История Востока. Том 1, стр. 144

Африка все еще полна загадок. Строители каменных террас, датируемых XIII—XV вв., неизвестны. На этот счет существуют лишь предположения, вплоть до фантастических. Что касается рудников, то они в принципе достаточно примитивны и, видимо, эксплуатировались разными племенными группами на протяжении многих веков, причем с Х в. добывавшееся там золото через арабов и суахилийцев восточно-африканского побережья включалось в мировой кругооборот, достигая, в частности, Индии. К началу XV в. в Южной Африке сложилось достаточно обширное государственное образование Мономотапа во главе с обожествленным правителем, назначавшим губернаторами провинций своих родственников и получавшим дань от вассальных вождей. Как и едва ли не везде в Африке, Мономотапа существовала преимущественно за счет торговли, точнее, таможенных сборов и продажи добытых в рудниках металлов, включая золото. Из внутренних районов через нее на побережье шли также слоновая кость, шкуры редких зверей, рабы. С XVI—XVII вв. эту торговлю контролировали португальцы, в зависимость от которых вскоре попала Мономотапа, постепенно слабевшая и раздиравшаяся внутренними распрями.

В середине XVII в. на крайнем юге континента у мыса Доброй Надежды была создана стоянка-фактория нидерландской Ост-Индской компании. Компания, занятая торговыми операциями в Индии и Индонезии, мало интересовалась в то время Африкой и рассматривала эту стоянку (Капстад, Капштадт, Кейптаун) лишь как пересадочный пункт для небольшого отдыха на долгом пути. Вскоре, однако, здесь – а это в климатическом смысле едва ли не самый благоприятный район Африки – стали оседать служащие компании, а затем и переселенцы из Голландии. Многие из них начали осваивать земли побережья и основывать скотоводческие фермы. Переселенцы-буры быстро распространялись по южноафриканскому побережью и постепенно уходили в глубь континента, оттесняя и истребляя немногочисленное местное население, особенно готтентотов. К концу XVIII в. белое население колонии достигло 20 тыс. и численно превосходило вымиравших готтентотов, не говоря уже о бушменах.

С начала XIX в. Капская колония попала в руки Великобритании. Английские колонисты продолжили успехи буров. И хотя между англичанами и бурами началось соперничество, доходившее до военных столкновений и настоящих войн, в целом англо-бурская колонизация вела к единой цели, т. е. к сельскохозяйственному, а затем и промышленному освоению юга Африки, в первую очередь в сфере добычи ресурсов, ценных металлов, а затем и алмазных россыпей и рудников, а также к вытеснению отсюда местного населения, кроме той его части, которая оставлялась в качестве рабов или зависимого от колонистов населения для выполнения на фермах и рудниках тяжелых работ. Наибольшее обострение в англо-бурских отношениях пришлось на вторую четверть XIX в., в ходе которых бурская колонизация ушла к северу. Эта миграция («трек»), имевшая своим результатом провозглашение республик Трансвааль и Оранжевая, значительно расширила земли европейских колонистов и как бы условно разделила их на две части – северную, бурскую, и южную прибрежную, английскую.

В английской (прежде бурской) зоне колонизации шли тем временем свои небезынтересные политические процессы в среде местного бантуязычного населения. Речь идет прежде всего о государстве зулу, зулусов, сложившемся в начале XIX в. в районе юго-восточного побережья, в провинции Наталь. Племенная общность зулу под воздействием извне, т. е. со стороны европейцев, быстрыми темпами в начале XIX в. консолидировалась. Ее вожди, особенно знаменитый Чака (1818—1828), сумели создать мощную боеспособную армию и завоевать земли соседей-банту, заставив многих из них мигрировать на север. Столкновение зулусов с бурами в 1838 г. привело, однако, к крушению могущества зулусов и к освоению бурами значительной части Наталя, откуда они, впрочем, в начале 40-х годов под давлением англичан мигрировали, как упоминалось, на север.

Социальные и политические структуры Африки

Африку южнее Сахары обычно рассматривают во многих отношениях как единое целое. И для этого есть немало причин. Прежде всего, население этой части континента, при всей его расово-этнической пестроте, в основном однородно – это негритянское население, связанное многими общими чертами и признаками, в значительной степени и общей судьбой (речь не идет о европейских поселенцах Южной Африки). Кроме того, опять-таки при всем многообразии конкретных форм и модификаций социальной организации, семейно-клановых традиций, религиозных обрядов и культов, традиционных норм поведения африканские этнические общности тоже во многом едины. Едины даже в важнейших этапах поступательного развития, в движении от примитивных общинных социальных структур к надобщинным протогосударственным, т. е. к ранним формам государственности (далее этих ранних форм африканцы, как правило, не шли).

Хорошо известно, что Африка, как и некоторые другие аналогичные по уровню развития районы мира, является заповедным полем для работы антропологов. Специалисты по социальной, культурной, экономической и политической антропологии ищут и находят именно здесь многочисленные ступени и характерные формы раннего развития общества во всем их многообразии, но в то же время и при строгом однообразии в самом основном – в том, что может считаться присущим всем на той или иной ступени развития человечества. Это касается, в частности, тех закономерностей социально-политической эволюции в процессе формирования государственности, которые положены в основу концепции данной работы.

Первичными хозяйственными ячейками африканцев были либо локальные группы охотников и собирателей, либо большесемейные коллективы земледельцев и скотоводов. В том и другом случае не было и речи о частной собственности, даже вообще о собственности. Имущество, за исключением индивидуального, принадлежало коллективу, от имени которого действовал, распоряжаясь совместным достоянием коллектива, его глава, лидер группы или патриарх большесемейного коллектива. Совокупность большесемейных групп являла собой общину, каждая из которых, независимо от их общего количества и даже от плотности их размещения (у йоруба они жили в рамках больших поселений рядом друг с другом многими десятками), была автономной ячейкой. И хотя внешняя угроза вызывала феномен механической солидарности родственных общин, что сплачивало их в единое целое во главе с избранным ими вождем, это далеко не всегда вело к формированию надобщинных политических структур, хотя и могло приводить к этому.

Здесь важно отметить очень характерное для африканцев явление: деление на возрастные классы в гораздо большей степени, нежели имущественное неравенство, определяло социальную стратификацию тех структур, в рамках которых они обычно жили. Играли свою роль также и замкнутые религиозные объединения типа мужских союзов, но еще большую – традиционные родовые связи. Эти последние отчетливо доминировали и тогда, когда возникали протогосударственные образования, а представители того или иного из семейных кланов данной общности оказывались во главе ее. Родственные связи при этом оказывались неизмеримо важнее личной воли правителя, власть которого, как правило, ограничивалась советом знатных (те же родственники по преимуществу) или влиянием старших, в том числе матери правителя.

Случалось, ситуация изменялась в пользу правителя, который стремился при этом опираться не на родню, а на преданных лично ему слуг и чиновников из числа, как правило, чужеземцев, включая рабов, т. е. людей неродственного происхождения. Аналогичным образом порой создавались и армии – из наемников и рабов. Но, во-первых, позволить себе такое мог далеко не каждый правитель, ибо для этого, помимо его воли, должны были существовать и благоприятные условия, в частности гарантированный источник доходов, не связанный с налогообложением своего народа (доходы от монополизированной правителем торговли, торговые пошлины от транзитной торговли, ресурсы рудников, наконец, работорговля). Во-вторых, это тоже было не слишком стабильным и надежным.