В поисках тебя, стр. 21

– Моя мать действительно окончила консерваторию и могла бы иметь успех на сцене, – глухо возразил Рене. Он мог терпеть многое, но если кто-то недоброжелательно отзывался о его матери… Хотя он уже сто лет ни с кем не говорил на эту тему. Вечно приходилось врать, если клиентки интересовались его происхождением. А там уж чего только он не наслушался о воображаемой пианистке! Но ведь на плод фантазии ему было наплевать. Здесь же речь зашла о реальном человеке, самом светлом воспоминании детства. – Она все бросила ради отца, а тот просто сгноил ее на своей чертовой ферме.

Анаис не ожидала, что он пойдет на такую откровенность. В словах Рене она услышала и тоску, и обиду, и боль. Все эти чувства он вынес из детства. Вынес так же, как и она. Рене преклоняется перед матерью… А ведь у Анаис и того не было. Она с колыбели стала сиротой.

– Прости, я не знала. Просто Джуди так расписала роман воображаемых родителей, что в него невозможно было поверить. Мне и в голову не пришло, будто это ложь лишь наполовину.

– Нет, ты права. – Рене поймал себя на том, что чересчур разоткровенничался, надо свести эту тему на нет. – Но давай больше не будем об этом. Я открыл правду, теперь твоя очередь.

Анаис не любила говорить о своей семье, но с Рене она почему-то не чувствовала привычной скованности в этом вопросе. Может потому, что он сам, как выяснилось, не знал, что такое семейная идиллия? Анаис даже Мартину не рассказывала всей правды, а тут ей почему-то захотелось поделиться.

– Боюсь, я могу рассказать еще меньше. Отец бросил мою мать, а мать бросила меня. Вот все, что я знаю о родителях. До десяти лет жила с бабушкой, а когда она умерла, меня отправили в интернат. – Анаис хотела казаться непринужденной, словно семейная трагедия, разразившаяся много лет назад, теперь не имеет для нее никакого значения, но к горлу подкатил ком. Она смешалась и замолчала.

– Прости, – в свою очередь извинился Рене. – Не будем больше об этом вообще. Одно расстройство.

Анаис, смотревшая в окно, почувствовала, как он взял ее руку. И в этом теплом прикосновении она вдруг ощутила невысказанное единство. Словно этот Рене был давно знаком ей. Перед Анаис развернулась картина его юности: мать, затюканная мужем, вечные скандалы из-за нехватки денег. Отец – тупой, ограниченный человек, к тому же еще и пьющий, скорее всего, был не способен понять тонкую натуру женщины, отдавшей ему все. Мать – воспитанная, в высшей степени культурная, погибающая под гнетом провинциального мещанства. И Рене, убегающий из дома на конюшню, чтобы не видеть всего этого. Как похоже, как до боли похоже на ее собственную судьбу. Только не поладив с девчонками в интернате, Анаис убегала на ипподром, к чужим лошадям, а не к своим. Рене держал ее руку, а перед глазами у нее мелькали картинки их безрадостного детства. Их общего детства, их общего горя. И на мгновение ей показалось, что соединились две половинки, так долго искавшие друг друга. Ведь если бы Рене попал в их интернат, какими бы друзьями, какой опорой друг другу они могли бы стать! В детстве Анаис много мечтала о старшем брате, который защищал и оберегал бы ее. И, будь они вдвоем, в их жизнях не нашлось бы места этим бесконечным лживым романам, этой пошлости, развращающего душу притворства. Вдруг где-то глубоко вспыхнуло осознание того, что все еще можно исправить.

– Эй, ты задумалась? – Голос Рене звучал мягко, ласково, а это теплое «ты» вместо холодного «вы» создавало иллюзию единства, родства.

Но только иллюзию. И Анаис горько улыбнулась.

– Мы что-то раскисли. А депрессии – это привилегия богатых, нам страдать психологическими мигренями некогда. Извини, что изливаю тут душу.

– Да ты почти ничего не сказала, – усмехнулся Рене.

Действительно, Анаис молчала все это время, но ей почему-то казалось, что Рене слышал ее тайные мысли так же, как и слова.

– Это потому, что мы больше никогда не встретимся, – высказала свою мысль Анаис. – Такое случается между незнакомыми людьми. Гораздо сложнее исповедаться человеку, которого потом будешь видеть каждый день. А тут все просто: наши жизни больше не пересекутся. Ты через месяц забудешь обо мне, я о тебе.

– Верно, – согласился Рене, но ее руку не выпустил, словно забыв об однажды дозволенном нарушении личной дистанции.

Странно. Как легко, как хорошо быть самим собой. Можно говорить о том, что тебя действительно волнует, и видеть, что человеку, сидящему напротив, это небезразлично. Рене давно отвык от подобной роскоши. Последний раз он так откровенничал с Энн Макбрайт.

Тарелки уже давно стояли пустые, кофе остыл. Машинально отхлебнув из чашки, Рене чуть не выплюнул холодную горькую жидкость:

– О господи! Что за пойло?!

– И вовсе не пойло. – Анаис, воспользовавшись удобным моментом, отняла руку. – Просто мы уже час сидим здесь. Пойдем, Джуди будет беспокоиться, а мне Мартин должен позвонить.

Джуди, Мартин… Вот и снова реальная жизнь легким прикосновением разрушила карточный домик сказки. Рене натянуто улыбнулся.

– Да, а то Теренсы поднимут тревогу и нас будет разыскивать полиция. Я тебя провожу, ты не против? Раз уж мы никогда больше не увидимся.

– Хорошо. – Анаис поправила перед зеркалом шляпу. – Идем.

После откровенных разговоров Рене хотелось шутить, чтобы замять этим сентиментальные воспоминания.

– А представь, если ты выйдешь замуж за Мартина, а я женюсь на Джуди.

Анаис искренне рассмеялась.

– А потом мы заграбастаем все их денежки – и привет семье!

– Очень дельный план, одобряю, так и сделаем. Надо только уточнить детали операции. – Рене деловито извлек органайзер. – Итак…

7

Анаис устало опустилась на кровать. Она чувствовала себя потерянной и разбитой. Казалось бы, ей негде было утомиться, но какая-то гнетущая усталость давила на плечи. Ее мучило непонятно откуда взявшееся ощущение неправильности жизни. Или, точнее сказать, запутанности. У Анаис в руках как будто были сотни и тысячи нитей, но только одна из них по-настоящему принадлежала ей. Все другие, если дернуть посильнее, превращались в пыль. Но как найти, как угадать ту единственную. Появилось острое чувство неуверенности в себе, в своей жизни. Только вчера небо над головой было безоблачным и прозрачным, а сегодня… Сегодня Анаис уже не могла точно сказать, где земля, а где небо. Вокруг образовался сплошной вакуум, требующий срочного заполнения. Но чем? Внутри же, напротив, эмоции переплелись, перемешались, соединившись в тугой клубок. Он давил на сердце, он болел, но, как распутать его, Анаис не знала.

Надо попробовать разобраться в себе, ухватившись за первый попавшийся хвост. Начинать проще с Мартина. Что-то изменилось в отношении Анаис к нему. Причем изменилось не далее как после сегодняшнего посещения «Аскота» – а точнее, после разговора с Рене. Она попыталась прислушаться к своим ощущениям – пусто. На том месте, где еще недавно прочно стояло здание под вывеской «Выгодно – значит нужно», теперь не осталось даже руин. Интересное дело. Но в голове Анаис выстроилась четкая логическая цепочка, которая раньше выглядела неубедительной, а теперь выступила в качестве непреложной истины: «Я не люблю его. Я с ним из-за денег. Но зачем мне деньги, если я не смогу быть с человеком, которого полюблю?». Так. А кого же тогда она подразумевает под этим человеком? Рука вдруг ощутила теплое прикосновение. Рене Дюлье. Анаис даже стало смешно: два дня знакома с человеком и вдруг на тебе – влюблена! Глупость. И, отвергнув эту мысль, она стала двигаться дальше. Итак, что еще связывает ее с Мартином, кроме денег. Секс? Пожалуй. Теренс умеет доставить женщине удовольствие, но кто сказал, что с любимым человеком будет хуже? Хорошо, дальше. Привязанность. Привычка. Эти чувства легко перекрываются любовью. Их тоже можно не брать в расчет. Но чувствует ли она к Мартину что-нибудь другое? По идее должна бы, но мало ли на свете людей, которые, уже поженившись, обнаруживают, что они совершенно чужие друг другу? Анаис напряглась. Так любит она Мартина или нет? Сильный, по-мужски уверенный в себе, эгоистичный, но в пределах нормы (последняя история с Изабель наглядно подтвердила это), самовлюбленный. Однако ведь все мужчины такие, по крайней мере других она не встречала. И опять Рене бесцеремонно вторгся в мысли, как осознание того, что вот как раз он-то и есть исключение. Но здесь Анаис активизировала заранее подготовленный аргумент: слишком маленький срок – мужчины, если общаешься с ними недолго, умеют маскироваться. Яркий пример – Стив. Ведь нравился же, пока не дошло до тесного контакта. С Мартином же она знакома уже порядочно. Правда, тут сразу всплыл вечер в Лиссабоне. Как-никак, а Теренс в гневе поднял на нее руку. Конечно, потом долго извинялся, но сам факт говорит за себя. Разве на любимого человека замахиваются? Однако здесь Анаис вспомнила, что начала-то, собственно, она сама. Значит ли это, что Мартин ей безразличен? Тут вспомнились слова Рене: «Он по натуре завоеватель, которого привлекают непокорные женщины. Любовь здесь ни при чем». Полная каша. Чем больше Анаис пыталась разобраться, тем сильнее запутывалась. Нет уж, хватит. И так голова болит. Пускай остается как есть. Существует Мартин, который если и не любит, то хотя бы дарит подарки и обеспечивает материально. А что до нее самой, так не велика беда. Будто раньше она общалась с мужчинами исключительно по любви.