Дело коптящей лампы, стр. 41

— Не знаю, — честно признался Лассен.

— Она будет коптить только в том случае, если в ней слишком сильно горит огонь, — объявил Грэмпс. — Если с фитиля вовремя снимать нагар, то такая лампа будет коптить только при слишком сильном огне.

— Похоже, вы правы, — согласился шериф.

— Теперь представьте себя такую ситуацию, — продолжал Грэмпс. — Вы зажигаете лампу, фитиль которой пропитан маслом. Как только пламя спички касается фитиля, он загорается, постепенно огонек разгорается, через фитиль поступает все больше масла, и лампа светит ярче. Человек, который знаком с устройством такой лампы, слегка приворачивает фитиль, прежде чем зажечь ее. И только через несколько минут он будет регулировать высоту пламени… вы меня понимаете?

Давайте предположим, что убийство было совершено, когда уже стемнело. Прессман был в домике. Когда стало смеркаться, он сам зажег эту лампу. Он-то совершенно точно знал, как следует зажигать такую лампу, он наверняка должен был привернуть фитиль до минимума, а затем отрегулировать огонь в лампе. Он ведь был прекрасно знаком с ними.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что лампу все-таки зажег убийца. Поэтому, если убийство было совершено к тому времени, когда уже стемнело, значит, лампа уже горела… Запомните этот факт.

— Но тогда получается, что убийца зажег лампу, когда было еще светло? — улыбаясь, спросил Дюриэа. — Вы совсем запутались в своих выводах, Грэмпс.

Грэмпс покачал головой.

— Ничуть не бывало. Этого не может быть, тогда бы лампу пришлось еще раз заправлять ночью. Когда тело было обнаружено, уровень масла в лампе показывал, что к этому времени она уже горела довольно долго. Расход масла в этой лампе, как индикатор времени. Я подсчитал, что к тому времени, как я впервые увидел ее, — а я увидел ее примерно в то же время, что и шериф — около девяти, лампа горела не менее шести часов.

— Но тогда получается какая-то ерунда — выходит, что убийство совершилось около трех часов ночи, — возмутился Дюриэа.

— Угу, — буркнул Грэмпс, — совершенно верно. А патологоанатом, проводивший вскрытие, утверждает, что Прессмана должны были убить в промежуток между четырьмя и одиннадцатью вечера двадцать четвертого. Только потому, что была зажжена лампа, все были уверены, что убийство было совершено после наступления темноты… А я пытаюсь втолковать вам, что горящая лампа не имеет непосредственного отношения к убийству; дело в том, что убийца побывал в домике Прессмана два раза.

— Тогда все-таки когда же произошло убийство? — спросил Дюриэа, который, хоть и против своей воли, все больше и больше заинтересовывался объяснениями Грэмпса.

— Прессман, друзья мои, был убит совсем незадолго до пяти вечера двадцать четвертого числа, — объявил Грэмпс. В голосе его звучала твердая уверенность в своих словах.

— Этого не может быть. У нас есть свидетели, которые утверждают, что в пять часов Прессман был еще жив…

Кто это может утверждать? воскликнул Грэмпс. — Кто может твердо знать, что тогда в доме был именно Прессман? Сондерс говорит, что он видел, как кто-то опустил портьеры в ту минуту, когда их машина подъехала к воротам. И Сондерс и Тру в один голос утверждают, что слышали, как какой-то человек ходил по дому. Но оба они признают, что человек в доме за все это время не произнес ни слова. И они в один голос утверждают, что в поведении этого человека было что-то странное — им даже обоим независимо друг от друга пришло в голову, что у него в руках было оружие… Итак, только потому, что они слышали чьи-то шаги в домике и были уверены, что домик принадлежит Прессману, они сделали поспешный вывод о том, что слышали именно Прессмана… А теперь я скажу вам кое-что интересное относительно того человека, который был в домике Прессмана. Я совершенно уверен, что это был именно убийца, а Ральф Дж. Прессман лежал уже в это время на полу мертвый.

Лассен резко обернулся к Дюриэа. В его глазах окружной прокурор прочел неподдельное изумление.

Дюриэа, которого все больше и больше интересовал этот разговор, развернулся на переднем сиденье, чтобы сидеть лицом к Грэмпсу.

— Господи помилуй! — воскликнул он. — В этом что-то есть!

— Они слонялись туда-сюда вокруг дома, — продолжал Грэмпс, — и в это время все портьеры были спущены. А когда уже было обнаружено тело, то они уже были все подняты и в комнате горел свет.

— Должно быть, убийца дождался, пока уедут Сондерс с Тру, а затем зажег свет и поднял портьеры.

— Нет, — возразил Грэмпс, — горящая лампа говорит о том, что зажжена она была около трех часов. Лампа ведь не соврет, она же не человек… Я ведь уже говорил вам, что убийца дважды приезжал в домик Прессмана… А теперь давайте немного поговорим об этой так называемой предсмертной записке. Те заголовки, которые были наклеены на листок, вырезались из газеты, которая никак не могла попасть в Петри раньше восьми-девяти часов вечера. Обдумывалась эта идея с запиской, по всей вероятности, довольно долго, а вот воплотить ее времени уже не оставалось… Хотя, может быть, не так уж и долго он над ней думал, ненамного больше, чем клеил саму записку, правда, все-таки какое-то время у него на это ушло.

— К чему вы клоните? — спросил Лассен.

— Я имею в виду, что эта предсмертная записка была подброшена убийцей, когда он уже во второй раз приезжал в домик к Прессману. И в этот момент произошло что-то, настолько испугавшее убийцу, что он не подумал о том, чтобы прикрутить фитиль лампы, так что она продолжала сильно коптить… Это, по моим расчетам, произошло около трех часов утра. А теперь я скажу вам, что так сильно испугало убийцу. Та девушка, Ева Реймонд, приехала туда, чтобы сделать попытку как-то задобрить Прессмана и спасти от его гнева своего приятеля — а может быть, она надеялась выгадать и что-то для себя. Она вошла в дом, увидела мертвое тело, закричала и опрометью бросилась бежать. Тогда-то она и потеряла свою пудреницу… Так оно, по всей видимости, и произошло. А убийца, должно быть, был в это время там, в том доме.

Тусклым, невыразительным тоном Дюриэа спросил:

— Ну, с этим все ясно, Грэмпс. Можете не продолжать. А где же сейчас Ева Реймонд?

— Сейчас она в домишке Прессмана, — виноватым голосом объяснил Грэмпс. — Я, если можно так сказать, проводил своего рода проверку.

— Сними с него наручники, Борден, — скомандовал Дюриэа. — Поворачивайте обратно, Пит… это, конечно, сумасшедшая теория, но, может быть, в ней что-то есть.

— Ничего сумасшедшего в ней нет, — оскорбился Грэмпс. — Здесь только логика, холодная, неумолимая логика. И с этим вам ничего не удастся поделать ни сейчас, ни через миллион лет… Могу вам еще кое-что сказать. Ева Реймонд — ваш единственный шанс уличить убийцу и вывести его на чистую воду. Он, конечно, не уверен в этом, но не может исключить такую возможность, что она могла видеть его через окно. Это как раз то, что мучает его. Если бы не этот факт, он мог бы быть совершенно уверен в своей безопасности.

— Ева Реймонд намного облегчила бы нам жизнь, если бы сразу рассказала нам, как все это было на самом деле, — недовольно сказал Дюриэа.

Грэмпс немедленно бросился на ее защиту.

— Не стоит сердиться за это на бедную девочку, — примирительным тоном сказал он. — Ей с детских лет пришлось прокладывать себе дорогу в жизни…

Серебристый смех Милдред прервал его объяснения.

— Помнишь, Френк, что я тебе говорила, — веселилась она. — Если имеешь дело с мужской половиной рода Виггинсов, всегда ищи женщину.

Глава 29

Через полчаса после того, как Грэмпс предъявил Еву Реймонд окружному прокурору с шерифом и объяснил им еще кое-что, а также преисполнился горделивой уверенности в том, что без него эти славные представители власти ни с чем бы не справились, он снова приступил к делу:

— Итак, вернемся к оружию, которым было совершено преступление. Револьвер, как мы выяснили, принадлежал Прессману. Это можно расценить двояко: или убийство было тщательно спланировано и убийца заранее завладел револьвером Прессмана, чтобы выдать убийство за самоубийство, или же человек, застреливший его, не собирался вначале его убивать. Но затем, значит, произошло что-то непредвиденное, а револьвер Прессмана оказался в пределах досягаемости… А теперь, как я себе это представляю, если бы это преступление было спланировано заранее с самого начала, то у убийцы уже была бы подготовлена предсмертная записка и ему не пришлось бы вырезать заголовки из газеты, которая пришла в Петри, как минимум, через четыре часа после убийства… Поэтому эта предсмертная записка и приобретает такое значение. Я на своем веку прочел кучу детективов. Каждый раз, когда человек фабрикует записку, вырезая слова из газеты, это означает, что он боится, как бы не узнали его почерк. Обычно так делают похитители детей и так далее… Разве я не прав, а, шериф?