Сокровище forever!, стр. 12
– Не смейте меня хватать! – вырывая руку, взвизгнула Раймунда. – Это моя пектораль, а не ваша!
И в эту секунду за задернутым занавесом загрохотало. Послышался звук падения чего-то тяжелого – и звон бьющегося стекла.
– Пектораль! – в один голос завопили Остапчук и Раймунда и оба рванули занавесь с такой силой, что ткань, не выдержав, вырвалась из зажимов крепления и плавно, как в замедленной съемке, пала к ногам.
Витрина лежала на боку. Грубо отогнутая клемма сигнализации торчала в сторону. В крышке зияла дыра, похожая на неровную звезду. Поблескивающие в свете ламп осколки усыпали пол в нише. Покрытие черного бархата, словно выдранное чьей-то сильной рукой, беспомощно свисало сквозь дыру в стекле. И больше в нише ничего не было.
В сумочке у Мурки пронзительно заверещал мобильник. Не отводя глаз от разграбленной ниши, девчонка нашарила аппарат.
– Слышь, Мурка, – раздался в трубке смущенный голос Вадьки, – тут это… Надо Саляма из туалета выпустить. Его там заперли, а дверь выбивать неудобно, и так мы в этом музее такое устроили… – Он снова замялся. – И вообще тут непонятное творится!
– Ты даже не представляешь, до какой степени! – ответила Мурка. – Пектораль похитили!
Глава 8. Ломай дверь, к черту!
– Дай сюда! – За несколько километров от музея, в рабочей комнате «Белого гуся» Сева выдрал телефон у Вадьки из рук и лихорадочно просипел в трубку: – Мурка, никто! Слышишь, ни один человек не должен покинуть зал! – И тут же Сева метнулся к микрофону и уже в полный голос решительно скомандовал: – Салям! Ломай дверь!
– Ты чего? – растерянный Вадька следил за действиями друга. – Мы и так там, что могли – уже поломали!
Сева поднял на Вадьку взгляд, сияющий бешеным азартом и настоящим победным торжеством:
– На что хочешь спорю – Остапчук не вызовет милицию! Даю ему двадцать… ну, тридцать минут – и он рванет к нашему великому сыщику, чтобы тот по-тихому вернул пропажу! Согласись, при таком раскладе не годится, чтобы великого сыщика нашли запертым в туалете! – закончил Сева. – Для имиджа плохо! Так что ломай, Салям, – что такое фанерная дверка по сравнению с золотой пекторалью! Ломай дверь, к черту!
На мониторе крашеная дверь туалета начала отдаляться – Салям отходил к дальней стене для разбега. Резко качнулась навстречу… Снизу вверх поперек экрана мелькнула вскинутая для удара Салямова нога.
– Не ногой! – завопил Вадька.
Поздно. Толстый каблук ботинка ударил в замок. Что-то хлопнуло, будто надутый бумажный пакет лопнул.
– Но это же другая нога! – заверещала Катька. – Или ты и сюда свои штучки насовал?
По Вадькиной несчастной физиономии видно было, что да – насовал.
Из другого ботинка Саляма тоже повалил черный дым, настолько плотный, что монитор снова затянуло сплошной непроницаемой пеленой. Кажется, дым был еще и едким, потому что из динамиков донесся судорожный кашель Саляма. Изображение задергалось – сгибающийся от кашля Младший Служащий заметался по туалетной комнате. Сквозь дым на него надвинулось что-то белое – кажется, умывальник, – и тут же послышался грохот. Потом что-то подвернулось под ноги – сдается, это был унитаз. Грохот повторился. Наконец Салям ударился обо что-то плечом… Дверь туалета хрустнула и вывалилась в коридор. Салям выкатился следом. Из-за его спины медленно и лениво плыли полосы черного дыма, вытягивающегося из туалета и расползающегося в воздухе музея.
– Ну все, ребята, – безнадежно вздохнула Катька, – с Севкиной любовью к гонорарам, а твоей, Вадька, страстью к технике нам теперь хочешь не хочешь надо получить заказ от Остапчука… и еще обязательно поймать вот этого, в черном, что тут бегал.
– Его-то зачем так уж обязательно? – мрачно пробурчал Вадька. Действительно, с вмонтированными в ботинки прибамбасами плохо получилось. А ведь на испытаниях все работало!
– А чтоб хотя бы разгром музейной экспозиции на него свалить! – ехидно сообщила младшая сестрица. – Потому что за разгром музейного туалета все равно платить нам. Из гонорара от Остапчука.
Глава 9. Похищение № 1
Поверх прижатого к Муркиному уху мобильника легла мужская рука, и девчонка увидела перед собой совершенно растерянные глаза Остапчука.
– Как похитили? – по-детски испуганно пробормотал Олег Петрович.
– Ну-у… – протянула Мурка, тоже слегка растерянно, – прокрались в нишу… задернули штору… разбили стекло, схватили пектораль и удрали!
– Почему ты не сказала, чтоб они этого не делали? – все еще заторможенно пролепетал Остапчук.
– Кому? – изумленно переспросила Мурка.
– Ну этим, им! Про которых ты рассказываешь! Ты их видела?
Мурка поглядела на Остапчука с жалостью.
– Конечно же, я не видела! – раздельно, как маленькому, пояснила она.
– Откуда тогда знаешь? – отрывисто бросил Остапчук.
– Я не знаю! – завопила Мурка, уже искренне пожалевшая, что вообще открыла рот. – Я предполагаю! Занавес задернут – значит, задернули! Стекло разбито – значит, разбили! Пекторали нет – значит, взяли и вынесли!
– Не могли из ниши ничего вынести! Когда стекло разбилось, я прямо перед ней стоял! – с тупым упрямством выдал Остапчук.
Мурка покорно вздохнула: надо потерпеть, ясно же, человек в шоке.
– У вас задняя часть этой самой ниши из чего сделана? – терпеливо спросила она Остапчука.
Олег Петрович уставился на болтающиеся занавеси, будто только сейчас задумался над этим непростым вопросом.
– Из ткани, – после долгого созерцания наконец заключил он.
– Ну? – переспросила Мурка.
– Ну? – все так же тупо ответил Остапчук.
– Ежу понятно! – не выдержал Кисонькин «эльф». – Просто-напросто отодвинули тряпку и выбрались с задней стороны!
– А вот и не могли! – с детским торжеством вскричал Остапчук. – У меня там милиционер сидит!
– А вот и не сидит, – уныло откликнулась Мурка.
– То есть как «не сидит»? – неверяще переспросил Остапчук и рванул через нишу, с хрустом давя осколки стекла. Рыча от нетерпения, он ухватился за занавесь и яростно отдернул ее в сторону. Между завесой, составляющей заднюю стенку ниши, и стеной самого музейного зала оставалось немного пустого пространства, в которое был втиснут обыкновенный старенький стул с драным дерматиновым сиденьем.
– Я бы сказала – никак не сидит, – разглядывая пустой стул, печально заключила Мурка.
– Боже мой! – судорожно комкая в руках край ткани, прошептал Остапчук и обвел толпящихся вокруг него людей безумным взглядом. – Так и есть – ее нет! – из груди его вырвался более осмысленный и совершенно душераздирающий крик. – Пектораль действительно украли!
– А что ж вы хотели, с такой-то организацией! – К нише невозмутимо подгреб Пилипенко с полной еды пластиковой тарелочкой в руках. Вожделеюще пошевелил пухлыми пальцами, выбирая, что б такое повкуснее подцепить. Наконец подхватил крошечный рулетик с начинкой, положил его на язык и, сосредоточенно причмокивая, пробубнил: – Думать надо, кого приглашаешь! Олигархов сюда всяких натаскали, а тех только подпусти к золотишку, сразу без штанов останешься! Мэра опять же с губернатором – еще того хуже! Так мало вам – вы и детскую мафию приволокли! – Он снова принялся копаться в своей тарелке, выискивая самые лакомые кусочки.
– Какую детскую мафию? – дрожащим голосом осведомился Остапчук.
– А вот этих! – невозмутимо кивая на Мурку и Кисоньку, сообщил Пилипенко. – Там, где эти появляются, там все пропало!
Девчонки уставились на Пилипенко с изумлением – им всегда казалось, что пропажи случаются там, где появляется Пилипенко.
– Вы что хотите сказать – девочки похитили пектораль? – насмешливо приподнимая безупречные брови, поинтересовался «эльф».
– А кто же еще? – Пилипенко был по-прежнему невозмутим. – Я их давно знаю, они во-от с таких лет чего-нибудь похищают! – Пилипенко сдвинул ладони так, что всем стало ясно – свою преступную деятельность Мурка с Кисонькой начали в возрасте трех-четырех месяцев от роду. Вероятно, были замешаны в краже памперсов. – У них ворованный антиквариат – складами! Секретные документы – стопками! Похищенные драгоценности – грудами! Будет теперь еще и ваша пектораль! И даже не надейтесь ее вернуть! – снова почмокивая от удовольствия, с набитым ртом объявил Пилипенко. – Детская мафия – она непобедима! Да-да! – с грустным цинизмом все повидавшего и разочаровавшегося в жизни человека сказал он, принимаясь обгладывать виноградную гроздь. – Я вот попытался с ними бороться – теперь на посту в музее стою! А ведь работал в уголовном розыске. Свой кабинет имел. – Пилипенко вздохнул.