили это бесполезное занятие. Те, кто выписывал газеты и журналы, теперь получали их на почте. На почтовое отделение приходили и письма от Лениных родственников. Так что ущерба от окончательной потери ящика семья Пивоваровых не понесла. Теперь «заказчик», как Леня начал называть про себя шантажиста, должен будет либо придумать другой способ связи, либо все-таки донести на него в клуб.

Ждать пришлось не слишком долго. Видно, Доренко здорово насолил этому самому «заказчику». Лене позвонили. Он сразу узнал «шерстяной» голос, о котором ему рассказывали девчонки, и немедленно взял инициативу в свои руки, хотя волновался при этом довольно сильно:

– По телефону не буду ни о чем говорить. Назначай встречу, если есть вопросы.

– Мне это не подходит, – «заказчик» по-прежнему говорил в шарф.

– А мне по телефону не подходит.

В трубке немного помолчали, а потом тот же голос произнес:

– Николай Ильич узнает о тебе сегодня же.

– Ну и что? Отдохну наконец от занятий – всего и делов! – Леня чувствовал, что человеку на другом конце телефонного провода гораздо важнее отлупить Доренко, чем лишить его спортивного клуба, поэтому он решил не сдаваться. – А тебе тут же придется искать другую кандидатуру для расправы с Доренко.

– Так ты, значит, в принципе согласен им заняться?

– Я же сказал, все переговоры только с глазу на глаз: надо обсудить условия и… некоторые детали.

– Хорошо, – сдался «шерстяной» голос, – встретимся завтра в десять вечера, где строится новый универсам, за вагончиками для рабочих. Имей в виду, я буду не один, а вот тебе не стоит приводить друзей, иначе встреча не получится.

– А мне-то что! По-моему, встреча нужна тебе больше, чем мне, – бодро сказал Леня и тут же пожалел об этом.

В трубке рассмеялись:

– Я допускал, что ты можешь пожертвовать спортом. И еще допускал, что в клубе тебя могут простить.

Леня ничего не понимал, но предчувствовал, что разговор подводится к чему-то очень нехорошему, а в трубке между тем продолжили:

– Если ты притащишь с собой дружков, я на встречу не выйду, а на следующий же день фотографии воровки Величко будут украшать все стены школы. Самый лучший экземпляр ляжет на стол Эммы Петровны.

«Заказчик» отключился, а Леня от охватившего его волнения никак не мог ровно уложить на рычаг пищащую зуммером трубку.

Надо что-то делать! Надо срочно обезвредить эту сволочь! Леня действительно готов пожертвовать очень многим, только бы дать в зубы дряни-«заказчику», а вовсе не Доренко! Но доверенных лиц все равно с собой надо взять. Одному не выследить гадов. Только надо все до деталей продумать, чтобы не проколоться, как тогда Оксана с Семеновым у стадиона. Надо все предусмотреть. С кем же пойти? Все пострадавшие, кроме Гийки, хлипкие маменькины сынки, а на стройке наверняка придется драться. И не с одним, а как минимум с тремя. Значит, Лене тоже нужно взять с собой несколько человек. Не хочется посвящать в эту историю посторонних, но Сохадзе, похоже, не помощник… Пожалуй, стоит опять обратиться к Кепе и еще… может быть, к Веретенникову. Оба они – ребята проверенные, не подведут.

Оксана, конечно, настаивала на том, чтобы идти на встречу вместе с Леней.

– Понимаешь, мне так хочется ему в лицо плюнуть, – горячилась она. – Бедная Юлька совсем разболелась. Анжелка вся на нервах: слова ей не скажи. Знаешь, мне кажется, что «пары» нашего гения Сухорукова – тоже работа этого гада.

– Возможно, – согласился Пивоваров.

– Леня, может быть, тебе все-таки взять с собой Сашку Семенова? Во-первых, он и сам пострадавший, а во-вторых, за Юльку, думаю, не прочь будет рассчитаться.

– Оксана! Там, скорее всего, всерьез драться придется! А ты видела пальцы Семенова? Ими только на скрипке играть или на фортепьяно. И потом… он же очень плохо видит.

– Сашка? С чего ты взял?

– Так у него ж линзы.

– Линзы? – переспросила Оксана. – Он никогда не говорил, что у него плохое зрение.

– А зачем ему говорить? Может быть, ему кажется, что это дефект и Юлька его разлюбит.

– А ты не перепутал? Плохое зрение – такая обычная вещь, что его как-то не принято скрывать.

– Ну, я не знаю, какие у него для этого причины, только он на «физре» однажды одну линзу потерял. Мы обыскались. С тех пор он в спортзал линз не надевает, зато не видит при этом ничего, как говорится, дальше своего носа. У него какая-то дикая близорукость… или дальнозоркость… В общем, я этого не понимаю.

– Ну тогда Сохадзе с собой возьми. Все-таки трое на трое – это опасно. Надо, чтобы у вас был явный перевес сил.

– Так он и пошел, как же! По-моему, из него эти твари всю душу вынули.

– Видишь, Леня, тебе с собой взять абсолютно некого! Я не могу тебя отпустить одного! Я пойду с тобой, и не вздумай мне не разрешать!

– Я не могу тебе что-нибудь разрешать или не разрешать, – сказал Пивоваров, подойдя вплотную к Оксане. – Я могу только просить… И я прошу: пожалуйста… не ходи… – Он заглянул ей в глаза. – Я не знаю, как там сложатся обстоятельства, и потому боюсь за тебя…

– А я за тебя, – эхом отозвалась девушка и, расхрабрившись, положила руки ему на плечи. Ей почему-то казалось, что она провожает Леню чуть ли не на фронт и потому уже не имеет права стесняться, а, наоборот, должна дать ему понять, как трогательно и серьезно к нему относится.

Пивоваров обнял ее. Поцелуй был сладок, но после него Оксане почему-то захотелось плакать. Очень может быть, что от счастья, которое сумело-таки пробить брешь в неприятностях.

Когда Леня обрисовал сложившуюся ситуацию Илье Веретенникову, тот довольно быстро согласился участвовать в мероприятии. Кепа, который, как все знали, драки не приветствовал, когда узнал, как далеко зашло все дело, мало того, что согласился пойти вечером на стройку, но еще предложил заранее разведать диспозицию.