Толстый – повелитель огня, стр. 41
Глава XXVI
Домой!
– Уезжаете, молодой человек? – Валерий Палыч стоял у калитки, элегантно крутя на пальце связку ключей. Свободной рукой он поправлял на шее несуществующий галстук, в общем, всем своим видом выражал почтение Тонкому.
Сашка смущенно кивнул. Он еще помнил, как подозревал старика в поджоге, и это не прибавляло ему уверенности в себе.
– Я знал, что вы талантливый, вот! – Он победоносно кивнул Витьку: – Учитесь!
– Я извинился, – буркнул Витек, навьючивая на Тонкого второй рюкзак с яблоками.
Рюкзаки были тяжеленные, да и яблоки дома никто есть не станет, кроме, может быть, Ленки. Но обижать гостеприимного Витька Сашке не хотелось.
– Ладно! – Валерий Палыч снисходительно потрепал Витька по щеке. (Витек поморщился, но стерпел.) – Я не сержусь.
– Правда? – переспросил Витек.
– Правда. Только вы, это… – Сосед сделал театральную паузу, откашлялся и торжественно произнес: – Грузовичок-то уберите! Не по душе мне, старику, просыпаться в шесть утра!
Витек тихонько застонал, бросил Валерию Палычу торопливое:
– Нам пора, электричка скоро. – И пошел, не оборачиваясь, в сторону платформы, увлекая за собой Сашку.
Ленька остался в пекарне, работать за двоих, и Тонкий не сомневался, что сейчас Валерий Палыч пойдет донимать его с этим грузовиком. Ничего, Леньке не привыкать.
Когда они отошли на безопасное расстояние, Витек замедлил шаг и впервые за много дней сказал Тонкому:
– Спасибо.
– Не за что, – ответил Сашка.
Не потому, что поскромничал, а потому, что неохота ему было говорить на эту тему.
Он так и не видел Васнецова с того утра, когда бабушка мазала ему ссадины, чтобы Тонкий мог спокойно покопаться в корзине для бумаг. Зато прекрасно знал: если и увидит еще, то не скоро.
И талантливый парень ведь, хоть и дурак! Тетя Лена приезжала на днях, рассказывала.
Он был способнее многих в своей группе, но отчаянно не хотел работать. Доходило до смешного: тетя Лена велит прочесть монолог, а парень читает «Стрекозу и муравья», потому что монолог он не выучил, времени, видите ли, не было. Как же: актер входил в образ! «А при чем здесь «Стрекоза и муравей»?» – спрашивала тетя Лена. «Зато прочел хорошо», – отвечал Васнецов, и это было правдой. Только экзамены-то сдавать все равно надо, причем – вовремя…
Толяша долго не мог поверить, что его действительно выгнали из университета. Ходил, просил, обещал сдать все «хвосты» в кратчайшие сроки… Очень переживал, что потеряет в армии два года, прежде чем сможет восстановиться.
Артист ведь растет в театре: пока молодой – играешь маленькие роли или в массовке, набираешься опыта. И никто над тобой не смеется, ты же еще молодой! Станешь постарше, как артист и как человек, – доверят главную. Потом еще одну и еще, потому что взрослому актеру не к лицу маленькие роли: таких считают неудачниками.
Васнецов был уверен, что если он закончит университет на два года позже своих однокурсников, то карьера не сложится с самого начала. Все будут думать: взрослый, а роли играет маленькие, значит, неспособный. Пусть и дальше в массовке парится, так ему и надо.
Тетя Лена долго объясняла, почему все не так, что Васнецов зря боялся и два года – не пять, уж два ему бы простили… Тонкий мало что понял из ее содержательного монолога. Да он и не стремился особо, ведь это уже неважно.
Толяша не вернется в свой университет – туда с судимостью не берут. Может быть, конечно, найдется какой-нибудь заштатный институтишко, которому все равно, кто такие его студенты, лишь бы за учебу платили. Может быть, Васнецов его и закончит. Но подготовка у него будет неважнецкая, и лет ему будет не то чтобы много, но многовато для молодого артиста. Вот теперь карьера его и правда не сложится с самого начала. Все будут думать: взрослый, а роли играет маленькие…
Может, и сбудется мечта Васнецова, но поздно и совсем не так. Может, он и будет актером, но позже и совсем не таким. Сам виноват, хотя от этого не легче.
Он думал: конец карьере и уже нечего терять. Он думал – жизнь кончена, и не хотел слушать объяснений преподавателя. Когда жизнь кончена, меньше всего хочется кого-то слушать.
Тетя Лена не стала бы обманывать Васнецова: после армии, пусть двумя годами позже, он мог бы, если бы захотел, вернуться в университет. Его карьера еще могла бы сложиться вполне удачно. Короткое слово «месть» изменило все планы.
Подъехала электричка, Тонкий шагнул в тамбур, принимая на ходу рюкзак у Витька. Намазанный крыс пачкал куртку за пазухой. Ожоги его уже подзажили, начали отрастать усы, и вообще Толстый теперь выглядел заметно лучше. Ну, если не считать вечно измазанную шерсть и ортопедический ошейник (нет, весь он еще его не сгрыз, но Сашка не сомневался, что все впереди).
– Бывай, Саня, – Витек подмигнул. – Учись хорошо.
– Сам учись, – не обиделся Тонкий.
Он встал в тамбуре, облокотившись на изрисованную стену. Шикнули, закрываясь, двери, электричка тронулась.
За окном мелькали прохожие и голова Витька. Кажется, он что-то кричал…
Тонкий припал к стеклу и сквозь стук колес успел расслышать:
– Саня! Ты забыл купить билет!..