Девятое Правило Волшебника или Огненная Цепь, стр. 8

Люди, сновавшие туда-сюда по лугу, заметили, как он выходит из хижины, и стали сбегаться отовсюду. Они не были солдатами в точном смысле слова — возчики, мельники, столяры и каменщики, фермеры и торговцы, которые много лет боролись за свою жизнь под гнетом Ордена, перебивались, добывая хлеб насущный, чтобы прокормить семьи. Для большинства этих работяг жизнь в Древнем мире означала постоянное сосуществование со страхом. Любой, кто осмеливался вслух осудить правление Ордена, вскоре подвергался аресту, предавался суду за подстрекательство к бунту и шел на казнь. Поток обвинений и арестов не иссякал; сколько среди них было ложных, а сколько истинных преступников — никто не проверял. Такое правосудие, скорое на расправу, держало людей в страхе — и в узде.

Одновременно с этим в головы народа, особенно молодежи, непрерывно вбивалось учение Ордена, и уже немалая часть населения фанатически веровала в его истинность. Детям с рождения внушали, что самостоятельно мыслить вредно и лишь пылкой верой и бескорыстным служением на благо будущего добра можно заслужить славное воздаяние после смерти, войти в сияние света Создателя и избежать вечных мук в темных безднах подземного мира, под безжалостной рукою Владетеля. Любое другое направление мысли считалось дурным.

Искренне верующие очень старались сохранить существующее положение вещей. Простым людям был обещан справедливый раздел жизненных благ, а сверхблагочестивые сторонники Ордена постоянно искали случая попробовать крови отступников в надежде получить свою долю их имущества. Ведь эти мерзавцы, как учил Орден, являлись эгоистичными угнетателями — то есть грешниками, заслужившими свою судьбу. Из среды праведников постоянно шел приток молодых парней, добровольно желающих служить в войсках, стать частью благородной борьбы по сокрушению неверующих, наказать злодеев, отобрать неправедно нажитые богатства. Никто не запрещал им грабить, никто не сдерживал их жестокости; насилие над теми, кто не принял новой веры, считалось само собой разумеющимся. Именно здесь вырос особо опасный и заразительный вид фанатизма. А уже на его основе была выпестована армия разнузданных дикарей.

Именно таковы были солдаты Имперского Ордена. Они проложили себе путь в Новый мир и теперь почти безнаказанно бесчинствовали на родных землях Ричарда и Кэлен. Мир стоял у порога очень темных времен.

И именно с этой угрозой, по убеждению Энн, должен сразиться Ричард, для этого он рожден. Аббатиса и многие другие верили предсказанию, согласно которому у свободных людей были шансы выжить в этой великой битве и одержать победу только в том случае, если Ричард возглавит их.

Люди, собравшиеся здесь, осознали всю негодность идей и пустоту обещаний Ордена. Они поняли, что за возвышенными словами стоит тирания. Они решились отвоевать свое право на жизнь. И это сделало их воинами, борцами за свободу.

Тишину раннего утра нарушили возгласы радости и удивления. Люди сходились со всех сторон, гомоня и наперебой спрашивая, как он себя чувствует и вполне ли здоров. Их искренняя забота растрогала Ричарда. Подавив нетерпение, он заставил себя улыбаться и принялся пожимать руки тем, кого знал по событиям в городе Алтур-Ранг. Ведь им хотелось именно такой встречи…

С кем-то из этих людей Ричард вместе работал, многих знал по имени, но дело было даже не в этом. Он понимал, что стал для них символом избавления — лорд Рал из Нового мира, лорд Рал из краев, где люди свободны. Он показал им, что такое возможно и для них, и нарисовал картину жизни, какой они прежде не ведали. Но сам Ричард не видел особой разницы между собою нынешним, Искателем и владыкой империи Д’Хара, и прежним лесным проводником. Хотя ему довелось пройти через много опасностей и жестоких испытаний с тех пор, как он покинул дом, в душе он остался тем же человеком с теми же убеждениями. Если прежде Ричарду приходилось давать отпор деревенским подонкам, то ныне ему противостояли целые армии. Масштаб был разный, но суть — одна и та же.

Однако теперь ему важно было одно: найти Кэлен. Без нее весь прочий мир — и жизнь вообще — теряли для него всякую ценность.

Неподалеку стоял, опираясь на столб, мускулистый человек, чья улыбка скорее напоминала угрожающий оскал, видимо, привычный — морщины на лбу и щеках не разглаживались. Волосы его были подстрижены так коротко, что голова казалась бритой. Капли дождя оседали на ней. Сложив могучие руки на груди, человек смотрел, как другие приветствуют Ричарда. А тот, пожимая на ходу десятки рук, спешил пробиться сквозь толпу к этому хмурому кузнецу.

— Виктор!

Угрюмость сменилась по-детски искренней улыбкой. Они с Ричардом крепко обнялись.

— Никки и Кара позволили мне навестить тебя только два раза. Если бы они и нынче утром не пустили меня, я бы им на шеи свернутые кочерги понадевал!

— А тогда, в первое утро, ты был тут? Ведь это ты прикоснулся к моему плечу, выходя из дому?

Виктор улыбнулся еще шире и кивнул.

— Я, а то кто же? Я помогал перенести тебя сюда. — Он осторожно сжал одной рукой плечо Ричарда и попробовал потрясти его. — Ну, похоже, тебя хорошо заштопали. Только бледный ты еще. У меня есть лярд: поешь — и наберешься сил!

— Благодарю, я вполне здоров. Позже обязательно попробую. Спасибо, что помог меня дотащить. Слушай, Виктор, а где Кэлен?

Виктор удивленно поднял брови, собрав морщины гармошкой:

— Кэлен?

— Да, моя жена.

Виктор молча уставился на него.

— Ричард, когда это ты успел обзавестись женой?

Обеспокоенный Ричард оглянулся через плечо на других людей:

— Кто-нибудь из вас видел Кэлен?

На лицах отразилось полное недоумение. Одни отворачивались, другие озадаченно переглядывались. Пасмурное утро вновь притихло. Они не понимали, о ком он говорит. Между тем многие из этих людей знали Кэлен и должны были помнить. Но и они сейчас отрицательно вертели головами или пожимали плечами.

Ричард приуныл; положение оказалось хуже, чем он думал. Выходит, что-то случилось не только с памятью Никки и Кары. Он отвернулся от притихшей толпы и посмотрел прямо в глаза мастера-кузнеца:

— Виктор, у меня случилась беда, и нет времени подробно объяснять. Я даже не знаю, как вообще можно объяснить… Мне нужна помощь.

— Что я могу сделать?

— Отведи меня туда, где мы приняли бой.

— Запросто!

Виктор тут же повернулся и зашагал в сторону темного леса.

Глава 4

Никки отвела в сторону мокрую ветку смолистой пихты, торопясь догнать мужчин, идущих без оглядки по густому лесу. Выбравшись на край поросшей лесом гряды холмов, они двинулись вниз по тропе, петляющей из стороны в сторону, приспосабливаясь к крутизне склона. Камень был мокрый и предательски скользкий.

Этот путь был короче того, по которому раненого Ричарда несли на заброшенную ферму. Добравшись до дна лощины, мужчины стали пробираться по каменным осыпям и грудам валунов, обходя заболоченный участок; мертвые кедры, выбеленные временем и непогодами до серебристого блеска, молчаливыми часовыми возвышались над затхлой водой.

Ручейки, стекающие по мшистым берегам, проточили в лесной почве глубокие промоины, на дне которых виднелась крапчатая гранитная основа. Дождь, лившийся непрерывно несколько дней, заполнил все ямы и буераки, в них образовались стоячие лужи, а кое-где и целые озера. В лесу от дождя стоял приятный запах влажной земли — но здесь, внизу, мокрая преющая растительность отдавала гнилью.

От быстрой ходьбы и сложного спуска Никки немного разогрелась, и все равно ее пальцы и уши стыли на влажном, холодном воздухе. Она знала, что здесь, на дальнем юге Древнего мира, тепло и влажность скоро возвратятся — и впору уже будет тосковать по этой необычной прохладе.

Никки выросла в городе и редко выходила погулять на свежем воздухе. Во Дворце Пророков, где она провела большую часть жизни, «свежим воздухом» считались подстриженные лужайки и сады, покрывающие часть острова Халзбанд. Сельская местность всегда казалась ей враждебной — это было просто препятствие, отделяющее один город от другого, нечто, чего следует избегать. Города и здания она воспринимала как убежище от немыслимых опасностей дикой природы — а главное, именно в городах она трудилась на благо человечества. Трудам ее не было ни конца, ни края, а до лесов и лугов ей не было никакого дела.