Штамм «Андромеда». Человек-компьютер, стр. 81
В 6.00 они все встали и, потягиваясь, посмотрели на часы. Ничего не произошло.
— Может быть, в четыре минуты седьмого… — сказал Герхард.
Они подождали.
Часы показали 6.04. Опять ничего. Телефон не зазвонил, никто не вошел в комнату. Ничего.
Эллис снял целлофановую обертку с сигаретной пачки и скомкал ее. Шуршание целлофана подействовало на Дженет как скрип ржавой пилы. Эллис разгладил целлофан, снова его смял, снова разгладил… Дженет скрипнула зубами.
6.10.
Потом 6.15.
Вошел Макферсон, сказал с кривой улыбкой: «Пока все хорошо», — и снова скрылся.
Они переглянулись.
Прошло еще пять минут.
— Не знаю… — сказал Герхард, глядя на экран компьютера. — Может быть, экстраполяция все-таки была неверной. Ведь всего три точки… Может, попробовать построить еще одну кривую?
Он подошел к пульту управления и начал нажимать кнопки. По зеленому фону экрана побежали белые кривые. Герхард отвернулся от экрана.
— Нет, — сказал он. — Компьютер повторяет первоначальную кривую. Это она и есть.
— Значит, компьютер врет, — сказал Моррис. — В половине седьмого откроется кафетерий. Кто хочет позавтракать?
— Не дурно бы, — проговорил Эллис и встал со стула. — Джен?
Она покачала головой.
— Я еще подожду здесь.
— Вряд ли что-нибудь произойдет, — сказал Моррис. — Вам не мешало бы подкрепиться.
— Я подожду здесь! — Дженет сама удивилась резкости своего тона.
— Ну, хорошо, хорошо, — сказал Моррис, поднимая руки ладонями вверх. Он посмотрел на Эллиса, и они вышли. Дженет осталась с Герхардом.
— У вас есть пределы достоверности для этой кривой? — спросила она.
— Да, — сказал Герхард. — Но мы их уже прошли. Они составляли плюс минус две минуты на девяносто девять процентов.
— Другими словами, припадок должен был произойти между двумя и шестью минутами седьмого?
— Да, приблизительно. — Герхард пожал плечами. — Но припадка явно не было.
Дженет подошла к окну. Солнце уже взошло, и все вокруг заливал бледный, красноватый свет. Почему восходы солнца всегда кажутся менее яркими, менее величественными, чем закаты? Они должны бы быть одинаковыми.
У нее за спиной пискнул сигнал.
— Ой-ой! — сказал Герхард.
Дженет обернулась.
— Что это?
Герхард показал на металлический ящичек на полке в углу. Ящичек был подсоединен к телефону. В нем мигала зеленая лампочка,
— Что это? — повторила Дженет.
— Специальный провод, — ответил Герхард. — Двадцатичетырехчасовая магнитофонная запись для жетона.
Дженет подошла к телефону и сняла трубку. Четкий, размеренный голос говорил: «…тело нельзя кремировать или вскрывать, пока не будет изъята атомная батарейка. Иначе может возникнуть опасность радиоактивного заражения. Для более подробной информации…»
Дженет обернулась к Герхарду.
— Как отключить запись?
Герхард нажал кнопку на ящичке. Магнитофон остановился.
— Я слушаю, — сказала Дженет в трубку.
Молчание. Потом мужской голос спросил:
— С кем я говорю?
— С доктором Росс.
— Вы как-то связаны с… — короткая пауза — нейропсихиатрическим исследовательским отделением?
— Да.
— Возьмите карандаш и запишите адрес. Говорит капитан Андерс из лос-аджелесской полиции.
Дженет знаком попросила у Герхарда ручку.
— Что случилось, капитан?
— Мы расследуем убийство, — сказал Андерс, — и у нас есть к вам кое-какие вопросы.
7
У многоэтажного дома на одной из улиц, отходящих от бульвара Сансет, стояли три патрульные машины. Несмотря на ранний час и утреннюю прохладу, вокруг них уже собралась толпа. Дженет Росс остановила свою машину в начале улицы и пошла дальше пешком. В подъезде молодой полицейский преградил ей дорогу.
— Вы здесь живете?
— Я доктор Росс. Мне позвонил капитан Андерс.
Полицейский махнул в сторону лифта.
— Третий этаж, налево, — сказал он и пропустил ее. Зеваки с интересом смотрели, как Дженет вошла в вестибюль и остановилась перед лифтом. Они вставали на цыпочки, чтобы лучше видеть, толкались, перешептывались. «За кого они меня принимают?» — мелькнуло у нее в голове. На патрульных машинах вспыхивали и гасли красные мигалки, отбрасывая багровые отблески в вестибюле. Подошел лифт, и двери сомкнулись.
Кабина выглядела неряшливо: пластиковая облицовка под дерево, истертый зеленый коврик, весь в пятнах, оставленных бесчисленными поколениями собак. Дженет раздраженно ждала, чтобы лифт наконец дополз до третьего этажа. Она хорошо знала такие дома — приют проституток, наркоманов и всякого городского отребья. Квартиры тут сдавались на короткий срок, помесячно, и жильцы постоянно менялись.
На третьем этаже она вышла из лифта и направилась к двери, у которой толпились полицейские. Ей снова пришлось повторить, что ее вызвал капитан Андерс, и только тогда полицейский пропустил ее в квартиру, предупредив, чтобы она ничего не трогала.
Квартира была однокомнатная, обставленная в псевдоиспанском стиле. Во всяком случае, так ей показалось. Человек двадцать там фотографировали, измеряли, посыпали вещи порошком, снимали отпечатки пальцев, что-то брали, что-то уносили — представить себе, как выглядела комната до этого, было попросту невозможно.
К ней подошел Андерс. Он был довольно молод — лет тридцать пять, не больше, в строгом темном костюме. Длинные волосы, достававшие сзади до воротничка, и роговые очки придавали ему неожиданное сходство с университетским преподавателем. «Как все-таки в нас сильны предрассудки», — подумала Дженет.
— Доктор Росс? — спросил он негромким приятным голосом.
— Да.
— Капитан Андерс. — Быстрое, уверенное рукопожатие. — Спасибо, что пришли. Тело в спальне. Медицинский эксперт тоже там.
Андерс проводил ее в спальню. На кровати лежал труп девушки лет двадцати пяти. Голова у нее была разбита, на теле зияли раны. Постельное белье пропиталось кровью, и в воздухе стоял тошнотворный сладковатый запах.
Кругом царил полнейший беспорядок: стул у туалетного столика был опрокинут, флаконы и тюбики валялись на испачканном ковре, который усеивали осколки разбитого ночника. В комнате работало шесть человек. Полицейский врач за столиком писал заключение.
— Это доктор Росс, — сказал Андерс. — Сообщите ей подробности.
Врач посмотрел на труп.
— Метод довольно зверский, как видите. Сильный удар в левую височную область, повреждение черепа, за которым последовала немедленная потеря сознания. Удар нанесен вот этой лампой. На ней обнаружены волосы убитой и кровь ее группы.
Росс посмотрела на лампу, потом снова на труп.
— А ножевые раны?
— Они нанесены позже, почти наверное после смерти. Она была убита ударом по голове.
Дженет смотрела на голову убитой: с одной стороны голова была промята, как волейбольный мяч, из которого выпустили воздух; лицо, прежде миловидное, было обезображено.
— Заметьте, — сказал врач, подходя вплотную к кровати, — она только начала краситься. Мы предполагаем, что она сидела за туалетным столиком, вот так. Удар был нанесен сверху и сбоку, так что она упала вместе со стулом, смахнув со столика флаконы и все прочее. Потом ее подняли… — полицейский врач вскинул руки и поднатужился, словно поднимая невидимое тело, — и положили на кровать.
— Кто-то очень сильный?
— О да. Это был мужчина.
— Откуда вы знаете?
— Волосы в стоке ванны. Мы нашли два типа. Одни ее, а другие по некоторым признакам могут принадлежать только мужчине. Не менее очевидно, что они совершили половой акт, после которого мужчина принял душ. На влажном полотенце мы обнаружили следы крови группы АО. Группа крови убитой другая. После душа он, по-видимому, вышел из ванной и ударил ее сзади.
Дженет кивнула.
— Затем он поднял ее с пола и положил на кровать. Крови почти не было — ни на туалетном столике, ни на ковре ее практически нет. Но потом убийца взял какое-то орудие и нанес ей несколько ударов в живот. Заметьте, что самые глубокие раны находятся в нижней части живота, так что убийство носит, возможно, сексуальный характер. Но это пока только предположение.