Я не нарочно, стр. 10
«Ух ты, супер! Новый клуб открылся! Может, зайти посмотреть интерьерчик?» – заколебалась Тополян.
С одной стороны, пора выгуливать Шошу, бедная собака наверняка заждалась свою безответственную хозяйку, а с другой – одна минута ничего не решает. Ведь она только посмотрит, составит впечатление о новом клубе, и все.
Светлана толкнула тяжелую дверь и вошла внутрь. В продолговатом просторном помещении царил полумрак, справа и слева вдоль стен выстроились новенькие игральные автоматы. Все места оказались занятыми – желающих расстаться с наличностью было предостаточно. Основную массу посетителей составляли подростки. Их сосредоточенные лица выражали неиссякаемую надежду на легкий выигрыш.
Лишь только глаза Тополян привыкли к полумраку и она собралась осмотреться более детально, как совсем рядом раздался очень знакомый мальчишеский голос. Принадлежать он мог только одному человеку – Вадику Фишкину.
– Вау! Ты только глянь, Ермол, кто к нам пожаловал! Да ведь это звезда криминального мира, сама Тополян! И что она тут забыла, ты не в курсе? А-а, Ермол, я знаю: стопудово она собирается организовать кражу века – вынести ночью игральные автоматы и, переправив их нелегально в трюме пиратского корабля в Лас-Вегас, продать их тамошним игорным заведениям за бешеные бабки!
– Вау, йес! А сейчас она явилась на разведку! – в восторге подхватил Ермолаев, делая страшные глаза и заговорщицки понижая голос до свистящего шепота. – Фишка, блин, я так и вижу заголовки завтрашних газет… э-э-э, что-то типа такого: «Сенсация! Ограбление века! Вопиющая по своей дерзости кража в «Золотом апельсине!»
На мгновение Тополян потеряла способность говорить, двигаться и вообще мыслить. Ей бы повернуться и бежать сию же секунду отсюда, подальше от этих кривляющихся клоунов, но ее ноги словно приклеились к полу, выложенному светлой квадратной плиткой. В горле моментально образовался ком. Девушка побледнела и только машинально сжимала в руках свою маленькую кожаную сумочку. На миг ей показалось, что все слова, которые она собиралась произнести, застряли где-то глубоко в горле и никогда уже не вернутся наружу.
– Эй, Светик, колись, за выручкой пришла, да? Так ты ночью, ночью приходи, с отмычками, уж тебе ли не знать, когда лучше на дело выходить, только сигнализацию не забудь отключить! – никак не унимались мальчишки.
А Фишкин так развеселился, что вскочил с высокого стула и, изображая игру на гитаре, заорал прямо в ухо опешившей Тополян:
Даже злые урки все боялись Мурки.
Воровскую жизнь она вела.
Мурррка! Ты мой Муррреночек!
Мурррка! Ты мой котеночек!
Ла-ла-ла-а…
Некоторые игроки прекратили терзать автоматы и стали с интересом и недоумением наблюдать за ходом действа, но Фишкина с Ермолаевым любопытство посторонних не смущало. Казалось, наоборот, оно только раззадоривало не на шутку развеселившихся приятелей. Как ненормальные, они скакали и размахивали руками прямо перед лицом девушки, отрезав ей путь к выходу. С отвращением взглянув на довольно ржущих одноклассников, Светлана резко выбросила вперед руку и сильно толкнула Ермолаева в грудь. От неожиданности тот отлетел в сторону и чуть было не приложился своей не слишком умной головой к ближайшему автомату. Путь был свободен.
В полном отчаянии Светлана вылетела на улицу и бросилась бежать, почти не разбирая дороги, лишь бы оказаться подальше от этого проклятого клуба. Ей казалось, что мальчишки выскочили за ней и улюлюкают вслед и что все прохожие оборачиваются и с неодобрением показывают на нее пальцами.
Все это происходило, конечно, только в распаленном воображении Тополян. Никто за ней не гнался и пальцами в спину не тыкал. Страшно довольные своим остроумием, Фишкин и Ермолаев перевели дух и как ни в чем не бывало вернулись к прерванной игре.
Когда Тополян снова обрела способность воспринимать окружающий мир, то оказалось, что она находится в сквере недалеко от «Золотого апельсина», правда совсем в другой стороне от собственного дома.
Светлана любила этот тихий, зеленый летом сквер. Обычно по вечерам здесь собиралась молодежь, стихийно объединяясь в группы по интересам. Здесь можно было примкнуть к неформалам, среди которых встречались ой какие неординарные личности, на соседних скамейках потягивали пиво студенты колледжа, расположенного неподалеку, а около огромного здания Дворца молодежи обычно собирались роллеры. В своем навороченном снаряжении они были похожи на средневековых рыцарей.
Сама Тополян не относила себя ни к рокерам, ни к панкам, ни тем более к скинхедам, но тем и замечательно было это место, что абсолютно каждый желающий мог запросто влиться в любую тусовку, пообщаться и высказать свое мнение, если шел спор. И вовсе не обязательно было быть молодым. Оттуда не прогоняли никого и никого не считали чужим. Там не спрашивали имен и не лезли в душу. И зачастую случалось так, что одинокие люди находили здесь свой круг общения, а иногда даже друзей.
Светлана изредка прогуливалась по скверу, в глубине души отчаянно надеясь обрести если не подругу, то хотя бы просто пару хороших приятелей. Один раз она даже присоединилась к группе рок-музыкантов, которые наигрывали популярные хиты, собрав вокруг пританцовывающих и подпевающих тинейджеров. Тополян простояла около них полтора часа и даже пообщалась с девушкой-гитаристкой, но этим их знакомство и ограничилось.
Вообще, если бы Светлана решилась примкнуть к какой-либо группе, то уж, пожалуй, наверное, к готам. Правда, она очень приблизительно представляла особенности этого неформального молодежного объединения. Не знала, чем они дышат, какие цели преследуют и какие идеи их вдохновляют. И, если честно, не особенно вся эта фигня ее интересовала. Просто Тополян нравилось, что готы одеваются всегда во все черное и выглядят от этого круто. А ведь черный цвет ее любимый! Но видно, не судьба была Тополян стать крутой готессой.
Сейчас, в половине первого дня, деревянные скамейки, уютно расположенные полукругом под старыми высоченными кленами, были почти все свободны. Осень настойчиво напоминала о себе холодным ветром, сыростью и низким свинцово-серым небом. Лишь кое-где жались друг к другу немногочисленные парочки да мамаши выгуливали своих чад, плотно закутанных в теплые курточки и шапки до самых бровей.
Светлана села на первую попавшуюся скамью и принялась себя жалеть. Ну почему, почему ей так не везет? Весь мир ополчился против нее, а чем она заслужила такое отношение? Почему все вокруг видят в ней только плохое и никто, ни одна живая душа, не хочет замечать ее броскую внешность, ее яркую индивидуальность? Светлане стало безумно обидно. В носу защипало, и слезы хлынули вдруг таким бурным потоком, останавливать который не имело никакого смысла. Оставалось лишь выплакать их все, до самой последней слезинки.
6
– Ай, не плачь, красавица, дай ручку, я тебе погадаю, всю правду скажу. И что было, и что будет, а ты мне на хлебушек несколько монеток подкинь, позолоти ручку!
Тополян подняла зареванное лицо. Прямо перед ней стояла молодая, красивая цыганка в кожаной куртке и длинной цветастой юбке. За ее руку держался малыш лет трех, замотанный в живописные лохмотья, явно с чужого плеча.
Светлана, насупившись, молчала и шмыгала носом, а цыганка продолжала вкрадчивой скороговоркой, внимательно глядя ей в лицо:
– Не бойся, красавица, дай ребенку на молочко. Вижу, беда у тебя, выхода не видишь, только я так скажу, милая: ты хочешь жить по-хитрому, а надо по-простому. Ну, дай-ка мне руку, всю правду узнаешь! – Женщина присела рядом со Светланой на край скамьи.
Тополян заколебалась. Она, конечно, чуть ли ни с пеленок знала, что цыганкам доверять нельзя, что нежелательно встречаться с ними взглядом, потому что они обладают способностями к гипнозу, что они прекрасные психологи и умело манипулируют человеческими слабостями и пороками. Так вокруг пальца обведут, что и вякнуть не успеешь!