Несчастный случай, стр. 15
— Не знаю… Нет, конечно, нет! Это… это ерунда. Бабушкины сказки. Глупый предрассудок…
Тристан удовлетворенно кивнул и уже повернулся, чтобы пойти дальше, когда Бетти, подорвав доверие к собственному аргументу, спросила:
— А вы? Вы не чувствуете себя по-другому?
— Извините?
— Мы встретились совершенно случайно, — торопливо заговорила она, — можно сказать, наткнулись друг на друга, но тем не менее вы сразу узнали меня, с первого взгляда, хотя до того видели меня лишь однажды. Немного странно, вам не кажется? Мне надо увидеть человека три или четыре раза, прежде чем я запомню его в лицо.
— Вы спасли мне жизнь. Это не совсем то же самое, что очередное суаре, на котором все на одно лицо.
— Есть и еще кое-что.
— Что?
Теперь Тристан выглядел по-настоящему озабоченным. Вечер выдался таким чудесным, и необходимость сказать то, что Бетти собиралась сказать, доставляла ей почти физическую боль.
— Вы знаете мое уменьшительное имя.
— Какое уменьшительное имя?
— Бетти. Вы называете меня Бетти. Не Лиз, не Бет. Всегда Бетти. Я не говорила вам, Тристан, что знакомые называют меня Бетти. А теперь подумайте, много ли вы знаете Элизабет, которых называют Бетти.
Кровь отхлынула от его лица. Глаза расширились, как у человека, пораженного ужасом, и Бетти даже пожалела, что произнесла вслух то, объяснения чему пришли бы сами собой. Их взгляды одновременно скользнули туда, где под лиловой рубашкой скрывался еще не зарубцевавшийся шрам.
— Что б мне провалиться! — прошептал Тристан. Ей вдруг стало не по себе. Вечер был тихий, жаркий и удушающе влажный, но она потерла руки, словно хотела согреться.
— Неудачная была идея, — резко сказала Бетти.
— Нет…
— Да!
— Черт возьми, нет! — Он снова взял ее за руку, решительно, но не грубо. — Я не ваша дочь.
— Знаю.
— Мне пятьдесят два года, Бетти… Элизабет. Я люблю стейк, мой любимый напиток — виски «Гленфидик» без содовой. У меня собственный бизнес. Мне нравятся скоростные машины и быстрые катера. Должен признаться, я питаю глубокую и непреходящую любовь к «Плейбою», причем привлекают меня не только статьи. Как по-вашему, это отвечает вкусам двадцатитрехлетней девушки?
— Откуда вы знаете, сколько лет было Аманде?
— Потому что я спрашивал у врачей!
— Вы расспрашивали их о моей дочери?
— Бетти, дорогая, разумеется, я задавал им самые разные вопросы. Ведь чтобы я жил, кто-то должен был умереть. Конечно, я думал об этом. О чем еще мне было думать долгими ночами? Нет, я не ваша дочь и даже не ее призрак, а всего лишь благодарный вам и ей человек.
Бетти молчала. Нужно было многое обдумать. Потом она кивнула:
— Что ж, возможно, кто-то назвал меня при вас Бетти и это имя отложилось у вас в памяти. Я говорю о больнице. Тристан разжал пальцы.
— Да, такое могло случиться.
Но теперь ей хотелось знать больше.
— Вам рассказывали об аварии?
— Мне сказали, что она была пьяна, если вы это имеете в виду.
— Все шло так хорошо, — тихо сказала Бетти. — За шесть месяцев до этого несчастья она вступила в общество «Анонимные алкоголики». Я так надеялась…
Тристан промолчал, но выражение его лица смягчилось. Он убрал ей за ухо выбившуюся прядь волос, на мгновение задержав пальцы на теплой щеке.
— Она была такая чуткая и ранимая, — прошептала Бетти. — Даже в детстве. Ничто не могло испугать или расстроить мою Кимберли, а вот с Мэнди дело всегда обстояло иначе. Робкая. Застенчивая. Она боялась жуков. Ее пугали — после фильма Хичкока — птицы. Она целый год не решалась съезжать с горки на школьном дворе. Мы так и не узнали почему. До двенадцати лет она спала с включенным ночником.
— Вы, должно быть, беспокоились о ней.
— Я хотела, чтобы Мэнди чувствовала себя в безопасности. Я хотела, чтобы она чувствовала себя сильной, независимой и способной справиться с любой проблемой. Хотела, чтобы ее мечты не были такими мелкими, как у меня.
— В том, что произошло с ней, нет вашей вины, — сказал Тристан.
— Именно в этом я и пытаюсь убедить себя, — невесело улыбнулась Бетти. — Обвиняю во всем мужа.
— Почему?
— Из-за его работы. Когда девочки были еще маленькими, он поступил на работу в Федеральное бюро расследований, став специалистом по серийным убийцам, и, можно сказать, исчез из их жизни. Допускаю, что это очень важное дело, но я всегда относилась к нему с предубеждением, считая, что дети все же важнее. Как глупо. — Услышав в своем голосе эхо былой горечи, Бетти устало вздохнула. — Извините. Вам совсем не обязательно все это слушать.
— Слушать — что?
Она снова улыбнулась, хотя в улыбке уже не было веселости начала вечера.
— Вы очень добры.
— Ах, Бетти, я повторю то, что говорил раньше. Для меня сегодняшний вечер самый чудесный за последние годы. Знаете, плохое нередко порождает хорошее. Чтобы узнать это, мне понадобились пятьдесят с лишним лет жизни и одна чрезвычайно опасная хирургическая операция.
— Вы действительно здесь только на неделю?
— В этот раз — да, но думаю, что еще смогу вернуться.
— По делам?
— Если хотите, можно назвать это и так.
Бетти опустила голову, чувствуя, как медленно растекается по щекам волна румянца. Тристан оказался вдруг совсем рядом, и она ощущала тепло, исходившее от его тела. Их взгляды встретились, и Бетти поняла, что он собирается поцеловать ее.
Она подалась вперед.
— Бетти, — прошептал Тристан за мгновение до того, как их губы встретились. — Бетти, позвольте мне прокатить, вас.
7
Куинси вернулся в свой темный и тихий дом в начале одиннадцатого вечера. Возясь с ключами, он ловко жонглировал черным кожаным чемоданчиком с ноутбуком, картонной коробкой с файлами и сотовым телефоном. Когда дверь открылась, охранная система напомнила о себе громким предупреждающим сигналом.
Куинси быстро переступил порог и привычно, не глядя на кнопки пульта, набрал входной код. Через минуту, когда дверь снова закрылась, он включил внешние сенсоры и отключил внутренние детекторы движения. Добро пожаловать домой.
Куинси ценил свою охранную систему. В его доме это была, пожалуй, единственная вещь, действительно стоившая потраченных на нее денег.
Пройдя в кухню, он поставил на стол чемоданчик с ноутбуком и коробку с файлами и открыл дверцу холодильника, хотя и знал, что искать там нечего. Холодильник был так же пуст, как и тогда, когда Куинси проверял его в последний раз; чуда не произошло, и ничего съестного за время отсутствия хозяина там так и не появилось. Он закрыл дверцу, налил стакан воды из-под крана и прислонился к барной стойке.
Кухня была по-современному большая. Пол из твердой древесины, массивная плита из нержавеющей стали, внушительных размеров вытяжной шкаф из того же материала. Стальной холодильник промышленного размера. Шкафчики из вишневого дерева, столешница из модного черного гранита. Пять лет назад агент по недвижимости уверял его, что такая кухня идеально подходит для любых целей. Теперь Куинси смотрел на зияющие окна и пустой угол, где должен был стоять так и не купленный кухонный стол.
Он часто бывал в разъездах и редко дома — это чувствовалось.
Куинси оттолкнулся от стойки и бесцельно прошелся по квартире. Позади еще один долгий день. Впереди… что?
Может, стоит завести какое-нибудь животное. Рыбок, длиннохвостого попугая, кошку. Кого-нибудь, какое-то живое существо, которое не требовало бы особого внимания, но по крайней мере встречало бы хозяина по возвращении домой дружеским мурлыканьем, писком или даже воем. Сам Куинси был человеком, не испытывающим потребности в уюте, и легко переносил недостаток мебели или отсутствие предметов искусства. Его мать умерла, когда он был еще ребенком, и большую часть жизни Куинси обходился без ласки и нежных прикосновений. Но тишина… Тишина все еще действовала на него угнетающе.