Король в изгнании, стр. 43

Она поднесла пальцы к губам и поцеловала их, все это время глядя прямо в камеру.

– Возвращайся домой, Эдвард. Возвращайся в Уншуммин, во дворец. Прошу тебя. Здесь твое место. Здесь тебе будет хорошо. Здесь все будут тебя любить.

Лицо Саманты оставалось на экране еще несколько мгновений, и, даже несмотря на улыбку, в нем чувствовались грусть и боль. Затем экран потемнел, и мозг корабля сообщил мне, что к сообщению присоединены данные – секретный код доступа. Я велел компьютеру сохранить их, а затем снова опустился в кресло.

Долгое время я просто сидел, покусывая костяшку пальца.

Глава 24

ПРОХОЖУ ОБСЛЕДОВАНИЕ

Не знаю, как долго я сидел так в задумчивости, когда раздался стук в дверь. Естественно, не настоящий стук: кто-то за дверью коснулся пластинки входного сигнала и мозг корабля интерпретировал его как стук. Дверной сигнал можно было запрограммировать на любой звук – колокольчик, звонок, собачий лай… словом, на что хватало фантазии. Сэм всегда нравился настоящий стук, тихий и почтительный, словно стоявший за дверью застенчиво просил разрешения отнять несколько минут твоего времени. Естественно, если подобным сигналом пользовалась обожаемая мною сестра, то и мне хотелось такой же. Я не помнил, чтобы просил в качестве сигнала именно стук, но она ввела эту информацию в мои персональные данные, полагая, что это именно то, что мне нужно.

Внезапно мной отчего-то овладело смутное беспокойство. Возможно, мне следовало сменить стук на колокольчик. Или звонок. Или что-нибудь вроде птичьего щебета. Вот только чем больше я об этом думал, мне все сложнее казалось выбрать нечто новое, в то время как стук выглядел как раз к месту.

Стук повторился. Я посмотрел на дверной монитор и увидел Тобита, который стоял за дверью, сердито уставившись в глазок камеры.

– Пусть войдет, – сказал я мозгу корабля.

Войдя в каюту, Филар окинул ее мрачным взглядом и проворчал:

– Совсем как моя, разве что трусы с носками повсюду не разбросаны. – Он посмотрел на меня. – Нормально устроился? Или хочешь, чтобы я надавил на интенданта – пусть притащит сюда каких-нибудь безделушек, чтобы было повеселее? У него еще осталось несколько стеклянных фигурок, эти штуковины так здорово разлетаются на куски, когда швыряешь их о стенку!

– Нет, спасибо. – Я бросил взгляд на экран на столе, но он был пуст. Видимо, сообщение Сэм после воспроизведения было автоматически удалено из базы данных.

– Если ты не занят, Фестина хочет, чтобы ты спустился в лазарет. Поскольку ты близко общался с королевским ядом, она желает убедиться, что с тобой все в порядке. – Тобит закатил глаза. – Меня назначили тебе в сопровождающие на случай, если от яда у тебя начнутся судороги и тебя придется тащить на своем горбу.

– Никаких судорог у меня не начнется.

– Рад слышать. Ненавижу таскать тяжести.

Он подтолкнул меня к двери. Она открылась перед нами, и я уже собирался шагнуть за порог, когда Тобит схватил меня за воротник рубашки и, рванув так, что затрещала ткань, втащил меня обратно в каюту и развернул лицом к себе.

Я невольно вскинул кулаки. В голове у меня промелькнула дикая мысль: за мной шпионили, пока я слушал сообщение Сэм, и теперь Фестина, Проуп и все остальные намереваются меня схватить. Еще мгновение, и я ударил бы разведчика прямо в набухший с красными прожилками нос… но он быстро попятился, показывая на пол за дверью.

Палуба была покрыта ковром – учитывая, что эта часть корабля предназначалась для важных гостей, – украшенным изображениями красных палисандровых деревьев в окружении разноцветных спиралей. Сначала я ничего не увидел в том месте, куда показывал Тобит, но затем на одном из ближайших к двери палисандров заметил маленькое светящееся красное пятнышко.

– Мозг корабля, – сдавленно произнес Филар, – отключи освещение в коридоре.

Стало темно – за исключением пяти красных спор, мерцавших посреди ковра. Они расположились прямо на пяти красных палисандрах в ковровом орнаменте, из-за чего их трудно было заметить – и легко на них наступить.

– Кгм… – Я судорожно сглотнул.

– Кайшо, похоже, разбрасывает семена, – пробормотал Тобит. – Хорошо, что я заметил какое-то мерцание, прежде чем ты успел шагнуть.

Присев на край моей койки, он поднял ноги, проверяя подошвы ботинок. Никаких следов красных точек на них не было.

– Либо мне просто повезло, – сказал он, – либо он чересчур осторожен для того, чтобы меня кусать: у меня в крови осталось еще достаточно алкоголя, чтобы отравить любой поганый грибок, который попытается на мне укорениться.

Светящиеся пятнышки – одно прямо перед моей каютой и еще два по сторонам, так что я на них наверняка наступил, в какую бы сторону ни отправился.

– Думаешь, Кайшо специально хотела… В смысле, ведь это моя дверь…

– Йорк, старина, этот чертов мох по тебе сохнет. Или Кайшо. Или оба. Если ты попытаешься ее допросить, она наверняка поклянется, что это была всего лишь «маленькая милая шутка». Просто чтобы подразнить – споры бы на самом деле тебя не сожрали. Просто лизнули бы слегка и оставили в покое… этакий флирт со стороны балрога. – Он нахмурился. – Советую смотреть под ноги, приятель; похоже, слишком многим ты пришелся по душе.

В голосе его прозвучали язвительные нотки, словно он был неравнодушен к некоей женщине, вот только меня она любила куда больше. Но единственными женщинами на «Палисандре» были Проуп, Кайшо и Фестина…

Да уж…

– К черту! – с отвращением буркнул Тобит, вытирая ботинки о пол, хотя на подошвах и так ничего не было. – Давай вызовем пылесос и пошли отсюда. Нас ждут в лазарете.

Я молча кивнул.

– Вообще-то нам это делать не положено. – Вересиан, молодой флотский офицер – ему было лет тридцать, что не так уж и много для доктора медицины, – изучал мою медицинскую карту. – Там есть отметка: «Медицинскому обследованию не подвергать, за исключением экстренных случаев». Распоряжение Адмиралтейства. Официальное.

Фестина нахмурилась.

– Странно. Все на флоте проходят регулярные медицинские проверки.

– Прошу прощения, адмирал, но это не совсем так, – заметил Вересиан. – Бывают и исключения. Обычно по религиозным соображениям – например, оптеры.

Врач не мог прямо спросить, кому или чему я поклоняюсь – учитывая действовавшие на флоте строгие правила относительно религиозной терпимости, – но оптеры никогда не стеснялись говорить о своей вере. Их бог не приемлет никаких медицинских процедур; предполагается, что лишь небесам дано решать, выздоровеешь ты или нет.

(Только не спрашивайте меня, зачем бог сотворил вселенную, полную лекарств, а затем не велел их употреблять. Боги порой обожают создавать нечто великое и подсовывать его прямо вам под нос, а потом заявлять: «Если ты воистину любишь меня – никогда к этому не прикасайся». Примерно так, как моя сестра, когда прятала у меня в комнате свой дневник, чтобы отец его не нашел.)

– Я не оптер, – сказал я. – Я… гм… другой.

– Ты разведчик, старина, – ответил Тобит. – Мы все другие.

Но я был другим незаконно. Об этом я, естественно, не стал говорить вслух – если что-то и удалось вбить мне в голову, так это то, чтобы я всегда молчал о том, как стал таким. Не просто потому, что я был генетически модифицирован. Если уж говорить правду, то я в некотором роде был клоном собственного отца.

Ужасно, верно?

Конечно, не в точности им – врач, который меня проектировал, начал с отцовской ДНК, а затем внес в нее изменения с тем, чтобы сделать меня еще лучше. То же можно было сказать и про Саманту – та же самая личность, клон отца, за исключением того, что у нее была X-хромосома там, где у меня была хромосома Y. Что означало, что той же самой личностью она быть никак не могла. Вам, конечно, известно о генетических пороках, связанных с полом, когда если ты девочка – с тобой все в порядке, но если мальчик, то у тебя обязательно обнаруживаются какие-то недостатки. Сэм как-то раз пыталась мне рассказывать про различия X– и Y-хромосом, но у меня не было особого желания слушать. Все равно ведь ничего не изменить, верно?