2012, стр. 30

На дороге Гущева подобрали не сразу: с полдюжины машин промчалось в направлении Москвы, даже не замедлив хода; правда, в большинстве они и без него были полны – то ли люди возвращались в город семьями, то ли их успели остановить ещё раньше: поезда-то стояли, надо полагать, по всей линии, и многие вышли на шоссе куда раньше, чем он. Но, к счастью, какая-то невзрачная вывернулась на трассу из ближнего проселка, и в ней был лишь один мужик – за баранкой. Гущев с облегчением сел, спросив только: «Вы в Москву?». Тот кивнул. «До ближайшего метро подбросите – которое будет вам по дороге?» – «Ага», согласился водитель.

До метро он, однако, Гущева не довёз, как и вообще до Москвы. Потому что уже километров через восемь-девять пришлось остановиться: шоссе оказалось до последнего забитым стоящими машинами, пробка возникла не хуже чем в час пик где-нибудь на проспекте Мира или на Садовом.

Минут через пять стало понятно, что они тут в мышеловке: машины сзади продолжали прибывать. Ясным показалось и то – почему никто не ехал в обратном направлении: уже и вся встречная полоса шоссе была занята теми, кто, вероятно, пытался по ней объехать затор, но и они наткнулись на какое-то препятствие, оказавшееся непреодолимым. Из многих машин люди уже вышли – размяться, обменяться информацией, если она вообще имелась. Почти каждый вышедший тут же начинал звонить, скорее всего, в Москву – и безрезультатно: связи никакой не было. «Ничего удивительного, – так подумал Гущев, – без тока и сотовая не работает, тут рация пригодилась бы, но где же её возьмёшь? Да и с кем по ней свяжешься?»

Информация тем не менее приходила, хоть какая-то: из головы возникшего затора то и сё передавалось из уст в уста. И то, что сюда долетало – а судя по разговорам, затор начинался у самой Кольцевой, – было достаточно странным, даже неправдоподобным. Конечно, передаваясь на такое расстояние, что угодно могло исказиться до собственной противоположности, но всё же никак не могло быть чьей-то полной выдумкой, а в основе должно было оказаться верным. И вот по этим крупицам информации получалось, что дорога была просто перегорожена: то ли въезд в город закрыла милиция, то ли просто какая-то серьёзная группа людей, чтобы не сказать «толпа». И вроде бы у них с милицией, которая там действительно присутствует, идут какие-то переговоры, но какие и когда они могут закончиться и как – никто ничего сказать не может. То есть получалось, что засели тут основательно. Почти в чистом поле. И хотя время не зимнее, но провести тут ночь, хотя бы и короткую, никому не улыбалось. К тому же невольно начинало думаться: а что же в это время происходит в самой Москве? Вспоминались не столь уж давние, хотя, к счастью, и не из нашего опыта, события: толпа жжёт машины, громит магазины… Это в Европе было, культурной, а у нас если начнут, то магазинами не обойдутся, дойдёт, чего доброго, и до квартир… Зябко делалось на душе.

Стали уже возникать группы – из людей, понятно, не тех, чьи машины тут стояли (кто же бросит машину на шоссе!), а из попутчиков – или же, если то была семья, кто-то оставался при транспортном средстве, а остальные собирались в путь. И в самом деле: не за два, так за три часа до города можно было добраться и пешком – ну, а там…

«А что, собственно, там? – спросил себя Гущев. – На самом-то деле ведь никакого метро не будет – раз напряжения нет. А пешком добираться до дому, если даже сил хватит, – это дойдёшь завтра к обеду. Нет, надо как-то по-другому…»

– Вы не знаете – где это мы стоим? – спросил он того, кто довёз его сюда; тот только что вернулся после общения с какой-то группой спешенных ездоков. – Что тут поблизости?

– «Благодать», – ответил водитель. – Посёлок, платформа. Километров двух не доехали. Это так посёлок называется – Благодать.

– Да, знаю… – сказал Гущев машинально. – Спасибо…

Машинально – потому, что с этим названием вдруг прочно связалось что-то, вынырнувшее вдруг из памяти. Да конечно же!

Бывал он в этих местах, даже, кажется, два раза, потому что именно в этом посёлке была дача старика, Настиного отца. И если постучать к нему в дверь, то он, надо надеяться, и на ночь приютит, и обстановку обрисует. Как к нему пройти – помнится слабо, но адрес в памяти есть, а там – найдётся, кого спросить.

– Спасибо за помощь, – сказал он. – Пожалуй, пойду.

И стал пробираться по обочине, вышел на насыпь и зашагал по шпалам, хотя и было это достаточно неудобным.

Странно, но почти в полной темноте ему удалось добраться до намеченной цели почти сразу – лишь однажды он свернул не туда, завидев в переулке несколько освещённых окон, целый этаж. Но уже приблизившись, он понял, что ошибся: дом и правда был не бедный, но там шла какая-то гулянка с не слабой (судя по доносившимся звукам) выпивкой, а этого у старика быть никак не могло. Пришлось повернуть, снова выйти на улицу и двигаться дальше. Было темно и неуютно, даже ощущение опасности возникло – возможно, просто потому, что обстановка была для Гущева очень непривычной. Для успокоения он вновь принялся думать о том, как здорово всё сложилось в последнее время, какой лихой проект он закрутил и как в результате вырастет и авторитет его, и заработок, так что он вполне сможет оказаться если ещё и не в самой элите, то на пороге её, а уж тогда такие откроются возможности – голова закружится от перспектив. Чего доброго, пригласят даже и в Администрацию, Андрей не откажется замолвить словечко, ну, а сам Полкан станет наверняка из самых ближних, он всегда знал, хитрован, на кого работать…

И уже через четверть часа Гущев отыскал ворота, а в них и калитку. Поднялся на крыльцо, нащупал кнопку звонка, нажал – без всякого результата; усмехнулся: звонок был, естественно, электрическим и сейчас оказался лишённым всякого смысла. Пришлось стучать. Сперва вежливо, деликатно, потом – всё громче, и, наконец, уже изо всех сил, пока до него не донеслось:

– Кого там Бог принёс?

Он не придумал ничего умнее, чем:

– Простите, а Настя дома?

– Настя? Ну, входите, на себя тяните!

К вечеру Насте оставалось сделать ещё немало. Но если обладаешь свободой передвижения, всегда можешь найти самый лучший выход из положения.