Охота за красоткой, стр. 18

– Ты плачешь? – подозрительно спросил он.

– Еще чего. Просто нюхаю твою одежду.

– Зачем? Она чистая. – Уайатт поднял свободную руку и понюхал собственную подмышку. – Ничем не пахнет.

– Пахнет зимой, холодным воздухом, – объяснила я, придвигаясь ближе. – Сразу захотелось прижаться и согреться.

– Ладно, буду сушить одежду на улице. – Он усмехнулся, повернул голову, чтобы оказаться лицом к лицу со мной, потом придвинул меня поближе, подхватив ладонью ягодицы. И конечно, в меня уперлось восставшее достоинство. Бывает же на свете постоянство!

Обожаю секс с Уайаттом, Так бы и занялась им сейчас же. Возбуждает даже мысль, что нам нельзя, что от любых резких движений у меня снова разболится голова. Что поделаешь, запретный плод. Обычно мы таким способом миримся после ссор, а сейчас не выходит, потому и хочется нестерпимо.

Уайатт молниеносно раздел меня, просунул ладонь между моих ног и дал работу сразу трем своим пальцам – двумя внутри, одному снаружи.

– Только кончать не заставляй, – умоляюще простонала я, прижимаясь к его руке. – Голова разболится.

Ох, еще чуть-чуть – и остановиться будет невозможно. Я же свихнусь от разочарования!

– Вряд ли, – прошептал он, покрывая поцелуями мою шею и вызывая яркие вспышки перед закрытыми глазами. – Главное, не шевелись. Просто расслабься, я все сделаю сам. – И он нежно укусил меня за шею, а на меня разом нахлынули волны мощного оргазма. Уайатт крепко держал меня, не давая вздрагивать, пока я не успокоилась.

И овцы целы, и волки сыты. Только голова все-таки разболелась, ну и пусть.

– А как же ты? – пробормотала я, когда меня уже клонило в сон.

– Ничего, я помогу тебе вернуть должок.

Должок? Что еще за «должок»? Мне больше ничего не надо. Слегка встревожившись, я с трудом приоткрыла глаза.

– Ты о чем?

Он ухмыльнулся и не ответил. Засыпая, я прикидывала, где бы мне раздобыть рыцарские доспехи.

Если Уайатт и вправду решит свести счеты, доспехи мне пригодятся.

Глава 9

На следующий день, в воскресенье, я почувствовала себя гораздо лучше. Головная боль из резкой превратилась в тупую, а когда напоминала о себе, это можно было перетерпеть.

Уайатт отвез меня к своей матери, чтобы я лично осмотрела беседку. Дженни была права – ее требовалось перекрасить, но прежде отскоблить старую краску и зачистить поверхность шкуркой. Но размер оказался каким надо, форма – чудесной, а изящная арка напомнила мне похожие на луковицы крыши московских зданий. Роберта прямо влюбилась в беседку и заявила, что готова найти для нее постоянное место в саду. Мы единодушно решили поручить столярно-малярные работы Уайатту, ему же все равно возиться с цветами.

По настороженному взгляду Уайатта, устремленному на беседку, было ясно: до него наконец-то дошло, что «возиться с цветами» – это не просто прикупить пару вазочек и столько же букетов. Роберту распирал смех: она представляла, как даст Уайатту шанс заварить кашу и, пока он не попросит помощи, будет тайком заниматься цветами сама.

А может, Уайатт и не попросит помощи – врожденная агрессивность и склонность к доминированию помешают ему признаться, что сам он никак не справится. Мы сговорились не затягивать эту игру дольше, чем на пару недель. Пусть как следует прочувствует стресс, но не успеет нарушить наши планы.

Да, сурово. А что делать?

От Роберты мы двинулись на обед к моим родителям – надо же было дать маме похлопотать вокруг меня, а мне – насладиться ее заботами. Мы жарили свиные отбивные на гриле: на юге сезон гриля продолжается круглый год. Папа с Уайаттом приглядывали за отбивными, прихлебывая пиво. Умилительно наблюдать, как сдружились эти двое, в нашем тесном женском кружке.

Папа относится к женщинам в семье разумно и очень по-философски, но ведь за спиной у него опыт многолетнего сосуществования с мамой и бабулей, а бабуля стоит двух таких, как я. Вдобавок папа вырастил троих дочерей. В отличие от него Уайатт привык к мужской компании – сначала в футбольной команде, затем в полиции. Мало того, Уайатт – ярко выраженный доминирующий самец, не понимающий слова «нет». Пока он завоевывал меня, то демонстрировал свою агрессивность и стремление доминировать во всем блеске, но теперь, пытаясь удержать меня, призвал на помощь интеллект, а еще заручился поддержкой папы – эксперта по вопросу битвы полов. Вообще-то никакая это не битва, просто мы принадлежим к разным видам. Словом, папа вещает, Уайатт внимает.

Мы с мамой обсуждали военные… то есть свадебные планы все время, пока собирали всякую всячину для гриля, а когда за дело взялись мужчины, мы решили передохнуть. Мама нашла в Интернете симпатичное платье и даже успела заказать его и сохранить фото специально для меня на компьютере. Выбирать подружек невесты я не собиралась, не настолько пышное и официальное планировалось торжество, так что подыскивать им платья и все остальное, хвала небесам, не пришлось. Мы с мамой поискали наряд для меня, опять не нашли ничего подходящего и расстроились: не выходить же, в самом деле, замуж в платье, похожем на кремовый торт, – сплошь в кружевах искусственных цветах и вышивке жемчугом! Такое у меня уже было на первой свадьбе, больше не надо.

– Придумала! – вдруг воскликнула мама, и ее лицо оживилось. – Платье сошьет Салли – точно по фигуре, сидеть будет даже лучше, чем покупное! Нарисуй фасон, а за тканью съездим завтра.

– Сначала позвоним Салли, – предложила я, – а то вдруг она откажется.

У Салли своих забот полно: Джаз бесится, потому что она пыталась переехать его на машине, сама Салли – потому что он испортил ей всю спальню, втихаря обустроив ее на свой лад. Теперь они живут порознь, после тридцати пяти лет брака, и оба несчастны. От платья, сшитого Салли, я бы не отказалась – на мой взгляд, это идеальный выход. Салли – богиня швейной машинки, на выпускной она сваяла Тамми такое роскошное платье, что все ахнули.

Мама позвонила Салли не откладывая, и та, конечно, согласилась. Потом я забрала у мамы трубку и объяснила, какое хочу платье, а Салли, добрая душа, заявила, что сшить его легче легкого – фасон простой, никаких тебе рюшечек-оборочек. Мне представлялось, что главным украшением платья будут струящиеся складки на юбке и облегающий лиф, чтобы Уайатт глаз отвести не смог и сразу представил меня без платья.

От облегчения силы покинули меня. Правда, предстояли еще поиски ткани, но купить подходящую ткань гораздо проще, чем готовое платье. Если бы я согласилась довольствоваться просто симпатичным нарядом, я бы вообще не переживала, но в том-то и дело, что «довольствоваться» – не по моей части. Иногда приходится, но это мне не по душе.

За обедом мы сообщили папе и Уайатту, что Салли нас спасла.

– Это и ей на пользу: хоть перестанет зацикливаться на Джазе, – добавила мама.

Мы с Уайаттом переглянулись, и я заметила, как изменилось выражение его лица. Не то чтобы он не понимал нас с мамой, а мы обе убеждены, что Джаза задавить было мало, и ведь я объясняла Уайатту почему – просто в нем взыграли полицейские инстинкты. Попытку Салли сбить Джаза машиной он рассматривал как покушение на убийство, несмотря на то, что Джаз вовремя отскочил и не пострадал; по мнению Уайатта, Джазу следовало бы заявить о случившемся в полицию и подать на жену в суд. Порой мне кажется, что это профессиональная деформация – еще с тех времен, когда он учил уголовное судопроизводство в колледже.

Уайатт, само собой, промолчал, но я же видела, что новость насчет Салли и моего свадебного платья его не обрадовала, и знала, что еще всякого наслушаюсь, когда мы останемся вдвоем. Однако в присутствии моих родителей затевать спор он не стал, тем более, что речь шла о лучшей маминой подруге. Но хищный блеск в глазах Уайатта не предвещал ничего хорошего.

А я не возражала: на крайний случай у меня имелся в запасе единственный, но железный довод. В любых моих решениях насчет свадьбы виноват Уайатт: кто назначил дурацкий срок, по чьей вине вся эта спешка? Обожаю железные доводы, если ими располагаю я.