Подружка №44, стр. 34

– Эрик – мой…

– Я спал в машине, с собакой.

Честно, именно там я и спал. Джерард все время портит воздух.

На слове «собака» Джерард скорчил политически некорректную гримасу и спросил:

– Ну, и как оно? Видишь ли, я провожу опрос…

– А как же тогда новый друг? Давай-ка об этом поподробнее, – обратился я к Лидии.

– Не увиливай. Ты ее трахнул, – уверенно заявил Джерард.

Я притормозил, давая каким-то бродягам перейти дорогу. Они почему-то сказали мне «доброе утро», хотя, уверен, раньше я никогда в жизни их не видел. Джерард машинально ответил «доброе утро», Лидия одними губами говорила что-то про Эрика, я согласно мычал. Пес важно гавкнул.

– Ты ее трахнул, – твердил Джерард, скрестив, насколько я видел в зеркало заднего обзора, руки на груди.

– Эрик мой жених, на прошлой неделе он сделал мне предложение, – добавила наконец Лидия.

– Подумать только, Лидия, и ты ничего нам не говорила, – пробормотал я, сгорая от нетерпения разделаться с Джерардом.

– Поздравляю, – буркнул Джерард, ткнув меня в спину, и одними губами произнес в зеркало: «Ты ее трахнул».

– Какой он из себя? Нет, Джерард, я ее не трахал.

– Абсолютно не такой, как вы, – ответила Лидия.

– В Пензанс сюда, – сказал Джерард.

– Спасибо, Джерард. Туда, где большой дорожный знак с надписью «Пензанс»? – уточнил я. – Слушай, Лидия, а можно я приду на свадьбу не один?

Джерард заерзал на заднем сиденье, засопел и наконец не выдержал:

– Ты никогда не приходишь на свадьбы не один, вечно бросаешь своих девушек дома, чтобы случайно не упустить лишний кадр. Ты и собственную невесту уговорил бы в день свадьбы остаться дома, чтобы развлечься в свое удовольствие. Кого ты приведешь, придурок?

– Элис, – ответил я.

– Это мы еще посмотрим.

– А можно мы все-таки поговорим о поворотном моменте в моей судьбе? – вмешалась Лидия.

– Извини, – согласился я. – Так о чем мы должны тебя спросить?

– У меня все плохо, – вздохнула Лидия. – Просто ужасно.

– С Элис ты не пойдешь, – отрезал Джерард, когда я въезжал на большую автостоянку у моря. В конце концов я добился, чего хотел: по крайней мере, заставил его забыть, какую глупость сболтнул насчет сестры израильского хиппи.

Процедура опознания тела Фарли оказалась короткой. Я даже не взглянул на него, и Лидия тоже, несмотря на то что в восьмидесятых годах был у нее странный период, когда она часами слушала эзотерическую музыку и говорила об очаровании смерти. К слову, я удивлен, как наша дружба пережила это скучнейшее время, и порой думаю, что теперь Лидия во всем мирится с нами из благодарности.

Мы подошли к проходной морга. Навстречу вышел прыщавый и лохматый санитар с блокнотом в руках.

– Мы по поводу мистера Фарли, – сказал Джерард.

– Ах да, – кивнул лохматый. – Фарли, утопленник. «На дне морском покойся с миром, Фарли», – если я еще помню Шекспира.

– Что-что? – не понял Джерард.

– Извините, – сказал лохматый, – нечасто представляется случай так пошутить.

– Цитата из?.. – поинтересовался я.

– Простите? – переспросил лохматый.

– На труп можно взглянуть? – потерял терпение Джерард.

Я не удержался от искушения уязвить лохматого книголюба.

– А вот, например, «Песнь любви Альфреда Дж. Префрока» Т. С. Элиота, – начал я, отнюдь не будучи уверен, есть ли у него такое стихотворение и в том ли порядке я поставил «Дж.» и «Альфреда». Элиот никогда мне особенно не нравился; он столь туманен, что по его основным произведениям должен, по-моему, существовать кроссворд. По вертикали, четыре буквы, «весна среди зимы – особая пора» (8,3). Пять букв по вертикали, «вечное, хоть и влажное, на закате» (4,6). Первому приславшему верные ответы два бесплатных билета на мюзикл «Кошки»!

– Я выучил это в драмкружке, а телевизор смотрю нечасто, – признался лохматый.

– Это там? – спросил Джерард, указывая на дверь с табличкой «Только для персонала».

– Да, – сказал посрамленный на культурной почве санитар. – Идите за мной.

Джерард произвел опознание тела с видом язвительного папаши, уверяющего ребенка, что у него под кроватью никакого чудовища нет. Хотя голова Фарли распухла и была сильно разбита – тело обнаружили, когда на него наткнулся гидроцикл, – по словам Джерарда, опознать его оказалось довольно просто по модной одежде и русым волосам.

Анализ крови выявил высокое содержание наркотика – «Прозака», а не валиума, о котором Фарли говорил в своем сообщении, – и алкоголя. Санитар сказал, что Фарли подписал себе смертный приговор, стоило ему отплыть двадцать метров от берега; даже если бы он передумал, вернуться обратно ему уже не удалось бы. В месте, которое он выбрал для последнего заплыва, мощное течение уносит человека на милю в открытое море, не успеет он и глазом моргнуть. А выплыть среди ночи против течения, выпив и продрогнув, вообще невозможно.

– Плыть надо наперерез течению, а не против него, – заметил я, демонстрируя приобретенные на уроке серфинга знания.

– Знаю, – кивнул лохматый.

– Странно, если б вы не знали, – проронил я.

Как выяснилось, Фарли зарегистрировался в местном кемпинге, и его палатку нашли брошенной. Видимо, на это в обычных условиях никто не обратил бы особого внимания: палатки забывают все, потому что проще купить за пятьдесят фунтов новую, чем возвращаться. У Фарли, однако, палатка была недешевая – по словам санитара морга, она стоила фунтов четыреста, – и он резонно предположил, что Фарли обязательно вернулся бы за нею. Кроме того, в палатке нашли собрание сочинений Сартра, что для человека старше двадцати одного года отнюдь не свидетельствует о крепком душевном здоровье. Полиция искала его машину, но я мог бы сказать им, что у Фарли машины не было. Почти все время, начиная с восемнадцатилетнего возраста, он безвыездно жил в Лондоне, и учиться водить машину ему было совершенно незачем. Опознания, вкупе с дачей подробных свидетельских показаний, оказалось, как сказал нам санитар в морге, вполне достаточно для официального заключения о смерти Фарли. Он еще предупредил, что судмедэксперт может вызвать нас для дополнительных показаний, хотя вряд ли. Тело, по его расчетам, можно будет забрать через неделю, и тогда нам придется оформлять транспортировку через погребальную контору – на что уйдет основная часть оставленного им наследства, как бы велико оно ни было.

По-моему, я выразил наш с Джерардом общий интерес, спросив вслух, сколько же это будет стоить.

7

ИНЫЕ МИРЫ

День похорон Фарли для нас с Джерардом начался с ожидания Лидии у пиццерии в полусотне метров от выхода со станции метро «Брикстон».

Ни один человек в здравом уме и твердой памяти не назначит встречу прямо у выхода из подземки. Ну, во всяком случае, назначив однажды, больше не станет. Несмотря на сказанное мною выше про удивительное единение культур и растущий уровень благосостояния Брикстона, вход на станцию метро выглядит как грозное предупреждение властям: район станет похож на мрачные джунгли Бронкса, если хоть чуть-чуть отпустить вожжи. На станцию «Брикстон» спускаются те, кого выгнали из дому, и те, у кого и дома-то отродясь не бывало; ожидать там встречи – все равно что стоять у дверей палаты психиатрической больницы с усиленной охраной, только без охраны. Когда вам так плохо, что дальше некуда, когда вы подобны агнцу с безнадежно застрявшими в кустарнике рогами, когда чувствуете, что больше не можете, спросите себя: «Я что, живу на станции метро «Брикстон»?» При отрицательном ответе у вас есть некоторые шансы на выход из тупика.

Не то чтобы обитатели станции подземки были совсем безнадежны, о нет! У них нет слезливого, пришибленного, умоляющего, отчаянного вида, столь характерного для большинства обездоленных. Брикстонский нищий не сидит, повесив голову, с табличкой: «Очень хочу есть, идти некуда, помогите, кто сколько может». Его стиль попрошайничества на языке деловых людей можно определить как «атакующий», нежно любимый парнями с черными повязками на одном глазу, несколько веков назад наводивших ужас на путников на больших дорогах.