Любовь на Утином острове, стр. 11

Безнадежно проиграв битву со своим желанием, он привлек Дженни к себе и стал жадно ласкать хрупкое, совершенное тело, с которым каждый вечер мысленно ложился в постель с того самого дня, как впервые появился тут.

Наконец-то он получил возможность ощутить ее в своих объятиях, чувствуя, как распаляется от одного ощущения ее маленьких крепких грудей у себя на груди, от ощущения ее бедер и живота, прижимающихся к его твердеющей плоти.

Она была гибкой, податливой и ненасытной, она слегка потиралась о него, удовлетворяя свое изумление и свой голод, пока желание не выплеснулось за грань разума и не превратилось в дикого, неукротимого зверя.

Дженни теснее прижалась к нему. С полным доверием и полным отсутствием страха она открывалась ему, давая выход так долго подавляемому желанию. Его настойчивый язык проник в глубь ее рта, получил в дар все ее сокровища, позволяя ему упиваться сознанием того, что глубина ее страсти не уступает его собственной.

Он обнимал не ребенка. Он обнимал женщину, сильную, живую и полную огня. Женщину, которая никогда не позволит мужчине ничего против своей воли. Но ему она позволяла, причем делала это страстно, отчаянно, и их поцелуй становился все глубже, длился все дольше, уже выходя за грань физического слияния и потому становясь значительно более опасным. В их объятиях преобладали чувства. Глубокие чувства, которые никогда не проявлялись при свете дня, сейчас вышли наружу. Одна мысль удерживала его у самого края, помогала не затеряться в ее запахе и трепещущем теле – мысль о том, с какой легкостью она вверяла ему себя и как тяжело и невыносимо будет потом видеть ее боль. А боль обязательно будет. Если он позволит себе зайти слишком далеко, то, когда наступит момент расставания – а он обязательно наступит, – будет боль.

Осознав все это, он резко оторвал от себя Дженни.

Глаза ее были затуманены страстью, дыхание, как и у него, было тяжелым и частым.

– Ты говорила, что не можешь рассчитывать ни на кого, кроме себя, малышка? – выдохнул он злым и хриплым шепотом. – И правильно, ты совершенно права. Теперь ты убедилась, что и на меня нельзя рассчитывать. Буль я сильным и порядочным, я бы не стал тебя целовать, не уступил бы своей похоти, а сдержал бы обещание, данное самому себе, и не тронул бы тебя даже пальцем.

Она была смущена, сбита с толку и уязвлена. Она смотрела на него широко открытыми глазами, в которых по-прежнему светилось доверие, и это разозлило его еще больше.

– Зачем ты позволила мне сделать это, черт побери?!

– Затем, что я сама хотела этого, – тихо сказала она.

Алан стиснул руки в кулаки и повернулся к ней спиной.

– Тебе нужны гарантии, малышка? Так чтобы в будущем не испытывать разочарования, я дам тебе один совет: никогда на меня не рассчитывай, я только подведу тебя – это я могу тебе гарантировать.

4

Самое разумное, что она может сделать, думала Дженни на следующее утро, это держаться подальше от Алана Маклея. Она дала ему краткие распоряжения относительно того, что нужно сделать, и, круто развернувшись, ушла в противоположном направлении, понимая, что этот человек ничего, кроме беды, ей не принесет.

К сожалению, еще никогда в ее жизни беда не была столь привлекательной.

День еще только начинал вступать в свои права, а Дженни уж вынуждена была признаться себе, что, проложив дистанцию между ними, она не решила проблемы.

Сидя в лодочном сарае и разбирая ящик с рыболовными снастями, она вновь и вновь мысленно возвращалась к тому, что произошло накануне.

Никогда не рассчитывай на меня, предупредил он. Я только подведу тебя.

Она знала, что он прав. Еще в самый первый день, когда он прихрамывая появился на дорожке, ведущей в пансион, Дженни поняла, что с этим человеком не стоит связываться. Но она все же не послушалась своего внутреннего голоса и связалась с ним, и теперь неизвестно, к чему все это приведет.

Не раз ловила она себя на том, что гадает, каково это было бы – стать частью жизни этого мужчины, быть любимой им. Недовольная собой за подобные глупые мысли, Дженни попыталась призвать на помощь здравый смысл. В конце концов, что в нем такого особенного, что могло привлечь ее?

Она была достаточно проницательна, чтобы понять, что за сдержанно-холодным фасадом скрываются доброта, сострадание и сила, но он не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о них. Этот человек ни с кем не делится своими проблемами и никому не открывает своих переживаний, а за цинизмом прячет свою боль.

Она ощутила эту боль прошлой ночью, почувствовала, что он нужен ей. Его поцелуй затронул какие-то глубокие, потаенные струны в ее душе. И хотя Алан и пытался побороть свои чувства, женское чутье подсказывало ей, что она тоже глубоко задела его. Долго, так пронзительно долго держал он ее в своих объятиях, как будто она самое дорогое, что есть у него в этом мире. Но потом к нему вернулся рассудок, и он отпустил ее, вернее оттолкнул. Когда она увидела свое отражение в окне, то сразу поняла, почему он это сделал.

С оконного стекла на нее смотрели большие глаза, слишком широко расставленные, чтобы быть красивыми, лицо слишком смуглое, чтобы быть утонченным, нос слишком неправильной формы, чтобы быть женственным.

Дженни на минуту прикрыла глаза, чтобы не видеть грустной действительности, и напомнила себе, что мужчины, подобные Алану Маклею, не станут тратить свое время на такую женщину, как она. На малышку, как он ее сразу назвал. На глупую, неопытную девчонку, которая недостойна внимания, хранимого для зрелой женщины.

Она потрогала дрожащими пальцами свои губы, вспоминая вкус поцелуя. Этот поцелуй доказал ей, что он лжет, называя ее ребенком. Это был поцелуй, которым мужчина целует женщину. В этом поцелуе заключалась страсть, таился соблазн. Его пылающее, тесно прижатое к ней тело тоже говорило о многом. Совершенно очевидно, что он желал ее, желал отчаянно, до боли, на какие-то несколько мгновений позабыв обо всем.

Но потом, печально напомнила себе Дженни, он отпустил ее.

Какая же она дурочка! – отругала себя Дженни. Ей бы стоило радоваться, что мужчина проявил здравомыслие, чего нельзя было сказать о ней. Пытаясь не обращать внимания на сладкую тянущую боль внизу живота, Дженни вернулась к работе, еще раз напомнив себе, что этот мужчина не для нее.

В этот момент с дороги послышалось урчание мотора – приехал Арчи Лэндер на своем пикапе. Он затормозил у задних дверей дома, и ей не пришлось слишком долго предаваться грустным мыслям.

Дженни знала, что, едва успев выпрыгнуть из машины, Арчи помчится на кухню варить кофе, поэтому высунула голову из сарая и крикнула:

– Я здесь. Бери кружку и приходи сюда.

– Тебе тоже принести? – прокричал Арчи, прежде чем скрыться за дверью.

– Нет, спасибо, я уже пила.

Кофеина с нее, пожалуй, уже достаточно, а вот Арчи появился весьма кстати – он отвлечет ее от печальных размышлений. Ей не хотелось больше думать об Алане и о том, что между ними, скорее всего, никогда ничего не будет.

Оставив работу, она вышла, чтобы поприветствовать Арчи. У нее ёкнуло сердце, когда она увидела, как двое мужчин направились в ее сторону. Темноволосый улыбающийся Арчи появился из дома и шел, держа в руке дымящуюся кружку кофе. Алан, русоволосый и озабоченный, шел прихрамывая от девятой хижины, где он чинил водопровод, – в руке у него был гаечный ключ. Снупи, деливший свою привязанность между Аланом и Дженни, трусил рядом с ним.

Столкнувшись почти нос к носу, мужчины приостановились, окинули друг друга пристальными взглядами и обменялись молчаливыми кивками вместо приветствия.

– У тебя ко мне какое-то дело? – поинтересовалась Дженни у Арчи, пытаясь рассеять вдруг повисшее в воздухе напряжение.

– С каких это пор я не могу заехать к тебе без всякого дела? – отшутился Арчи, и в его тоне явственно послышались собственнические нотки.

Алан недовольно нахмурился, и это окончательно сбило с толку Дженни. Или ей это просто показалось? Она решила поддразнить Арчи.