Звезды зовут (Сборник рассказов), стр. 11

Ибо теперь препятствие исчезло. Гигантский кусок скалы был вырван из линии приближающейся горной гряды, осколки все еще выбрасывало из кратера, возникшего лишь пять секунд назад. Только могучая энергия атомного взрыва, произведенного в решающее мгновение в нужной точке, могла совершить такое чудо. А Клифф не верил в чудеса. Когда, сделав еще один оборот, Клифф подлетал к хребту, он вспомнил, что все это время по траектории его полета в нескольких милях впереди двигалась его капсула — гигантский космический бульдозер. Кинетическая энергия этой капсулы, мчащейся со скоростью мили в секунду и весящей более тысячи тонн, была вполне достаточна, чтобы пробить в скалах огромную брешь, через которую Клифф теперь мчался. Волна от удара искусственного метеора, должно быть, прокатилась по всей Луне.

Удача не изменила Клиффу до самого конца. Во время полета через расщелину на его костюме осела пыль от взорванной породы; он успел мельком увидеть расплывчатые очертания разбитых скал и быстро расходящиеся облака дыма. Затем он миновал расщелину. Впереди было благословенное чистое небо.

Где-то впереди через час он встретится с «Каллисто». Но теперь Клифф не торопился — он вырвался из космического Мальмстрема. Ему дарована жизнь.

В нескольких милях от его курса тоненькой ниточкой на поверхности Луны виднелась эстакада запуска. Через несколько секунд он окажется в пределах радиосвязи, и тогда он, преисполненный радости и благодарности, сможет позвонить на Землю женщине, которая все еще ждет его звонка во мраке африканской ночи.

Артур Селлингс

Вступление в жизнь

— Кош-ка читается Кошка, — сказала Эм.

— А что это — кошка? — спросил Пол.

— Да вот же она. Посмотри, какой у нее длинный полосатый хвост.

Но Пол обиженно оттолкнул книгу.

— Хочу кошку, живую кошку, хочу таскать ее за хвост.

— Кошки существуют не для того, чтобы их таскали за хвост, — сказала Эм. — Ну давай, ко-шка читается…

— Кошка, кошка, КОШКА! — завопил он и затопал ногами.

Эм замолчала было, потом снова принялась за дело.

— Так вот. Кошка сидит на ковре. КО-ВЕР, ковер. Вот тебе ковер, — Она протянула мальчику коврик. — Настоящий ковер.

Пол презрительно фыркнул и, следуя непостижимой ребячьей логике, сказал:

— А почем ты знаешь, для чего кошка, ведь у нас кошки нет?

Будь Эм человеком, она бы тяжело вздохнула. Но она лишь подумала, хорошо ли, что малыш задал такой вопрос. С одной стороны, хорошо — это показывает, что он способен рассуждать; с другой стороны, плохо — это может помешать его занятиям. Вот Элен совсем другая. Она просто слушает и повторяет слова, только никогда не известно, понимает ли она значение этих слов.

— Ну, почему у меня нет настоящей кошки, Эм? — спросил Пол. — В книжке у мальчика есть кошка. А у меня почему нет? Почему у меня нет настоящей живой кошки? Хочу живую кошку, не в книге, а живую. Как мы.

В мозгу Эм пронесся целый рой мыслей. Прежде всего, сама она ведь не живая, не по-настоящему живая. И от этой мысли возникло нечто такое, что человек назвал бы болью. Однако это было что-то другое, хуже, — ведь робот не может испытывать боль. И еще Эм подумала, как трудно и плохо учить малышей по книжкам, где рассказывается о детях, которые живут совсем по-другому, как трудно избегать их вопросов и все время уводить их в сторону…

— Джей перед сном читал мне рассказик, там кошку взяли и купили в магазине. А мы почему не купим кошку в магазине? — Пол наморщил лоб и жалобно прибавил: — А как это — купить?

Надо поговорить с Джеем, подумала Эм, пусть не читает им все подряд. Он слишком благодушный, слишком беспечный.

— Как это купить? — твердил свое Пол и тянул ее за металлическую коленку.

— Ну, это значит отдать что-нибудь в обмен на что-нибудь другое. Например… — Она запнулась: что же дальше? Но ведь она правильно сказала. Она слышала это от взрослых… в пору, когда здесь еще были взрослые. Они шутили над этим, люди ведь всегда шутили, потому что здесь у них слово покупать и другое… как же это… а, продавать… не имели смысла.

— Это не важно, — сказала она.

— А что важно?

— Учить уроки.

— Нет, а что это — важно?

— Если будешь учиться, узнаешь, что значит важно. — Едва договорив, Эм поняла, что объяснение ее не слишком убедительно, тем более для шестилетнего ребенка. И поспешно прибавила: — Вот выучишь, что означают все трудные слова, и тогда сможешь читать все книги. Все толстые книжки, в которых полным-полно трудных слов.

Странно, но, услыхав про толстые книжки, он ничуть не обрадовался, как бывало прежде.

— Они все врут! — выпалил он. — Не хочу ничего учить. В книжках все врут… про всяких кошек, и про деревья, и… А их вовсе и нету… — И Пол горько разрыдался.

— Не нету, а нет, — поправила Эм и тут же с досадой спохватилась. Как будто это имеет значение, когда их всего-то осталось четверо. Она протянула руку, желая утешить мальчика, но он увернулся.

— Ну, полно, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал по-человечески мягко, ласково, утешительно и зная, что ей это не дано. — Во всяком случае, деревья у нас есть.

Он поднял на нее глаза — лицо его вспыхнуло от негодования.

— Это не деревья! — сердито крикнул он. — Это какие-то противные сорняки. На настоящее дерево можно влезать.

— А мне казалось, ты говорил, что в книжках про деревья пишут неправду, — сказала Эм. На этот раз ей удалось понизить голос почти до шепота: может быть, Пол поймет, что она просто шутит.

Но он в ответ снова расплакался.

— У нас есть деревья, — повторила она. — Во всяком случае, они у нас были. И опять будут. — Будут ли? Надежды мало, но думать об этом не хочется, и Эм не стала думать. — Я видела их собственными глазами. Ведь ты веришь своей Эм, правда? — Она снова протянула руку, и теперь он не стал увертываться. Он уткнулся в ее жесткие, холодные металлические колени.

— Ой, Эм, — всхлипывал он. — Ой, Эм! — Но теперь это уже не были слезы гнева и отчужденности, малыш был с ней. Он плакал об общей потере, так что, будь Эм человеком, она бы, наверное, тоже заплакала. Но она лишь погладила его влажные светлые волосы своими неуклюжими, не приспособленными для этого пальцами и сказала:

— Ну, тише, тише, — но слова эти прозвучали чересчур громко, механически, и она не стала больше ничего говорить, взяла мальчика на руки и принялась покачивать, и он успокоился.

Когда Джей и Элен вернулись с огорода, Эм все еще держала Пола на руках и тихонько его покачивала.

Элен ворвалась в комнату с криком:

— Смотри, что у меня есть! Цветок! Настоящий цветок!

— Ш-ш, — прошептала Эм (звук был такой, словно выпустили пар из клапана).

— Ой, можно, я его разбужу и покажу мой цветочек? — Она высоко подняла чахлый бледно-желтый цветок.

— Нельзя, — сказала Эм. — Он устал. Не надо мне было заниматься с ним лишний час. — Она обернулась к Джею. — Откуда взялся цветок?

— Он просто вырос, Эм, — ответил Джей. — Я нашел его на грядке среди овощей.

— Это правда, Джей?

Джей помотал головой, не потому, что в нем заговорила совесть, нет, просто он знал, что Эм все равно знает правду.

— Я… посадил несколько семян. Один мешок с семенами прохудился, и я нашел семена на полу. От этого не будет никакого вреда, Эм.

— Но мы ведь уговорились, что не будем ничего такого трогать. Мы ведь не знаем, к чему это может привести.

— Ты напрасно волнуешься, Эм. Прежде чем их посеять, я прочел целую книгу. Мне казалось, наших малышей надо чем-нибудь порадовать. У них так всего мало…

— А тебе не кажется, что их пора укладывать спать? — предостерегающе сказала Эм. Она заметила, что Элен спрятала свой жалкий цветочек за спину.

— Конечно, конечно, — согласился Джей. — Но насчет этих семян, Эм. Мне казалось, может, нам стоило бы…

Он запнулся. У обоих роботов не было ничего похожего на лицевые мускулы, которые помогли бы им выразить что-то без слов. Но по тому, как смотрела на него сейчас Эм — набычившись, в упор, блестящими глазами, он понял, что лучше не продолжать.