Алексеевы, стр. 29

Я столкнулся с этим еще в детские годы. Так, где-то в 1925 или в 1926 году, когда я учился в пятом или шестом классе, в школах велась усиленная пропаганда атеизма, детям внушали, что религия отвлекает от единственно правильного материалистического мировоззрения, что занятиям в школе мешает церковный звон, отвлекающий школьников от мышления и восприятия даваемых учителями знаний, а совсем недалеко была тогда еще действующая церковь, и колокольный звон доносился в открытые окна классов.

Однажды кто-то из дирекции пришел к нам в класс с предложением проголосовать за то, чтобы послать от школы прошение в соответствующие инстанции о снятии с этой церкви колоколов, звон которых, якобы, отвлекает нас от занятий, мешает нам.

Я не хотел кривить душой, мне колокольный звон совершенно не мешал, мне даже казалось, что он вносит какое-то успокоение, гармонию, поэтому я проголосовал против и, конечно, попал на заметку, как ребенок с отсталой, «интеллигентской» идеологией.

К тому же мне показалось, что наша милая, пожилая интеллигентная классная руководительница Юлия Петровна Струве как-то не очень уверенно проголосовала за снятие колоколов, и лицо у нее при этом сделалось печальное и какое-то отрешенное.

В перерыве между уроками я догнал Юлию Петровну в коридоре и, идя с ней рядом, тихо спросил, верит ли она в Бога? На долю секунды приостановив шаг, она со скорбным лицом тихо ответила: «Верю!» «Тогда зачем же Вы голосовали за снятие колоколов?» – спросил я с детской прямолинейностью и жестокостью. Продолжая идти, с секундной паузой после моего неуместного вопроса, Юлия Петровна тихо ответила: «Так было нужно!», и я понял, что поставил ее в трудное положение. Мне стало мучительно стыдно за себя (вероятно, я сильно покраснел) и нехорошо на душе – я своей бездумностью сделал очень больно этой уже сильно пожилой женщине, всегда мягкой, ровной и внимательной со всеми нами, своими учениками!

После этого разговора я не мог поднять на нее глаза, хотел извиниться за неуместные вопросы, но эта значило бы снова вернуться к тому разговору и еще раз сделать ей больно. Я так и не извинился и по возможности избегал общения с Юлией Петровной. В следующем учебном году Ю. П. Струве в школе не оказалось. Ушла ли она сама, или ее уволили, заболела или была здорова, я так и не узнал, а совесть за допущенную жестокую бестактность продолжала мучить меня еще довольно продолжительное время, а потом постепенно происшедшее стало забываться, но, как видно, совсем не забылось и до сих пор «царапает» душу и сердце.

Возвращаясь к моему воспитанию, добавлю, что мама наставляла меня быть всегда обязательным, точным, пунктуальным в общении с людьми и в делах. Если тебя кто-то ждет – не опаздывай, это невежливо, невоспитанно, неинтеллигентно.

Если кому-то что-то обещал – непременно выполни и постарайся сделать это в обещанный срок. «Точность и обязательность – вежливость королей!»

Имей свое мнение, свою точку зрения – не иди ни у кого на поводу.

Будь к людям доброжелателен, и люди ответят тебе тем же. Не отказывай людям в помощи, если ты в состоянии им помочь!

И еще – запомнившееся мне наставление моего отца: «Никому, даже врагу не желай того, чего сам себе не желаешь!»

В какой степени я усвоил все сказанное и как применяю его в жизни, пусть, по совести, оценят и скажут люди, знающие меня.

Мама ведет семью

Вернемся в 1923 год.

После ухода моего отца материальное положение нашей семьи, естественно, ухудшилось, хотя Степан Васильевич помогал деньгами на мое воспитание и много-много раз дополнительно выручал при безвыходном положении: в таких случаях мама сама, или, по маминому поручению, Тиса приезжали к нему в театр просить денег. Он не был жадным человеком и давал какую-то сумму из имевшихся при себе наличных, но бывало, что, несмотря на приличные заработки, денег у него не оказывалось – содержание молодой жены обходилось недешево, а ее запросы и оплачиваемые им расходы неуклонно возрастали.

На эту тему артист (бас) Алексей Иванович Демидов-Крючков даже сочинил насмешливые, может быть не во всем справедливые куплеты, распевавшиеся на мотив полу– блатной, модной в двадцатые годы, песни с припевом «Ламца-дрица, хоп-ца-ца!»

Прежде чем привести их, следует сделать следующие пояснения: молодая жена Вера Алексеевна Таскина имела удлиненный тонкий нос и тонкие ноги, за что ее прозвали Цаплей; домашним хозяйством она не занималась и, при отсутствии домработницы или тещи, приготовление завтраков и чего-нибудь к обеду брал на себя сам Степан Васильевич; когда отец еще жил с нами, он много лет коллекционировал марки (кстати сказать, его занятие марками в моем присутствии, когда я имел возможность задавать ему вопросы, очень много дало для моего развития).

Итак, ехидные куплеты А. И. Демидова, посвященные артисту Академических оперных театров С. В. Балашову:

Но возвратимся к финансовому положению маминой семьи.

Получала мама некоторую денежную помощь от старших своих братьев Владимира Сергеевича и Константина Сергеевича, обычно деньги переводил по почте Владимир Сергеевич. Иногда присылала небольшие суммы старшая сестра Зинаида Сергеевна, поскольку Маня осталась без мужа, с двумя детьми школьного возраста.

Но все равно денег на жизнь никогда не хватало, мама занимала у знакомых, закладывала в ломбард какие-то вещи – долги и ломбардные квитанции накапливались.

Материальные трудности заставляли маму искать способы добывать дополнительные деньги, а тут сама экономика молодой Советской страны стала поворачивать к рынку, к грядущему НЭПу, о каковом мама и понятия не имела, так как ничего ни в политике, ни в экономике не понимала и другого источника денег кроме продажи чего-то не видела. Итак, нужно было пробовать торговать… Но чем? Опять кашей или пирожками на рынке, как два с небольшим года назад? Но теперь уже другое время, другие требования и условия жизни…

Когда-то мама немного занималась вышиванием для собственного удовольствия, а теперь одна из знакомых посоветовал ей попробовать делать аппликации, входившие тогда в моду. И мама сделала несколько пробных диванных подушек, разукрасив их аппликациями по рисунку головы Пьеро. Подушки были размером сантиметров по сорок и чуть меньше, насколько я помню: круглые, обрамленные по периметру волнистым воланом; сшила их мама из подручного материала, который нашелся в доме. На белом яйцеобразном куске аппликации мама изобразила разными карандашами лицо Пьеро и на рисунок нашила кусочки цветных материй. Подушки получились довольно импозантного вида и сколько-то их удалось продать. Но это был товар очень трудоемкий и не массового спроса, на любителя, кроме того, для пошива приходилось покупать довольно дорогие исходные материалы.