Тэсс из рода д'Эрбервиллей, стр. 65

В эту же ночь женщина, которую он мысленно старался унизить, думала о том, какой замечательный и добрый человек ее муж. Но над обоими нависла тень, гораздо чернее той, какую видел Энджел Клэр, — его собственная ограниченность. Вопреки всем его попыткам быть независимым в своих суждениях этот передовой человек, полный добрых намерений человек последней четверти века, оставался рабом условностей и обычаев, уважение к которым прививалось ему в детстве. Ни один пророк не сказал ему — а сам он не был пророком, — что молодая его жена достойна похвал царя Лемуила не меньше, чем всякая другая женщина, питающая такое же отвращение к греху, — ибо не достижение, но стремление служит мерилом истинной нравственности. Кроме того, человек, которого мы разглядываем вблизи, проигрывает, так как нет теней, скрывающих его недостатки, а далекие туманные фигуры вызывают только уважение и самые недостатки их на расстоянии превращаются в достоинства. Думая о том, что Тэсс оказалась не той, какой он ее себе представлял, он проглядел ее такой, какой она была, и не вспомнил, что не всегда совершенство ценнее всего.

За завтраком разговор шел о Бразилии, и все пытались одобрить задуманный Клэром эксперимент, несмотря на обескураживающие рассказы о том, как некоторые батраки, эмигрировавшие в Бразилию, через год возвращались на родину. После завтрака Клэр пошел в город покончить с теми мелкими делами, какие у него здесь были, и взять из местного банка все свои деньги. На обратном пути он встретил около церкви мисс Мерси Чант, — она казалась эманацией церковных стен. Она несла несколько Библий для занятий со своим классом. Миросозерцание ее было таково, что события, причинявшие другим людям сердечные страдания, заставляли ее блаженно улыбаться — завидный результат, хотя, по мнению Энджела, он был достигнут путем противоестественным — человечность приносилась в жертву мистицизму.

Она узнала о том, что он собирается покинуть Англию, и нашла этот план превосходным и многообещающим.

— Да, с точки зрения коммерческой этот план, конечно, недурен, — ответил Клэр. — Но, дорогая Мерси, это резкий разрыв с прошлым. Пожалуй, следовало бы предпочесть монастырь.

— Монастырь! О Энджел Клэр!

— А что такое?

— Ах вы грешник! Чтобы идти в монастырь, нужно быть монахом, а монахи — католики.

— …католиком же быть грешно, а грех приводит к гибели! Ты на опасной стезе, Энджел Клэр.

— Я горжусь тем, что я протестантка, — строго сказала она.

Тогда Клэр, отчаяние которого переросло в дьявольскую жестокость, заставляющую человека поступать вопреки его принципам, подозвал ее ближе и начал злобно нашептывать ей самые еретические мысли, какие только приходили ему в голову. Он было расхохотался, когда ее простодушное лицо исказилось от ужаса, но смех замер, так как ужас уступил место огорчению и беспокойству за него.

— Дорогая Мерси, — сказал он, — вы должны меня простить. Кажется, я схожу с ума.

Она мысленно согласилась с ним. Так закончилось это свидание, и Клэр вернулся домой. Драгоценности он оставил на хранение у местного банкира в ожидании более счастливых дней. Внес он также в банк тридцать фунтов для того, чтобы их в ближайшие месяцы переслали Тэсс по ее требованию, и отправил ей письмо в Блекмурскую долину, сообщая о своих распоряжениях. Он надеялся, что этой суммы, а также тех пятидесяти фунтов, которые он ей уже вручил, хватит на первое время; в случае непредвиденных расходов она должна была обратиться к его отцу.

Своим родителям он не дал ее адреса, не считая нужным, чтобы они входили с ней в какие бы то ни было отношения; а мистер и миссис Клэр, не знавшие истинного положения дел, адреса не просили. В тот же день он уехал из отчего дома, желая возможно скорее покончить со всеми делами.

Перед тем, как надолго покинуть эти края, он должен был заглянуть на уэллбриджскую ферму, где провел с Тэсс первые три дня после свадьбы. Ему предстояло уплатить ничтожную сумму за помещение, вернуть ключи от комнат, которые они занимали, и взять кое-какие вещи, оставшиеся на ферме. Под кровлей этого дома он получил жесточайший удар, омрачивший его жизнь, как ничто другое. Однако, когда он открыл дверь гостиной и заглянул в комнату, ему прежде всего вспомнился счастливый их приезд в такой же послеполуденный час, первое радостное предощущение жизни под одним кровом, первый обед, болтовня у камина и сплетенные руки.

Фермер и его жена находились в поле, и Клэр был один в доме. Под наплывом неожиданных чувств он поднялся наверх, в ее комнату, которую он ни разу не разделил с ней. Постель была аккуратно постлана — постлана руками Тэсс в день отъезда. Под пологом висела ветка омелы — он сам ее повесил. За эти три-четыре недели она пожелтела, листья и ягоды сморщились. Энджел снял ее и бросил в камин. И, стоя здесь, он в первый раз усомнился в том, было ли поведение его разумным и великодушным. Но разве его не обманули жестоко? Раздираемый противоречивыми чувствами, он опустился на колени перед кроватью, и на глаза его навернулись слезы.

— О Тэсс! Если бы ты сказала мне раньше, я бы простил тебя! — простонал он.

Услышав шаги, он встал и вышел на площадку лестницы. Внизу стояла женщина, а когда она подняла голову, он узнал бледную, темноглазую Изз Хюэт…

— Мистер Клэр, — сказала она, — я пришла навестить вас и миссис Клэр и узнать, здоровы ли вы. Я думала, что, может быть, вы вернетесь.

Тайну этой девушки он угадал, но она еще не угадала его тайну; это была честная девушка, любившая его, — из нее могла бы выйти такая же или почти такая же хорошая жена фермера, как Тэсс.

— Я здесь один, — ответил он, — мы здесь теперь не живем. — И, объяснив, зачем он сюда приехал, спросил: — Какой дорогой вы пойдете домой, Изз?

— Я больше не живу на мызе Тэлботейс, сэр, — сказала она.

— Почему?

Изз опустила глаза.

— Там было так скучно, что я ушла. Теперь я живу вон там.

Она указала в противоположную сторону, куда направлялся и Клэр.

— И сейчас вы туда идете? Если хотите, я могу вас подвезти.

Смуглое лицо вспыхнуло.

— Спасибо, мистер Клэр, — сказала она.

Он отыскал фермера и расплатился за комнаты, добавив еще некоторую сумму, так как нанятое помещение он покинул внезапно. Затем он вернулся к своей лошади и двуколке, и Изз уселась рядом с ним в экипаж.

— Я думаю уехать из Англии, Изз, — сказал он, когда они тронулись в путь. — Еду в Бразилию.

— А миссис Клэр не боится ехать так далеко? — спросила она.

— Сейчас она со мной не едет… быть может, через год. Я отправляюсь на разведку — посмотрю, как там живется.

Они ехали по дороге, уходящей на восток. Изз не прерывала молчания.

— Как поживают все остальные? — осведомился он наконец. — Что Рэтти?

— Когда я видела ее в последний раз, она была словно больна и до того исхудала, что страшно смотреть. Больше уж не будут в нее влюбляться, — рассеянно ответила Изз.

— А Мэриэн?

Изз понизила голос:

— Мэриэн пьет.

— Неужели?

— Да. Фермер ее рассчитал.

— А вы?

— Я не пью и не болею. Но теперь уж я не распеваю песен перед завтраком.

— Почему? А помните, как вы распевали «Это было в саду купидона» и «Брюки портного» по утрам, когда доили коров?

— Я помню. Это было, когда вы только что приехали, сэр. А потом вы у нас пожили, и я перестала петь.

— Почему же вы так приуныли?

Она подняла на него черные глаза, и в них блеснул ответ.

— Изз… Какая слабость! Из-за такого, как я… — мягко сказал он и задумался. — Ну, а если бы я попросил вас быть моей женой?

— Я бы вам ответила «да», и вы женились бы на женщине, которая вас любит!

— Неужели?

— Это сущая правда, — страстно прошептала она. — О господи! Неужели вы догадались только теперь?

Через некоторое время они поравнялись с проселком, ведущим в деревню.

— Я здесь сойду. Я живу там, — отрывисто сказала Изз, не проронившая ни слова после своего признания.