Штамм «Андромеда». Человек-компьютер, стр. 75

— Я вам дам график, — сказал Герхард. Он нажал кнопки, и колонки исчезли с экрана. Через секунду на нем появилась сетка, по которой побежали точки.

— Ах, черт, — сказала Дженет, глядя на график.

— В чем дело? — спросил Герхард.

— Он получает стимуляции все чаще. Вначале был долгий промежуток, затем они пошли через каждые два часа, а теперь этот интервал сократился до часа.

— Ну и что?

— Вам это ни о чем не говорит?

— Да нет.

— А должно бы! Мы знаем, что мозг Бенсона будет взаимодействовать с компьютером, правильно?

— Да…

— Это взаимодействие в определенном смысле будет процессом обучения. Так сказать, ребенок перед вазой с пирожками. Если хлопать его по руке всякий раз, как он потянется к вазе, ребенок вскоре прекратит свои попытки. Вот посмотрите. — Дженет быстро набросала график.

— Это — отрицательное подкрепление. Ребенок протягивает руку и испытывает боль. В результате он перестает тянуться к вазе. Понятно?

— Конечно, — ответил Герхард. — Но ведь…

— Дайте мне закончить. Так будет, если ребенок нормален. Если же он склонен упиваться своими страданиями, произойдет вот что.

Она начертила еще одну кривую.

— В этом случае ребенок все чаще и чаще протягивает руку к пирожкам, потому что ему нравится, когда его бьют по руке. И вместо отрицательного подкрепления мы получаем положительное. Вы помните Сесиля?

— Нет, — сказал Герхард.

Компьютер сообщил:

11.22 — Стимуляция.

— А, черт! Так и есть! — воскликнула Дженет.

— Что?

— У Бенсона начинается положительный прогрессирующий цикл.

— Я не понимаю.

— Как у Сесиля. Сесиль был первым макаком, у которого электроды были подсоединены к компьютеру. Это было еще в шестьдесят пятом году. Компьютеры тогда еще не научились делать компактными — он был большим и громоздким, а обезьяну соединяли с ним вполне реальные провода. Ну, так у Сесиля была эпилепсия. Компьютер улавливал начало припадка и передавал контршок, чтобы его прекратить. Очень хорошо. Казалось, припадки должны были случаться все реже и реже, точно так же как рука ребенка должна все реже и реже тянуться к вазе. Но произошло обратное. Сесилю понравились электрические токи. И он начал старательно вызывать припадки, для того чтобы лишний раз испытать приятное ощущение.

— И, по-вашему, с Бенсоном происходит то же?

— По-моему, да.

Герхард покачал головой.

— Послушайте, Джен, все это, конечно, очень интересно. Но человек не может вызывать или прекращать эпилептические припадки по своему желанию. Он не в состоянии их контролировать. Эти припадки…

— …непроизвольны… Совершенно верно. Человек не может их контролировать, так же как он не может контролировать ритм сердца, кровяное давление, потоотделение и тому подобное.

После продолжительной паузы Герхард сказал:

— Вы ведь хотите сказать, что я ошибаюсь. На экране компьютера замерцало:

11.32 —

— Я хочу сказать, что вы слишком редко бываете на конференциях. Вы что-нибудь слышали об аутогенной тренировке?

После паузы последовало смущенное «нет».

— Долгое время это оставалось загадкой. Считалось, что человек может научиться контролировать лишь сознательные действия. Можно научиться водить машину, но нельзя научиться снижать свое кровяное давление. Ну, конечно, были йоги, которые якобы снижали потребность своего организма в кислороде и замедляли биение сердца почти до летального предела. Как говорят, они способны придать кишечной перистальтике обратное направление и пить через задний проход. Но все это было не доказано и казалось теоретически невозможным.

Герхард осторожно кивнул.

— Так вот, по-видимому, это вполне возможно. Можно научить крысу краснеть одним ухом. Правым или левым, как вам будет угодно. Можно научить ее снижать кровяное давление или частоту биения сердца. То же самое можно сделать и с человеком. Можно!

— Но как? — Герхард спросил это с любопытством. Его недавнее смущение уже прошло.

— Ну, человека с высоким кровяным давлением, например, достаточно поместить в отдельную комнату и надеть ему на руку манжет аппарата, измеряющего кровяное давление. Как только давление понижается, начинает звонить звонок. Вы просите пациента постараться, чтобы звонок звонил как можно больше. Звонок становится положительным подкреплением. Вначале понижение давления носит случайный характер. Но очень скоро субъект находит способ, как его снизить сознательно, и звонок раздается все чаще. А через несколько часов он уже звонит почти не переставая.

Герхард спросил;

— И вы считаете, что Бенсон искусственно вызывает припадки, чтобы получать стимуляцию?

— Да.

— Ну и что? Ведь припадков у него все равно не будет. Компьютер этого не допустит.

— Вы ошибаетесь. Года два назад одному норвежцу, страдавшему шизофренией, вживили электроды так, что он мог раздражать центры удовольствия по желанию. Он проделывал это непрерывно, пока у него не начались судороги.

Герхард поморщился.

Ричардс, который следил за экраном, вдруг сказал:

— Что-то не так!

— В чем дело?

— Данные перестали поступать.

На экране они увидели:

11.32 —

11.42 —

Дженет вздохнула.

— Попробуйте экстраполировать эту кривую, — сказала она. — Проверьте, действительно ли у него начался цикл аутогенной тренировки и как быстро развивается этот процесс. А я пойду посмотрю, что случилось с Бенсоном.

Дверь за ней захлопнулась. Герхард повернулся к компьютеру.

КРИЗИС

1

Пятница

12 марта 1971 года

На седьмом этаже царила тишина. За столом сидели две дежурные сестры. Одна писала что-то в истории болезни, другая ела плитку шоколада и читала «Хронику кино». Дженет взяла с полки историю болезни Бенсона и раскрыла ее. Сестры не обращали на нее никакого внимания.

Дженет хотела убедиться, что Бенсон получил все назначенные ему препараты. Но, к своему удивлению, обнаружила, что это было не так.

— Почему Бенсон не получает торазина? — спросила она.

Сестры с недоумением посмотрели на нее:

— Бенсон?

— Больной в семьсот десятой палате, — Дженет посмотрела на часы: был первый час ночи. — Ему должны были начать давать торазин еще в двенадцать часов дня. Двенадцать часов назад.

— Разрешите? — одна из сестер протянула руку за историей болезни и открыла ее на странице с назначениями. Запись Макферсона о торазине была обведена красным карандашом. Рядом стояла загадочная пометка: «Позвонить».

Дженет знала, что без больших доз торазина бредовые представления Бенсона активизируются и могут стать опасными.

— Ах да! — сказала сестра. — Я помню. Доктор Моррис сказал, чтобы мы исполняли только его предписания и доктора Росс. Доктора Макфи мы не знаем и хотели позвонить ему, чтобы он подтвердил назначение. Ведь…

— Это доктор Макферсон, — жестко сказала Дженет, — глава НПИО.

Сестра хмурилась, рассматривая подпись.

— Но мы-то откуда могли это знать? Подпись неразборчивая. Вот посмотрите, — она вернула Дженет историю болезни. — Мы решили, что это «Макфи», а в телефонном справочнике клиники с таким именем есть только один — гинеколог. Ну, нам и показалось, что тут должна быть какая-то ошибка. Ведь бывает, что врачи берут не ту карту, так что мы…

— Ну хорошо, — перебила Дженет. — Это неважно. Просто дайте ему торазин и немедленно.

— Сейчас, доктор, — сестра сердито посмотрела на Дженет и направилась к шкафу с медикаментами. Дженет пошла по коридору к палате № 710.

У двери палаты, откинувшись на стуле, сидел полицейский и читал «Любовные истории» с таким увлечением, что Дженет даже удивилась. Ей не нужно было спрашивать, откуда он взял журнал — попросил у кого-нибудь из сестер, чтобы скоротать время. Он читал и курил сигарету, стряхивая пепел в направлении стоящей на полу пепельницы.