Вкус блаженства, стр. 54

Глава 40

Никогда еще отец не казался Терману таким старым. Генри Терман тяжело опустился на стул и дал знак Куперу выйти из комнаты. Потом он, по своему обыкновению, сцепил пальцы рук на коленях – жест, который Элиот Терман ненавидел, потому что джентльмены никогда не делали ничего подобного. От его отца все еще разило печатным станком, как и от деда.

– Нелегко об этом говорить, – начал Терман-старший.

Элиот сел напротив. Он как раз собирался на прогулку в Гайд-парк и больше всего хотел оказаться подальше от этой комнаты и этого тучного человека, пахнущего потом.

– Мы разорены.

– Что?

– Разорены. Я занял денег – думал, что сумею отдать и долг и проценты...

В сбивчивой речи старика Элиот различил одно повторяющееся имя, отдававшееся гулом крови в ушах: Фелтон, Фелтон, Фелтон.

– Кто этот Фелтон? – спросил он наконец.

Отец прервал свою речь и, моргая, посмотрел на него:

– Лусиус Фелтон вершит финансовые дела всего Лондона. Он не стал ждать...

Старик снова принялся бормотать что-то бессвязное, но Терман уже уловил главное: Лусиус Фелтон разорил его семью. Лусиус Фелтон несет ответственность за потерю дома в Кенте – сейчас отец говорил именно об этом; за потерю его, Элиота, содержания; потерю выезда... Лусиус Фелтон. Человек, в руках которого приданое Колбаски и который женат на ее сестре.

Никогда еще за всю жизнь Элиот не чувствовал себя так скверно, как сейчас, глядя в красное лицо отца, говорившего ему что-то. Конечно, имущество его матери останется неприкосновенным, и поэтому они могут удалиться в деревню, где она выросла и где у нее остался небольшой домик. Один из его братьев теперь станет священником...

– Мистер Фелтон, – сообщил Терман-старший, – был настолько добр, что купил твоему младшему брату армейский чин. – Старик замолчал.

Элиот выжидал. Конечно, отец собирался сказать что-то еще, поскольку Фелтон не мог не поставить еще какое-нибудь условие.

Однако этого, судя по всему, не случилось, потому что отец молча смотрел на него с выражением боли и отчаяния.

– Мне жаль тебя, – сказал старик. – Твоя мать и я будем счастливы в деревне: ты знаешь, мы ведь любим простую жизнь. Но ты... Мне не следовало так бездумно обращаться с твоим наследством, сынок.

– Да, не следовало, – ответил Элиот резко. – Как это ты угодил в лапы Фелтона?

– Я не знал... Он всегда был так добр, а потом...

Через пять минут Терман понял все. За последнюю неделю Фелтон скупил все отцовские векселя и завладел типографией. Он «любезно» пощадил мать с ее вдовьей долей и в качестве акта милосердия предоставил им возможность купить брату армейский чин.

– Теперь все дело за тобой, – сказал отец.

– За мной? – удивился Элиот, все еще не совсем осознав слова отца.

– Денег нет, мальчик. Этот дом... – Он обвел взглядом комнату. – Он оплачен только на неделю. Тебе лучше немедленно рассчитать своего слугу. Полагаю, у тебя есть какие-нибудь соображения насчет твоей будущей профессии: должно быть, в этих своих школах ты многому научился.

Элиот погрузился в молчание.

– Я стараюсь не беспокоиться за тебя, – заметил старик. – У тебя столько друзей по Рагби, они помогут тебе выпутаться. Может быть, даже найдут для тебя место секретаря у какого-нибудь вельможи. Ты всегда хорошо писал, не так ли?

Элиот с трудом разомкнул губы.

– Вон! – выкрикнул он.

– Но...

– Вон! Ты разбазарил мое наследство и разрушил мою жизнь. Единственное хорошее, что я вижу во всей этой истории, – это то, что мне не придется больше слушать глупую болтовню выжившего из ума старика! Мы никогда не принадлежали к одному кругу, никогда!

Генри Терман медленно поднялся с места.

– Поверь, ты всегда желанный гость в нашем доме, Элиот. Мы знаем, что ты выше нас, но в трудную минуту ты сможешь вернуться домой.

– Никогда! – бросил Элиот в лицо старику. – Никогда!

Генри Терман, спотыкаясь, вышел из дома, чувствуя себя таким больным и несчастным, каким только может чувствовать оскорбленный человек. Впрочем, он действительно разорил сына, и это особенно огорчало его. Элиота растили как надежду семьи, как молодого джентльмена, собиравшегося вступить в аристократическое общество. Теперь он на короткой ноге со всеми этими лордами и, конечно, приземлится на все четыре лапки. Друзья помогут ему, например Дарлингтон, о котором сын всегда рассказывал с таким восторгом.

Тем временем Элиот Терман приступил к своему спасению.

– Купер! – завопил он. – Карточку!

Купер достаточно долго подслушивал за дверью, чтобы все понять, и уже упаковывал серебро. Хотя он отлично знал, где находится карточка, его ответ прозвучал не слишком обнадеживающе.

– Я ее поищу, сэр, – сказал он и направился в заднюю часть дома, чтобы упаковать серебряный чайник и пару подсвечников, которые ему давно приглянулись.

Через некоторое время, когда все, что он собирался прихватить, было упаковано в две большие коробки, слуга принес Терману карточку. Как он и ожидал, Терман с вожделением прочел: «Гарри Гроун, "Тэтлер"», – и тут же выбежал из дома. Это дало Куперу достаточно времени, чтобы вызвать наемный экипаж, погрузить коробки и исчезнуть. При этом он предусмотрительно оставил входную дверь открытой на случай, если кто-нибудь пожелает навестить хозяев.

Вскоре в дверь вошли два джентльмена и, проследовав в гостиную, придирчиво оглядели скромное имущество. Один из них, граф Ардмор, снял пальто, а второй, Лусиус Фелтон, принялся просматривать тонкую стопку приглашений на каминной доске. Потом он подошел к окну и слегка раздвинул занавески.

Ждать им пришлось долго, до вечера, а за это время Терман выполнил небольшое поручение Гроуна, бросившегося к печатному станку, как только желанная новость стала ему известна.

Но даже получив от Гроуна целый мешок соверенов, Терман отправился домой не сразу: сперва он завернул в «Конвент» и купил всем присутствующим по стаканчику.

Он не мог отделаться от мысли, что завтра же новость станет достоянием всего Лондона, и хотел в последний золотой вечер разыграть роль молодого джентльмена, богатого наследника.

Когда он бросил на стойку соверен, бармен скривил губы в притворной улыбке, и Терман притворился, что Дарлингтон и Уисли по-прежнему с ним.

Наконец он, пошатываясь, добрался до дома с тем, что осталось от соверенов, полученных от Гроуна. Со всем остальным Элиот решил разобраться завтра, и когда вывалился из наемного кеба, сунул вознице соверен вместо восьми пенсов. При этом он даже не заметил, что занавеска в его гостиной дрогнула.

Войдя в дом, он остановился на пороге и откинул голову, как волк, воющий на луну.

– Купер! Купер! – громко позвал Элиот.

Но Купер не появился. Тем не менее дверь гостиной медленно отворилась, и Терман, качнувшись, провалился в комнату.