Тэсс из рода д'Эрбервиллей, стр. 12

— Прощай, отец, — сказала Тэсс, чувствуя, как у нее сжимается горло.

— Прощай, дочка, — отозвался сэр Джон, приподнимая поникшую на грудь голову. Он клевал носом, так как по случаю торжественного дня хлебнул лишнего. — Надеюсь, юному моему другу понравится такая миловидная представительница его рода. И скажи ему, Тэсс, что, обеднев после былого величия, я продам ему титул, — да, продам, и за умеренную цену.

— Не меньше чем за тысячу фунтов! — воскликнула леди Дарбейфилд.

— Скажи ему, что я возьму тысячу фунтов. Ну, уж коли на то пошло, возьму меньше. Он его украсит лучше, чем такой жалкий бедняк, как я. Скажи ему, что он его получит за сотню. Но я не буду торговаться из-за пустяков! Скажи, что я отдам за пятьдесят — за двадцать фунтов! Да, двадцать фунтов — это последняя цена. Черт возьми, фамильная честь есть фамильная честь, и я не возьму ни на пенни меньше!

Слезы душили Тэсс, и она не могла высказать овладевшую ею горечь. Она быстро повернулась и вышла.

Мать и дети вместе отправились в путь; девочки держали Тэсс за руки и время от времени задумчиво посматривали на нее, словно ей предстояло совершить великие подвиги; мать шла сзади. Группа эта напоминала картину: в центре юная красота, по бокам невинность, на заднем плане простодушное тщеславие. Они приблизились к подножию холма, на вершине которого ее должна была ждать повозка из Трэнтриджа (место это было выбрано для того, чтобы избавить лошадь от трудного подъема). Вдали за первой цепью холмов, как нарост на кряже, виднелся Балбэрроу. Дорога на гребне была пустынна, и только посланный вперед мальчишка восседал на ручке тачки, вместившей все имущество Тэсс.

— Подождем здесь, двуколка должна скоро приехать, — сказала миссис Дарбейфилд. — Да вот она!

И действительно, на гребне холма внезапно появилась двуколка и остановилась возле тачки. Мать и дети решили не идти дальше, и, торопливо попрощавшись с ними, Тэсс стала подниматься на холм.

Они видели, как белая ее фигура приближалась к двуколке, на которой уже стоял ее сундучок. Но не успела она поравняться с ней, как из-за купы деревьев на вершине показался другой экипаж, миновал поворот, двуколку с багажом и остановился возле Тэсс, которая с изумлением повернулась.

Тогда мать заметила, что второй экипаж не похож на жалкую двуколку, — это был новенький, блестевший лаком кабриолет. Лошадью правил молодой человек лет двадцати трех — двадцати четырех, с сигарой в зубах; на нем было модное кепи, темно-серая куртка, такие же панталоны, белый галстук, стоячий воротничок и коричневые перчатки, — короче, это был тот самый красивый молодой щеголь, который недели две назад приезжал к ним узнать ее решение относительно Тэсс.

Миссис Дарбейфилд, как ребенок, захлопала в ладоши, опустила глаза, потом снова стала всматриваться. Могло ли ее обмануть значение этой встречи?

— Это и есть знатный родственник, который сделает сестрицу знатной дамой? — спросил младший из ребят.

Между тем видно было, что Тэсс в нерешительности стоит перед кабриолетом, слушая, что говорит ей его владелец. Но то, что казалось нерешительностью, на самом деле было кое-чем более серьезным — предчувствием дурного. Тэсс предпочла бы скромную двуколку. Молодой человек вышел из экипажа и, по-видимому, уговаривал ее сесть. Она повернулась в ту сторону, где остались ее родные, и посмотрела на маленькую группу. Казалось, что-то подтолкнуло ее принять решение: быть может, мысль о том, что она убила Принца. Ода быстро села в кабриолет, молодой человек занял место рядом с ней и тотчас же хлестнул лошадь. Через секунду они обогнали медленно тащившуюся двуколку с сундучком и скрылись за выступом холма.

Как только Тэсс скрылась из виду и случившееся перестало быть интересным зрелищем, глаза малышей наполнились слезами. Младшая девочка сказала: «Я не хочу, чтобы бедная Тэсс уезжала и делалась знатной дамой!» — Рот ее искривился, и она расплакалась. Это оказалось заразительным: сестра последовала ее примеру, и, наконец, разревелись все трое.

Слезы были и на глазах Джоан Дарбейфилд, когда она повернулась, чтобы идти домой. Но когда они добрались до деревни, она уже снова уверовала в милость случая. Однако ночью, лежа в постели, она вздохнула и на вопрос мужа, что с ней, ответила:

— Сама хорошенько не знаю. Только я подумала сейчас, что было бы, пожалуй, лучше, если бы Тэсс не уехала.

— Ну, об этом нужно было думать раньше!

— Но девушке выпал случай… А все-таки, если бы начинать все сначала, я бы ее не отпустила, не разузнав заранее, действительно ли этот джентльмен добропорядочный молодой человек и интересуется ею как родственницей.

— Да, пожалуй, следовало бы это сделать, — проворчал сэр Джон.

Джоан Дарбейфилд всегда ухитрялась найти какое-нибудь утешение.

— Ну что ж, ведь она из их же древнего рода и должна с ними поладить, если пустит в ход свой козырь. А если он теперь на ней не женится, то женится после. Всякому видно, что он от нее без ума.

— А какой у нее козырь? Кровь д'Эрбервиллей?

— Нет, дурачок, — ее лицо; и у меня было такое же.

8

Усевшись рядом с Тэсс, Алек д'Эрбервилль, расточая ей комплименты, быстро погнал лошадь вдоль гребня холма; двуколка с сундучком осталась далеко позади. По обе стороны от них открывались необъятные просторы: сзади — зеленая долина, где она родилась, впереди — серая страна, о которой она знала лишь то, что успела увидеть во время первого короткого пребывания в Трэнтридже. Потом начался спуск — прямая дорога шла под уклон почти на протяжении мили.

С того дня, как погибла лошадь ее отца, Тэсс Дарбейфилд, хотя и смелая от природы, стала бояться езды, даже легкие толчки ее пугали. Сейчас она с беспокойством заметила, как неосторожно правит лошадью ее спутник.

— Я думаю, спускаться вы будете медленно, сэр? — сказала она с напускной беззаботностью.

Д'Эрбервилль повернулся к ней, прикусил сигару крупными белыми зубами, и губы его раздвинулись в медленную улыбку.

— Что же это, Тэсс? — сказал он, попыхивая сигарой. — Как можете вы, смелая девушка, задавать такой вопрос? Конечно, я всегда пускаю лошадь в галоп — самый лучший способ поднять настроение.

— Но, быть может, сейчас вам этого не нужно?

— Увы! — отозвался он, покачивая головой. — Считаться приходится с двумя. Я не один. Нельзя забывать о Тиб, а у нее капризный норов.

— Кто это?

— Да моя кобыла. Мне показалось, что она только что оглянулась и посмотрела на меня очень хмуро. Вы не заметили?

— Не надо пугать меня, сэр, — сдержанно сказала Тэсс.

— Я вас не пугаю. Если есть на свете человек, который мог бы справиться с этой лошадью, то человек этот — я. Я не утверждаю, что это вообще возможно, но если кто-нибудь имеет над ней власть, то это я.

— Зачем же вы держите такую лошадь?

— Вот об этом стоит спросить. Должно быть, такая моя судьба. Тиб уже убила одного парня, а как только я ее купил, она едва не убила меня. Затем — можете мне поверить — я едва не убил ее. Но она все-таки капризна, очень капризна; и порою иметь с ней дело — значит рисковать жизнью.

Они только что начали спускаться, и ясно было, что лошадь сама, или повинуясь его воле (последнее было более вероятно), прекрасно понимала, какого безрассудства от нее ждут, и не нуждалась в понукании.

Вниз, вниз мчались они! Колеса жужжали, как волчок, кабриолет кренился то вправо, то влево — он летел слегка наклонно, — круп лошади перед ними поднимался и опускался, как волна. Порой колесо приподнималось над землей, казалось, на много ярдов, камни, вертясь, летели через изгородь, из-под копыт лошади вырывались искры, видные даже при дневном свете. Прямая дорога перед ними словно расширялась, насыпи по сторонам раздвигались, как концы расщепленной палки, и проносились мимо.

Ветер продувал насквозь белое муслиновое платье Тэсс, а вымытые ее волосы развевались за спиной. Она решила скрыть свой страх, но схватила д'Эрбервилля за руку, державшую вожжи.