Отряд обреченных, стр. 52

Кто знает, что это за тип двигателей; может, им сначала надо достигнуть определенной температуры. Жаль, что в Академии всячески избегали давать нам хотя бы элементарные знания в области авиации; космонавты хотели сохранить за собой монополию в этой сфере.

Рев продолжался. Без сомнения, он был слышен и под куполом.

— Дерьмо, — пробормотала я, не слыша собственного голоса. — Так недолго и Тобита разбудить.

Прижимая руки к ушам, я повернулась в сторону двери, ведущей под купол. Может, Филар подумает, что рев ему чудится — кошмар, порожденный белой горячкой. Может, просто заткнет уши, не пытаясь разобраться, в чем причина. Однако морлоки тоже проснутся и начнут спрашивать: «Что это за шум?»

Вот тогда-то Тобит и поймет, что все не так просто.

— Закрывайся, черт тебя подери, — сказала я, обращаясь к двери. — Закрывайся.

«Жаворонок» пришел в движение, нацелившись носом в сторону шлюзовой камеры. Я повернула кресло, чтобы видеть другую дверь. Если она закроется до того, как Тобит добредет до нее, он никогда не поймет, что произошло, просто выкинет все это из головы и глотнет еще из своей фляги. Однако если он увидит потайную дверь в стене купола…

Он, конечно, пьяница, но тем не менее разведчик. У него хорошая голова, сколько бы нейронов он ни загубил своим пьянством. Со временем он докопается до истины, а если отсоединит протез… Тогда ИИ станет воспринимать его как человека полностью из плоти и крови, начнет раболепствовать перед ним и положит все ресурсы города к его ногам.

Филар Тобит получит в свои руки воздушный флот.

Если он подойдет к двери сейчас, то успеет разглядеть даже ракеты. Неважно, что они разряжены. Он велит ИИ изготовить новые. И тогда следующая высадившаяся на Мелаквине команда разведчиков обнаружит, что здесь далеко не так уж спокойно и безмятежно.

ВТОРОЕ ПРОЩАНИЕ

«Жаворонок» медленно катил вперед. Свет внутри ангара сменился тьмой шлюзовой камеры. «Наконец-то мы скрылись из вида, — подумала я. — Пусть теперь Тобит злится сколько угодно — за то, что я утаила от него этот секрет. Нас он теперь не поймает».

Дверь шлюзовой камеры начала закрываться.

«Может, и в самом деле успеем», — подумала я.

Ох!

Филар ворвался в ангар — отнюдь не в одиночестве. Кто-то из морлоков указал пальцем на наш самолет — источник шума. Лицо Тобита исказилось от ярости. Я же позволила ему впасть в заблуждение, будто мы с Веслом покидаем город в брюхах «акул». Он вытащил «станнер» и прицелился в нашу сторону.

Его рука вздрогнула; то ли это была просто бессмысленная дрожь, то ли он нажал на спусковой крючок.

Я хорошо помнила, что мой «станнер» сделал с «акулой».

«Жаворонок» завибрировал.

Попал?

Дверь шлюзовой камеры плотно закрылась, перекрыв свет ангара. Мы оказались в полной темноте.

Когда в шлюзовую камеру хлынула вода, шум двигателей стал напоминать бормотание. Рев в ушах стих до шипения; на самом деле это был даже не звук, просто последствия недавней звуковой атаки на барабанные перепонки.

Тяжело дыша, я откинулась на спинку кресла. Рядом застонала Весло; слух у меня настолько пострадал, что я не могла бы сказать, громкие она издавала звуки или тихие.

Может, мне следует отстегнуться и подойти к ней? Хотя это опасно. Вдруг как раз в этот момент вторая дверь откроется и «птица» вырвется наружу?

— Пожалуйста, — сказала я, обращаясь к самолету. — Можно включить свет? Я хочу посмотреть, как там Весло.

По краю пола начало разгораться неяркое голубое мерцание — сверкающая лента не шире моего пальца. Этого оказалось достаточно.

По стеклянному лицу Весла струились слезы, но в ее глазах светилась храбрая решимость. Я чуть не рассмеялась — она сидела в своем кресле очень прямо, пристегнутая так туго, что могла двигать лишь головой.

С ней все будет в порядке. Она же бессмертная.

Я отвернулась. Тьма снаружи и тусклый свет внутри позволили мне увидеть свое отражение в стекле кабины.

Никаких следов уродливого багрового пятна.

ЧАСТЬ XV КРАСАВИЦА

Я НЕ ПОНИМАЮ

Это было мое лицо. Или не мое?

Я не знала, как воспринимать себя без привычного уродства.

Стала ли я красавицей? Или просто обычной женщиной? Что подумает Джелка?

Какая глупость — задаваться всеми этими вопросами. Я не настолько слаба, чтобы мое восприятие себя зависело от других. Однако я и вправду не знала, как выгляжу. Не знала, как оценить себя.

Отражение в стекле на самом деле не было Фестиной Рамос.

Я настоящая: уродливая… некрасивая.

Но что же тогда я вижу?

Женщину с чистой смуглой кожей. Высокие скулы. Зеленые глаза, в которые можно смотреть, не отвлекаясь на уродливое пятно.

Не помню, чтобы я когда-либо смотрела себе в глаза — разве что вытаскивая ресницу или во время немногочисленных попыток использовать косметику.

У меня красивые глаза? Что это вообще такое — когда у тебя красивые глаза? Что это такое — быть красивой?

ВСЕ ВВЕРХ И ВВЕРХ

«Жаворонок» с журчанием летел вперед.

— Выключи свет.

Отчасти я хотела видеть происходящее снаружи, отчасти — чтобы исчезло мое отражение. Может, всякие там Хакви могут без конца любоваться своим лицом; я — нет.

Не хочу думать о своем лице. Не хочу вглядываться в него. Не хочу, чтобы оно изменило меня.

Мерцание по краю кабины угасло, но какое-то время сетчатка сохраняла ощущение сверкающего ободка. Снаружи не было ничего, кроме тьмы — и эта тьма журчала, когда двигатели вспенивали воду. Надо полагать, мы уже находились за пределами шлюзовой камеры, в открытом озере, но я не чувствовала разницы: просто неуклонное продвижение вперед и, постепенно, по дуге, вверх.

Скоро мы вырвемся из воды, и… я появлюсь на свет снова, с новым лицом.

В наказание за такие мысли я впилась ногтями в руку: «На какие еще банальности ты способна?»

Наконец тьма начала рассеиваться; с каждым мгновеньем становилось все светлее: сначала тусклое мерцание высоко над головой, потом рассеянный свет, разгорающийся все ярче, и вот, наконец, мы окунулись в солнечное сияние позднего дня. Точно выскочившая из воды форель, самолет вырвался из воды и тут же снова хлопнулся на брюхо.

От удара я щелкнула зубами, а Весло взвизгнула; потом обе мы тяжело задышали, когда автоматика развернула наши кресла по ходу движения, и двигатели заработали на полную мощность. Судя по тому, с какой силой меня прижало к спинке кресла, ускорение было не меньше пяти g; из головы выскочили все мысли, кроме одной: «Только бы не содрало с лица кожу».

«Жаворонок» несся над водой, уходя вверх под острым углом; ускорение все еще вжимало нас в спинки кресел. Больнее всего было в области колен — они торчали над краем кресла, испытывая двойное растяжение, когда бедра и ноги вдавливало назад. Казалось, еще чуть-чуть, и мягкие ткани разорвутся… но прежде, чем это произошло, скорость упала и боль утихла.

Я легко коснулась щеки. На ощупь искусственная кожа была на месте.

Можно перевести дух.

ВЫСОТА

Немного в стороне под нами виднелось небольшое озеро, лишь чуть шире длинной реки, лениво катившей свои воды от одного края горизонта до другого.

— Фестина! — воскликнула Весло. — Мы летим!

— Это точно.

— Как птицы!

— Да.

— Высоко над землей!

— Да.

Фактически, мы летели не так уж высоко: конечно, выше любого холма, но далеко не на той высоте, к которой привыкла я. Наверно, шум наших двигателей мог бы вызвать неприятные ощущения у любого находящегося внизу; но там не было никого, кроме кроликов и сусликов. Отсюда Мелаквин выглядел девственно чистым миром, которого не коснулась порча цивилизации.