Игры в личную жизнь, стр. 54
Матрац подо мной приятно завибрировал, принимая точные очертания моего тела. Я слегка поколыхалась и совсем не к месту улыбнулась. Интересно, как можно на таком ложе заниматься любовью? Сплошные неудобства! Тут снова не к месту вспомнился диван в съемной квартире полковника и тот дикий вихрь, что мгновенно сделал нас безвольными и почти сумасшедшими. Я ведь даже не заметила тогда, где мы с ним... С обреченностью умирающей хваталась за его крепкую шею и плечи. Неистово хватала открытым ртом воздух, которого на двоих нам было слишком мало, и без конца молила провидение продлить наше безумие. А потом... Потом все было прозаично и болезненно. Теперь стало еще хуже. И от неизвестности, и от чего-то еще, чего я всю жизнь ждала и боялась одновременно. А больше всего от того, что я боялась: все мои страшные прогнозы сбудутся. Единственная мысль, которой я утешилась, зарывая в подушку заплаканное лицо: кажется, я догадываюсь, где надо искать моего сына...
Глава 18
Ближе к утру звезды затянуло пухлыми сизыми облаками, заморосил мелкий осенний дождь. Я только поднялась, чтобы спуститься на первый этаж в туалет, как он украдкой швырнул в окно первой горстью капель.
Подойдя к окну, я поймала неуверенный свет хмурого раннего утра и попыталась рассмотреть часовой циферблат на запястье. Четыре тридцать... Рановато для подъема, но что поделать, если нужно. Натянув юбку и обувшись в туфли, я подошла к двери, повернула дверную ручку и едва не присела от изумления. Дверь была заперта! Это что еще за номер? Какого черта Лукашину понадобилось запирать меня здесь? Не из-за того же, черт возьми, о чем мгновенно подумалось! Надо же было быть таким идиотом, в самом деле...
И я заколотила что есть мочи кулаками в дверь и принялась выкрикивать какие-то грубые слова, правда, не помню, в чей адрес. Орала я так долго и самозабвенно, что совсем пропустила тот момент, когда в замке повернулся ключ. Опомнилась лишь к тому моменту, когда дверь полетела на меня. Отскочив на безопасное расстояние, я приняла воинственную позу и совсем было собралась обругать Лукашина, когда передо мной возникла фигура совершенно незнакомого человека.
На вид ему было лет двадцать пять, не больше. Рост средний, для мужчины, пожалуй, маловат. Широкоплечий и мускулистый. С опасной, смазанной какой-то физиономией. Таких я всегда боялась. Ни одной приличной приметы, за которую можно было бы зацепиться. Как-то мне довелось прочесть в одном политическом журнале, что люди с таким «портретом лица» обычно служат в разведке. Вот и шел бы туда! Что, интересно, ему здесь-то понадобилось?..
– Ты кто? – вполне резонно поинтересовалась я, когда глазеть на него стало неприлично.
– Охрана, – туманно пояснил он таким же безликим и бесцветным, как его физиономия, голосом.
– А чего дверь закрыта? Или... Или я под арестом?
– Никак нет, – ответил парень и попытался улыбнуться, но вышло не очень убедительно. – В целях безопасности.
– Чьей: твоей или моей? Тебе – чтобы спать спокойно, а мне, чтобы в голову не лезли дурные мысли насчет побега? Правильно я расцениваю ситуацию?
Он согласно кивнул и тут вдруг непонятно с чего улыбнулся широко и открыто. Боже правый, вот чудеса-то! Лицо его мгновенно преобразилось, сделавшись на удивление милым и привлекательным. Парня с такой улыбкой никогда язык не повернется назвать мерзавцем, и он тут же напомнит кого-то хорошо и прочно тебе знакомого. И руку ему пожмешь, и доверишься непременно. Вот и я тоже...
– Мне бы в туалет надо. Кстати, я Александра, а...
– В туалет так в туалет, проблем нет абсолютно никаких, – снова приветливо улыбнулся он, намеренно забыв представиться. – Пошли.
Мы спустились с ним на первый этаж. Благополучно миновали небольшой коридор с дверью в чулан. Пересекли гулкую, пустую столовую, которая в свете мрачного утра показалась мне еще более необжитой и холодной. Вышли в сенцы, и тут мой конвоир указал на утлую дверцу с веревочной петлей вместо ручки:
– Это здесь. Я буду на крыльце, если что...
Последняя фраза меня слегка развеселила. Чем, интересно, он может быть мне полезен в таком месте? Но утомлять его и себя выяснением этого вопроса я не стала. Включила свет, вошла в крохотный туалет и заперла за собой дверцу на огромный крючок. Чисто, прибрано и приятно пахнет дорогим дезодорирующим составом.
Я уже вымыла руки над крохотной раковиной, когда внимание мое привлекла аптечка, кое-как втиснутая под трубу горячей воды у самого пола. Конечно, я присела на корточки и выудила ее оттуда. Разумеется, открыла и обследовала содержимое. А когда все это сделала и вернула аптечку на место, то мыслям моим в голове стало тесно.
Зачем одинокому мужику, то есть Лукашину, в заброшенном доме иметь в аптечке женские гигиенические принадлежности? Да еще в ополовиненном состоянии? Я бы еще могла поверить в то, что это принадлежало или принадлежит его случайным подружкам, если бы не этот злополучный замок на двери чулана. Вот дался он мне! Вчера не давал покоя. Сегодня – опять... К тому же, когда парень, именующий себя охранником, вел меня мимо чулана, мне показалось, что замок в щеколде висит не так, как вчера. Показалось или нет?..
– Черт знает что! – прошептала я потрясенно и тут же вздрогнула, потому что дверь снаружи кто-то осторожно подергал. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, прежде чем голос мой приобрел нормальный тембр. – Уже иду, как вас там... Какая нетерпеливая охрана!
Это был не охранник. За дверью стоял сам Лукашин и, прилежно выдавливая из себя благодушие, подозрительно смотрел мне в глаза.
– Ты чего, Васька, так рано поднялся?
Мне пришлось долгих пять минут многозначительно оглядывать его грязные ботинки, мокрые до колен штанины и влажные от дождя волосы, прежде чем он соблаговолил мне ответить:
– Переживал за тебя, Сашка-букашка.
– А-а, потому и запереть приказал? Говнюк ты, Лукашин! Хоть бы предупредил, что закроешь меня!
Мое неподдельное негодование неожиданно разрядило напряженную атмосферу. Лукашин заметно расслабился, облапил меня за плечи и тут же озабоченно пробормотал:
– Я тебе привез кое-что из одежды, Сашок. Если не будешь больше ложиться, иди умывайся и переодевайся. – Он принял из рук материализовавшегося из полумрака коридора охранника объемный пакет и потряс им перед моим носом. – Идем, провожу.
Мы не успели сделать по гостиной и пары шагов, когда раздался странный глухой звук.
– Что это?! – Мне пришлось вцепиться Лукашину в рукав пиджака, чтобы не споткнуться и не упасть, настолько жутким показался мне этот звук.
– А что? – Он непонимающе завертел головой в разные стороны. – О чем ты?
– Ты что, не слышишь? Вот же! Опять! – Звук повторялся снова и снова, шел он словно из преисподней и напоминал тягучий рокот огромного церковного колокола. – Лукашин, прекрати придуриваться! Вот же, опять!
Охранник вновь выступил из утренних сумерек подобно призраку и с принужденным смешком пробормотал:
– Так это в церкви неподалеку в колокол бьют.
– Да, да, конечно! – с заметным облегчением подхватил Васька и метнул в сторону охранника признательный взгляд. – Это колокол, дорогая. А ты что подумала?
Я много чего подумала. Очень много, но говорить с ним об этом не собиралась, по крайней мере, пока.
Какие, к черту, колокола могут звонить в пять утра, если это не пожар, не всемирный потоп и не второе пришествие? Откуда на Нагорной взяться церкви, если раньше ее здесь никогда не было? Какому сумасшедшему меценату понадобилось строить ее в этом районе, который еще несколько лет назад было решено отдать под строительство новых очистных сооружений? Во всяком случае, именно так мне рассказывала по телефону тетя Соня.
Нет, Лукашин, вранье твое очевидно. И ты это знаешь. Ты догадался, что я все поняла. Только старательно делаешь хорошую мину при плохой игре, чтобы я приняла на веру слова охранника. Кстати, об охраннике... За то время, что он вел меня в туалет, и теперь, пока мы стояли в столовой и слушали непонятный гукающий звук, он трижды – если не больше – поднимал вверх правую руку и молотил ею то по притолоке, то по лампочке на шнуре, что висела перед входом в туалет, а то и просто рассекал рукой воздух. – Волейболом увлекались? – я так резко притормозила и оглянулась на него, что занесенная им для очередного упражнения рука едва не задела меня.