Огонь желания, стр. 90

Эмили подошла к зеркалу, перед которым сидела ее мать и, разглядывая отражение в нем, сообщила:

– Я тоже хочу такую прическу!

Елена, помогавшая Каролине завивать волосы локонами, улыбнулась.

– После того, как твоя мама нарядится и уйдет, мы с тобой поднимемся в эту комнату снова, и я из тебя сделаю настоящую леди, – пообещала она.

Девочка, которая только что грустила, расстроенная тем, что ее мама собиралась в гости без нее, улыбнулась и уже веселее посмотрела на Каролину.

– Ты сейчас похожа на женщину с той картины, которая висит в гостиной у тети Джейн. Помнишь, ты еще говорила, что ее зовут Нелли.

– Нелли? – недоуменно переспросила Елена, расправляя и укладывая волосы подруги.

– Она говорит об актрисе Нелли Гвин, фаворитке Чарльза II. – Каролина внимательно разглядывала свое отражение в зеркале, опершись локтями о туалетный столик. Она смотрела и не узнавала себя.

На нее смотрела прекрасная незнакомка, которая сохраняла черты прежней модницы миссис Раули, черты нынешней женщины-матери и еще какие-то новые, неведомые до сих пор, черты. Прическа, которую ей помогла соорудить Елена, придала Каролине новый облик, чарующий и загадочный. Эмили была права: эта красавица, смотревшая на всех из зеркала, действительно очень напоминала прекрасную даму эпохи Ренессанса, такую, как Нелли Гвин. В прежние времена, еще до рождения Эмили, Каролина нередко причесывалась именно на такой манер, отлично зная, как идет ей эта прическа.

Но все же она должна была признаться самой себе, что, хотя на щеках ее вновь появился румянец, и вся она заметно похорошела после возвращения в Англию, но печать пережитого оставалась на ее внешнем облике. И пусть ее лицо уже не было таким обветренным и загорелым, как в Лиссабоне и Аскуэре, все же было понятно, что уже никогда у нее не будет той свежести, которой она отличалась в двадцать два года.

Каролина потрогала маленькие морщинки, пролегшие возле глаз, и вздохнула. Годы уходят, унося с собой молодость и красоту, и ничего с этим поделать нельзя.

И все же она была хороша. Лицо ее было нежным, руки – белыми, а тело пахло дорогим туалетным мылом. Женщина улыбнулась, вспомнив, как бывало зимой в Аскуэре не то, что о таком мыле, а о самых примитивных средствах гигиены мечтать не приходилось. Какое счастье, что теперь она могла пользоваться всеми благами, которые всегда являлись неотъемлемой частью ее жизни.

Взгляд ее упал на хрустальный флакон духов, извлеченный ею недавно из сундука, и который стоял сейчас на туалетном столике. Этот нарядный флакон на фоне остальных, довольно скромных туалетных принадлежностей, выглядел просто настоящим франтом. Каролина бережно взяла его в руки, сняла с него изящную пробку и сразу же уловила тонкий запах гиацинтов и роз.

Внимательно пронаблюдав за действиями матери, Эмили, увидев, что та подушилась, спросила, протягивая руку:

– Можно и мне тоже?

Каролина рассмеялась и дотронулась пробкой до запястий девочки, потом поднялась, выговаривая себе, что она уже слишком стара, чтобы так подолгу засиживаться перед зеркалом, и подошла к кровати, где лежало тщательно отутюженное горничной серое шелковое платье – то самое, которое она одевала на корабле.

Сбросив с себя муслиновый халат, она взяла в руки платье.

– Мама, я не понимаю, почему из-за того, что мой папа умер, ты не можешь носить одежду красивых цветов? – спросила Эмили, садясь на кровать.

– Твоей маме еще повезло, что у нее такой замечательный цвет лица и природный румянец на щеках, – сказала Елена, застегивая на платье Каролины многочисленные пуговицы, протянувшиеся вдоль спины. – Вот когда я носила траур по своему благоверному, то выглядела такой невзрачной. В этих черных одеждах я превращалась в настоящую дурнушку!

Она говорила непринужденно, как и обычно, когда вспоминала о смерти своего мужа, но в ее голосе слышалось и еще что-то незнакомое – холодность, разочарование, подавленность?

Каролина резко обернулась и взглянула на подругу. Ясно, что у них с Хокинсом что-то снова разладилось. Опять между ними появилась отчужденность, которая на корабле вроде бы уже начала рассеиваться. Определенно, между ними что-то произошло – какая-то кошка между ними пробежала. Вчера у Уэлстонов к обеду были гости, и Елена вышла нарядная, но без тех сережек, которые ей подарил Хокинс. Теперь добавились и другие признаки, указывавшие на то, что у этой пары снова не все ладно – Елена была грустна, задумчива и погружена в себя, хотя и старалась выглядеть беспечной и веселой. Казалось, она хотела что-то сказать подруге, но не могла, потому что рядом была Эмили.

Облачившись в платье, Каролина подошла к туалетному столику и достала шкатулку с украшениями.

Эмили тут же спрыгнула с кровати.

– Ты увидишь сегодня Беллу и Неда? – спросила она, подбежав к матери, чтобы посмотреть на драгоценности.

Долли уже приходила к ним со своими детьми два дня назад, и общительная малышка очень быстро подружилась с ними.

– Думаю, что я их не увижу. – Каролина подобрала к своему платью жемчужное ожерелье и подыскивала в шкатулке подходящие серьги. – Скорее всего, дети уже будут спать к тому времени, когда я доберусь до дома Гренби.

– А если они не будут спать?

– Тогда они будут играть в своей комнате под присмотром своей няни. – Женщина подобрала пару сережек из жемчуга и бриллиантов, которые были ей когда-то подарены Джередом. Все-таки она идет в дом его родственников.

– Но, может быть, ты все-таки увидишь их? – продолжала канючить девочка, завороженно глядя на свою нарядную мать.

Каролина стояла перед ней во всей своей красе, благоухая духами и сверкая украшениями. Ей жалко было дочку, сгоравшую от желания отправиться в гости вместе с мамой. Но в такое время с детьми не принято было ездить в гости. Впервые она подумала о том, что девочке здесь, в Лондоне, было довольно скучно, ей недоставало общества сверстников. Даже в суровой Аскуэре ей было веселее: там она целыми днями играла на свежем воздухе вместе с детьми Аделы. Хотя, конечно же, ту обстановку нельзя было назвать подходящей для развития ребенка.