«Фабрика слёз», стр. 10
– «Дело моряков – побеждать врагов! Доблести Нахимова всегда мы верны!» – Тут обе девушки синхронно наклонились и, подняв с пола два листа ватмана, которые Клава между делом ловко отложила в сторонку, пока Каркуша изо всех тянула одеяло на себя, резко и одновременно развернули их в сторону комиссии. На одном листе, который держала Каркуша, были изображены дружеские шаржи на всех четверых членов комиссии, причем все лица были узнаваемы и ужасно смешны. Каким-то неведомым образом Клаве в считаные мгновения удалось схватить и буквально несколькими штрихами изобразить самую суть каждого. Второй рисунок, находившийся в руках у Клавы, являл собой юмористический портрет подруг. И хотя лица девушек были обозначены лишь несколькими линиями, этот портрет вызывал изумление: как такое возможно сделать за несколько секунд? Клава изобразила и подругу и себя в матросских бескозырках с развевающимися на ветру ленточками.
– Можно поближе взглянуть на рисунки? – попросил Игорь, протягивая руку.
Каркуша и Клава ловко подобрали листы, разбросанные по полу. Через секунду комиссия наслаждалась творчеством Клавы.
Казалось, все забыли, что в комнате ждут своей очереди еще три пары. Громко переговариваясь, члены комиссии вырывали друг у друга листы ватмана. Напускное безразличие и строгость слетели с них как по мановению волшебной палочки, и теперь эти взрослые мужчины и женщины были похожи на нетерпеливых и шумных детей, не поделивших в песочнице игрушки.
– Вы где-то учились рисованию? – Федор Михайлович наконец оторвался от рисунков.
– Вообще-то нет, – после паузы ответила Клава, – если не считать последние полгода, когда я брала частные уроки.
– Что ж, недурно, – своим почти женским голосом пропищал толстяк. – Весьма и весьма…
– Вы тоже рисуете? – подал голос Игорь, глядя Каркуше прямо в глаза.
– Нет, увы, – не растерялась она. – Я пока только пою.
Ее ответ вызвал на лицах членов комиссии снисходительную улыбку. Только Анна Павловна продолжала самозабвенно изучать черты собственной физиономии, так остро и точно схваченные Клавой. Она разглядывала рисунок точь-в-точь как смотрелась в зеркало – придирчиво, но совсем нестрого.
– Скажите, – резкие нотки голоса Миры Германовны разрушили воцарившуюся было атмосферу всеобщего веселья и счастья. – А как давно вы знакомы друг с другом?
– Мира Германовна! – воскликнул Игорь, прежде чем одна из подруг успела открыть рот. – Не стоит, мне кажется… По-моему, с этой парой все ясно… Предлагаю отпустить их до завтра? – И Игорь вопросительно посмотрел на Федора Михайловича, потому что Анна Павловна была по-прежнему занята созерцанием Клавиного «шедевра».
– Легко, – добродушно согласился толстяк, вытащил из заднего кармана брюк носовой платок и осторожно приложил его к лысине.
– А как же анкета? – взвизгнула Мира Германовна.
Теперь, глядя на ее вмиг заострившиеся черты лица, было трудно представить, что эта злобная тетка способна от души хохотать, прикрывая ладошкой рот.
«Как все-таки быстро меняются люди!» – с безотчетной тоской подумала Каркуша, а в следующую секунду снова раздался визгливый голос Миры Германовны:
– Установленные правила существуют для всех без исключения! И я требую…
Но Игорь ее перебил.
– Дорогая Мира Германовна, – с непередаваемым сарказмом, нараспев проговорил он. – Я бы не посмел оспорить ваше утверждение, тем более учитывая, что вы меня старше, причем значительно… если бы не одно «но»… Оно состоит в следующем немаловажном, на мой непросвещенный взгляд, обстоятельстве: шоу «ЖЗР», согласно заявленному во всех СМИ слогану, является первым в истории мирового телевидения шоу без правил. Поэтому ваше возмущение по поводу якобы установленных кем-то правил считаю неуместным и, более того, противоречащим основной, то есть программной, идее нашей будущей программы. Прошу прощения за невольный каламбур…
И его лицо озарила столь лучезарная и обескураживающая улыбка, что слова так и застряли в горле Миры Германовны, заставив ее крупно вздрогнуть, а затем вскочить со стула и быстро зашагать к выходу. Громко хлопнув дверью, она скрылась за нею навсегда, во всяком случае навсегда для героинь нашего повествования, которые стояли в немом изумлении, как сомнамбулы уставившись на круглую позолоченную ручку двери, выкрашенной в белый цвет…
9
Каркуша спала неспокойно. Каждые полчаса просыпаясь мокрой от пота, она меняла футболку, падала на подушку и снова проваливалась в вязкие, словно расплавленная резина, сны, неизменно возвращаясь к одному и тому же эпизоду. Ей снилась белая с круглой позолоченной ручкой дверь, кто-то то и дело выскакивал, оглушительно ею хлопая, а потом вбегал в комнату и снова захлопывал дверь с такой силой, что та едва держалась на своих хлипких, никогда не смазывавшихся петлях. Дверь эта, приходя в движение, издавала такой протяжный и надрывный скрип, что даже во сне волосы на голове у Каркуши вставали дыбом.
Вчера она так и не позвонила Роме. Несколько раз порывалась, но почему-то нажимала на отбой прежде, чем Рома успевал взять трубку. Клава тоже считала, что со звонком следует повременить. Она не распространялась, почему так думает, а Каркуша не спрашивала. Сама же она объясняла себе свою нерешительность так: если Рома провалил первый тур, это известие только испортит ей настроение, но никак не повлияет на их с Клавой дальнейшие действия. Конечно, всей душой Катя желала оказаться на шоу вместе с Ромой, но даже если судьба распорядится иначе, ее это не остановит. Она будет продолжать борьбу и дойдет до конца в своей решимости помочь любимому человеку в осуществлении его заветной мечты.
Но сейчас, проснувшись ни свет ни заря, Каркуша вдруг поняла с отчетливой ясностью: прежде чем они с Клавой отправятся в Останкино, нужно обязательно позвонить Роме и все ему рассказать. Ведь народу после первого тура отсеялось очень много, гораздо больше половины… А вдруг во втором туре мальчиков и девочек не будут разделять? Почему-то ей так отчетливо представилась их встреча, изумленное Ромино лицо, его несколько пренебрежительный вопрос: «А ты что здесь делаешь?», что захотелось немедленно позвонить ему.
– Кому это ты? – Клава приподнялась на локте и смотрела на Каркушу удивленными, сонными глазами.
– Роме. Понимаешь… – принялась было объяснять Каркуша, но Клава перебила ее, указав на часы:
– С ума ты сошла, половина седьмого! Ты лучше подумай, что мы сегодня будем делать, если опять попросят что-нибудь показать… Прикол с нахимовцами уже не сработает.
Второй тур был назначен на десять часов, но еще вчера подруги решили, что приедут пораньше, чтобы сориентироваться в ситуации и увидеть, сколько человек в итоге осталось.
– Авось не попросят, – отмахнулась Каркуша.
Их яркая победа в первом туре, в результате которой приемная комиссия сократилась на одного человека, вселяла надежду и даже уверенность, что решение по поводу их пары уже принято. Впрочем, это вполне могло оказаться и не так.
– Слушай… – Клава задумчиво накручивала на палец русую прядь. – Ты знаешь такой танец, «Летка-енька» называется?
– Первый раз слышу…
– Вставай! – Клава резко откинула одеяло и первая спрыгнула на пол. – Раз, два! Туфли надень-ка! Как тебе не стыдно спать? Славная, милая, смешная енька нас приглашает танцевать!
Через пять минут подруги прыгали по полу, синхронно выбрасывая босые ноги то вправо, то влево.
– Может, мне глаза подкрасить, как ты думаешь? – спросила Клава, взглянув на себя в зеркало.
Каркуша с удивлением отметила про себя, что в настроении Клавы, которая раньше относилась ко всей затее с кастингом более чем скептически, произошли явные перемены: в ней проснулось что-то похожее на азарт. Кате так хотелось подколоть подругу, съязвить, задать какой-нибудь каверзный вопрос: «Я тебя не узнаю, подруга, в чем дело?» Но пошутить на эту тему Каркуша не решилась. Вместо этого она, покачав головой, произнесла: