Фата-Моргана 9 (Фантастические рассказы и повести), стр. 80
Вот и объяснение. Один любопытный увидел, рассказал остальным, отсюда и пошло. Обрастая деталями, сложилась легенда. Каркеры и впрямь оказались неплохими учениками индейцев, переняв от них тайное искусство бальзамирования.
Превосходно выполненная мумия. Но то ли от индейского чудодейства тела ссыхались, то ли это был десятилетний мальчик. От плоти ничего не осталось. Только кожа, да кости, да туго натянутые высохшие сухожилия. Веки закрыты, глазницы запали глубоко в череп, а нос… нос провалился и осел, и его вроде как бы и не было вовсе. И еще губы. И не губы даже, а тоненькие ниточки, натянутые поверх длинных и ослепительно белых зубов, выступающих немного вперед и резко контрастирующих с темно-коричневой кожей.
Вот это да! Настоящее маленькое сокровище. Таллант уже прикидывал в уме, где он найдет ученого-антрополога и какое вознаграждение с него сдерет — надо же, убийство может сулить такую замечательную побочную выгоду, — как вдруг заметил, что грудная клетка на самую малую долю дюйма поднялась и опустилась.
Этот Каркер не умер. Он спал.
Оставаться там дальше и раздумывать над увиденным Таллант не осмелился. Времени поразмыслить над тем, возможны ли подобные вещи в правильно устроенном мире, уже не было. Как не оставалось его и на то, чтобы скрыть следа убийства и спрятать тело Моргана. Пора уматывать. Не теряя ни секунды, хватать мачете и бежать куда глаза гладят.
Не добежав до двери, Таллант остановился. Со стороны пустыни, по направлению к будке, в которой он находился, приближалась самка. На этот раз он видел ее отчетливо.
Рука в нерешительности подняла мачете, острый клинок звонко царапнул глиняную стеку. За спиной Талланта раздался сухой шелест — спящий поднялся.
Обернувшись, мачете перед собой, он изготовился. Сначала покончить с этим, потом — разделаться с самкой. Ни в теле, ни в мыслях страха не было, только готовность действовать.
Сморщенная коричневая двуногая ящерица с жадностью кинулась на Талланта, но он легко ушел в сторону и встал, ожидая следующего прыжка. Удачно, снова ушел. Подняв мачете повыше, он сделал шаг назад и, споткнувшись о безжизненное тело Моргана, полетел на поя. Подняться Таллант не успел. Кровожадное существо вскочило на него и впилось острыми зубами в мякоть ладони левой руки.
Молниеносный взмах мачете — и сухое тощее тельце, отделившись от головы, уже валялось в стороне. Не вытекло ни капли крови.
Хватка челюстей, однако, слабее не стала. Сильнейшая боль пронзила руку до самого плеча — острейшая и нестерпимая, какая вряд ли бывает от простого укуса. Похоже, что яд…
Выпустив мачете, пальцами здоровой руки Таллант пытался что-то сделать. Тянул и рвал сухие коричневые губы, бил кулаком — бесполезно. Зубы раздать не удавалось. Он сел спиной к стене и, зажав отсеченную голову между коленями, стал вытягивать левую кисть. Кожа лопнула, показалось живое мясо и первые капли крови стекли на пол, подняв фонтанчики пыли. Хватка была мертвой.
Весь окружающий мир сразу сжался и уменьшился до размеров человеческой кисти и державшей ее отвратительной нечеловеческой головы. Ничто другое в данный момент ровным счетом ничего не значило. Он должен освободиться. Поднеся невыносимо ноющую руку к лицу, он начал работать зубами. Сухая помертвевшая плоть клочьями отлетела в пыль, но сила челюстей пустынного монстра только увеличивалась. Его губы и язык скользили по сверхъестественно жемчужным зубам, рот наполнился вкусом теплой крови и чего-то еще, но Таллант не сдавался.
Пошатываясь, он снова встал на ноги. Решение принято. Потом можно будет прижечь, или наложить жгут, обратиться к доктору и рассказать о гигантской твари, вынырнувшей из песков — они ведь тоже кусаются, местные ящеры, и еще как! — но сейчас он знал, что делать.
Еще один взмах мачете, еще удар.
Белая кисть левой руки валялась на коричневом полу, и ее намертво сжимали торчащие из коричневой головы белые зубы. Совершенно без сил, не в состоянии сделать и шага правой рукой Таллант оперся о стену. Свежеокровавленная культя левой безжизненно висела прямо над плоским камнем с углублением посередине. Кровь его, его сила и жизнь вытекали из него, и на это взирала маленькая фигурка из палочек и глины.
Самка стояла как раз на пороге, мертвая коричневая худоба четко выделялась в лучах утреннего солнца. Она не двигалась. Ждала. И Таллант знал, что она ждет, когда углубление в плоском камне заполнится.
Перевод с англ. Н. Савиных
Ф. Теннисон Джесси
КЛАД
Лето в тот год выдалось долгим, и лишь в один из последних дней октября Брэндон неожиданно для себя осознал, что оно наконец закончилось. Разразившийся вскоре ураган прошелся по близлежащим болотам все сметающей волной, поднимая рябь на застывшей, серой поверхности мелких бухточек и заводей и срывая последние листья с гнущихся под напором ветра деревьев. Когда ураган утих, тепла уже больше не было. Воздух стал холодным, а по-зимнему бледное солнце заливало замерзшие топи чистым, негреющим светом. На разбросанных вокруг фермы вязах кое-какие листочки все же сохранились. Брэндон толкнул калитку, и его оглушили крики грачей, черные гнезда которых резко выделялись на фоне оголившихся веток.
На секунду Брэндона охватила классическая меланхолия, свойственная человеку в тот сезон, когда год умирает, ибо это напоминает ему об Осени Жизни, которая, увы, не за горами. Но такое состояние длилось лишь мгновение, поэтому, оглянувшись в ту сторону, откуда пришел, он увидел меж зарослями тростника ярко-голубую, холодную воду, услышал хрустально-звонкие трели малиновки, репетирующей свою зимнюю песенку, и сердце его наполнилось благодарностью за то, что красота природы никуда не делась — болотистые низины оставались, как всегда, по-своему прекрасными.
Пройдя через грязь и лужи к крыльцу дома, он встретил в дверях своего друга Майлза. Добрый, милый Майлз — в любую погоду, дождь ли, ветер ли, солнце ли на дворе — он тут как тут с мудрым, житейским советом. Но что такое? Почему с румяного, обветренного лица Майлза исчезла такая обычная для него бодрость, ведь он же никогда не унывал? Неужели и у него в душе зародилась аллегория о неизбежном конце всего живого? Не может быть.
— Ты случайно не видел Тома и Джека? — спросил Майлз. Должны были допахивать те пять акров, но я нигде не могу их найти. Что случилось, ума не приложу. Никогда раньше не подводили.
— Тома и Джека? Нет, не видел. Надеюсь, ты не всерьез их разыскиваешь? Наверняка что-нибудь боронят, возят навоз или сеют. Да мало ли у вас какой работы…
Однако выражение тревоги с лица Майлза не исчезло.
— Они стали какие-то странные. Очень странные. Вот уже два дня. С того самого времени, как нашли этот проклятый клад, распахивая востребованный мною обратно участок пустоши за большой плотиной. А сегодня утром они друг на друга так смотрели, что мне даже не захотелось их вместе отпускать. Что-то здесь не так, Билл. Не нравится мне это.
Брэндон улыбнулся и принялся набивать трубку.
— Ерунда, старик. Сам подумай — что может с ними случиться? Деньги слегка ударили им в голову, вот и все. Со многими бывало. И они перебесятся, вот увидишь.
Но про себя Брэндон подумал несколько иначе. Действительно, странно. Всем известно, что лучше Тома и Джека во всей округе друзей нет. Никто даже и не читал никогда о такой дружбе. Будучи пацанами, они бегали в одну школу, в одной команде играли зимой в футбол, а летом в крикет, вместе катались на коньках, стреляли уток, вместе рыба чили, во время войны служили в одном полку, а потом одновременно женились на сестрах-близняшках. И никто никогда не видел, чтобы они косо посмотрели друг на друга. Не обладая какими-либо выдающимися способностями, они вряд ли бы когда-нибудь стали в жизни кем-то, кто поднялся бы над средой, в которой родился, но уж если говорить об этой среде и, в частности, об этой местности, то лучше них ни в чем никого не было на много миль вокруг. Безупречно честные, порядочные, умные парни, они, может быть, и не отличались быстротой ума, но славились практичностью и здравым смыслом. Том на год моложе, крайне подвижный и проворный, Джек — по сравнению с Томом тяжелый и неуклюжий, но сильный, как бык. Том мог запросто вспылить, но он так же быстро отходил, Джек же имел спокойную, ясную голову, что характерно для людей его телосложения. И впрямь непонятно и обидно, что какие-то несколько грязных старых монет могли встать между друзьями, которых до этого было не разлить водой.