Витязи в шкурах, стр. 12

Девочка встала и, перебирая скованными ногами, как утка лапками, подошла к щели и выглянула наружу. В то же мгновение большая черная тень метнулась к ней справа и схватила. Девочка сдавленно вскрикнула.

– Тихо! – услышала она горячий шепот, и в то же мгновение сильная рука обняла ее. Она почувствовала, как тело ее охватили ремни, щелкнул замок альпинистского карабина, и двое сцепленных людей заскользили вниз по веревке – быстро и плавно…

Мумит проснулся от странного шороха – неподалеку словно что-то волочили по камню. Тренированным движением он выхватил из кобуры тяжелый пистолет, сдвинул флажок предохранителя и прислушался. Шорох исчез, но на смену ему пришел другой звук – будто кто-то очень легкий еле слышно топтался на месте. Мумит нашарил в разгрузке фонарик, нажал на кнопку. Узкий луч упал в угол, где спала заложница – он был пуст.

Мумит вскочил и зашарил лучом по пещере. Заметил у щели узкую тень – девчонка пролезала наружу.

Он успел расслышать ее сдавленный крик и тут же рванулся к щели. Но, не добежав, упал – что-то мягкое и большое метнулось ему под ноги. Он быстро вскочил, но тут же острая боль пронзила его правое запястье – Мумит вскрикнул и выпустил пистолет. Фонарик в руке остался, и в луч выхватил из темноты оскаленную пасть волка. Мумит посветил на саднящую руку – из прокушенного запястья капала кровь.

– Тварь!

Ответом ему было рычание. Второй волк возник рядом с первым, оба, оскалясь, преграждали ему дорогу к щели.

Раненая рука хоть и болела, но подчинялась, и Мумит нашарил в боковом кармане разгрузки "макаров". Уперся рукояткой пистолета в живот и резким движением загнал ствол в патронник. Услыхав щелчок затвора, волки брызнули в сторону. Мумит несколько раз выстрелил в темноту, стараясь поймать зверей в луч фонаря и, видимо, попал – из темноты раздался визг.

Разбуженные выстрелами, моджахеды вскакивали на ноги, лучи фонарей полосовали темное пространство пещуры.

– Отрезай им дорогу к выходу! – закричал Мумит, опасаясь, что моджахеды в суматохе начнут стрелять в него. – Не выпускать волков!

Но стрелять стали не моджахеды. Со стороны входа раздались характерные глухие щелчки спецназовского автомата, и потолок над Мумитом брызнул каменными осколками.

"Азад накрылся – сняли часового, – понял он, падая на пол, – а нас сейчас как лис в норе…"

– Ахмад! – закричал. – Бей по входу!

Ахмад, уже сам сообразил – вспышки на конце ствола тяжелого пулемета озарили пространство пещеры. Рой тяжелых свинцовых ос ударил в светлый овал входа, сметая все на своем пути. В мерцающих отблесках выстрелов Мумит увидел, как заметались по пещере звери, затем, один за другим, порскнули в дальний, таинственный ход.

– Не уйдете!

Мумит вскочил и ринулся следом. Уже подбегая, краем глаза увидел, как со стороны входа в пещеру влетели два небольших черных мячика. Подпрыгивая на каменном полу, они подкатились к сложенным у стены рюкзакам.

"Там же взрывчатка!" – вспомнил Мумит и инстинктивно бросился в ход, где исчезли волки. Он успел пробежать по нему совсем немного. Сзади сверкнуло, тугая волна горячего воздуха со страшной силой ударила Мумита в спину. Он упал, и последнее, что услышал перед тем, как потерять сознание, был грохот падающих позади камней…

Глава четвертая

Вертлявый раб с клеймом на смуглом лбу наполнил чаши кумысом и скользнул за полог шатра. Присел снаружи, подсматривая в щелочку – чтобы не пропустить момент, когда снова понадобится. С другой стороны полога тихо сопел и подсматривал дюжий нукер с обнаженной саблей в руке – тоже в готовности. В шатре остались двое. Один, скуластый, жилистый, с наголо обритой головой по-хозяйски развалился на шелковых подушках. Перед ним на шелковой скатерти дымилось горячее мясо в серебряных блюдах. Но скуластый не ел. Весело поглядывал на сидевшего напротив князя Игоря маленькими темными глазами. Тот неловко ерзал на подушках, усаживаясь, сразу было видно – не привык.

– Как рука? – спросил скуластый по-русски; медленно, но правильно выговаривая слова.

– Зажила, – односложно отозвался Игорь.

– Ястреба удержит?

– Не пробовал.

– Так пробуй, конязь! – засмеялся смуглый. – Я дал тебе двадцать лучших воинов в услужение – прикажи им! Есть кони, есть слуги, есть ястребы, что еще надо? Мужчина не должен сидеть в шатре, как женщина, мужчина должен охотиться. Война и охота, чем еще заняться князю?

– Я в полоне.

– Ты в гостях! – весело возразил скуластый. – У меня. В полон тебя взял Чилбук, а я забрал у Чилбука, хотя он упирался. Я дал за тебя пятьдесят молодых кобылиц, а он просил сто. Дал и больше, если бы Чилбук настоял. Я не могу позволить, чтобы мой будущий сват Игорь жил в захудалой орде.

– Ты очень добр, хан Кончак, – со странной интонацией в голосе сказал Игорь.

В ответ Кончак захохотал, хлопая себя ладонями по бедрам.

– Добрый, – проговорил он сквозь смех, – добрый… Ты первый русский, который сказал так. Один ваш монах, которого мои воины поймали под Переяславлем, назвал меня богостудным и окаянным. Ни я, ни мой толмач не поняли, что это означает, и попросили объяснить. Он долго говорил. Затем призвал на мою голову все кары вашего бога, если я посмею тронуть хоть одного монаха.

– Что ты ему ответил?

– Я велел посадить его на кол, чтобы кары бога обрушились у него на глазах. Я долго ждал – пока монах не умер. Потом сжег монастырь. Ничего не обрушилось. Я не стал его трогать, если бы он молчал,. И монастырь, в котором мои воины не нашли даже еды.

Игорь промолчал.

– Ешь, конязь! – сделал приглашающий жест хан. – Барашек молодой, жирный. Пей кумыс! Тебе надо много есть и пить, чтобы сил было много. Кумыс дает силу, мясо дает силу. Вы, русские, едите много хлеба и мало мяса. И совсем не пьете кумыс. Откуда взять силу? Каждый мой воин может скакать на коне без отдыха три дня и три ночи. Твой может?

– Сможет.

– В прошлом году мы ходили на Русь и спокойно ушли в степь. В этом году ходили – и тоже ушли. Русские нас не догнали.

– Талая стопа… Распутица.

– Талая стопа была и для нас.

– У каждого твоего воина по два коня. Или даже по три.

– Купи у меня коней, и у твоих воинов будет столько. У меня много коней. Но ты хотел забрать их даром.

– Я не за ними шел в Поле.

– Тогда зачем?

– Ты каждый год приходишь на Русь. Твои воины сжигают наши веси, убивают и уводят в полон русских людей.

– Я приходил на твои земли?

– Ты – нет.

– Тогда почему ты пришел на мои?

– Я пришел в Поле. Твои орды не приходят в мои земли, но приходят орды других ханов.

– Я не могу отвечать за других ханов. Ты ведь не отвечаешь за то, что сделает Владимир Переяславский, Святослав Киевский или Ярослав Черниговский? Почему я должен отвечать за орды Кзы?

– Владимир сидит в Переяславле, Святослав – в Киеве, Ярослав – в Чернигове. Их можно найти в их городах и на их землях. А где твои земли, хан? Половцы приходят из Поля и уходят в Поле. Поэтому и мы пошли в Поле.

– Но это мое Поле.

– Оно не всегда было твоим. Еще мой дед княжил в Тмутаракани.

– Так ты хотел отвоевать Тмутаракань? – Кончак захохотал. – Даже если бы ты пришел сюда вместе со Святославом… Тмутаракань вы, может, и взяли, но никто из русских не вернулся бы домой. Ты хоть представляешь, конязь, сколько у меня воинов? Сколько орд кочует к югу от Донца? Если каждый выпустит только по одной стреле, из-за них не будет видно солнца! И твои полки накроет тьма.

– Я это видел.

– Ты видел небольшие орды, собранные для набега на Русь. Мы брали одного из десяти – у кого хорошее оружие и хорошие кони. К Тмутаракани привели бы всех.

– Значит, ты собирался идти на Русь? И в мои земли тоже?

– В твои земли я не хожу, – хитровато улыбнулся Кончак. – Ты знаешь.