Мир-крепость, стр. 11

Такова психологическая основа крепости. И еще одно: человек из иного мира — враг, он не соплеменник, а чужак. И мы ненавидим его.

А вот какова политика крепости: оборона должна быть решительной и эффективной. Решительность и эффективность не могут разделять широкие массы людей, они со временем могут атрофироваться. Эти черты можно лишь навязать сверху. Крепостью должен управлять один или несколько человек. Демократия здесь невозможна.

В истории бывали случаи демократического строя. Но пересчитайте — их не так уж много. А какова их судьба? Они меняли форму правления сами или это делали за них. Прогрессирующая централизация кончалась диктатурой или сокрушалась завоевателем.

Пересчитайте важнейшие силы Галактики. Отдельные владыки, Церковь, Торговцы. Владыки довольны, Церковь довольна, Торговцы довольны. Проигрывает только народ.

Значит, надежды нет? Ответ может быть только один: никакой. Народ не может взбунтоваться, потому что у него нет власти. У него нет возможности для борьбы и, что важнее всего, нет возможности мыслить или обмениваться мыслями. Народ — невежды, удерживаемые владыками в темноте. Но если каким-то чудом они все-таки взбунтуются, что произойдет дальше? В неизбежной неразберихе их тут же завоюет ближайший мир.

Поэтому мы смотрим на звезды и вздыхаем о счастливых временах. А наши вздохи — это воздушное ничто, расплывающееся в небытии…»

Я закрыл книгу и отложил ее, когда Силлер вошел с моей одеждой. Ее перешили на меня, а темное пятно вокруг шеи вывели.

Силлер сообщил мне, что поблизости нет никого, кто походил бы на Агента. Если Сабатини и искал меня, он делал это исключительно осторожно. Силлер слышал, что Собор торопливо ремонтируют, потому что прошел слух об инспекторской поездке Архиепископа на Бранкузи. Говоря о Соборе, он смотрел на меня, но мое лицо оставалось маской, опаленной кожей.

Он следил за мной, пока я одевался.

— Что оставила та девушка? — спросил он как бы мимоходом.

— Она оставила… — начал я и умолк.

— Что? — резко повторил Силлер.

— Не помню.

— Садись, — сказал он. — Пора поговорить серьезно.

Я сел на край стула, чувствуя невероятную усталость.

У меня снова заболели лицо и затылок.

— О чем? — спросил я.

— О девушке, о том, почему она вошла в Собор, что оставила и почему ты мне это отдашь, — ответил Силлер решительным тоном. Я похолодел: так уверенно и спокойно он говорил.

— Я…

— Неважно, — сказал он. — Ты все помнишь и можешь не валять передо мной дурака.

— Не могу, — устало ответил я. — Я не могу тебе ничего дать. Но даже если бы мог, не сделал бы этого.

— Можешь, — спокойно возразил он. — И дашь.

— У меня этого нет. — Его уверенность приводила меня в отчаяние.

— Знаю. Но ты можешь принести это.

— Не могу. Оно спрятано слишком хорошо. Никто не сможет его забрать.

— Я тебе не верю, — сказал Силлер, и уверенность на мгновение оставила его. — Я скажу тебе, почему ты мне это отдашь.

Я слушал его, хмуря обожженный лоб.

— В благодарность. Я ведь спас тебе жизнь. — Он махнул рукой. — Нашел тебе укрытие, научил всему, что нужно для сохранения жизни.

— Я благодарен тебе, — сказал я, — но не настолько.

Он пожал плечами, однако голос его стал резче.

— Во-вторых, речь идет о праве собственности.

— Девушка…

— Девушка умерла.

Я вздрогнул.

— Откуда ты знаешь?

Он вновь раздраженно пожал плечами.

— Если даже она жива, то предпочла бы умереть. Она в руках Сабатини, значит, мертва. Но это не имеет значения. Важнее, чтобы этот предмет попал в нужные руки. В мои руки.

— А почему именно в твои? — спросил я.

— Мы знаем, что с ним делать, мои хозяева и я. Ты не знаешь. И что самое главное, он уже находился на пути ко мне, когда девушка заметила, что за ней следят Сабатини и его Агенты.

— Как я могу в это поверить, — скептически заметил я, — если ты даже не знаешь, что это такое?

Силлер улыбнулся.

— Это кристалл. Какой-то Торговец нашел его в руинах одной небольшой планеты на окраинах Галактики. Там не было никаких жителей, только руины, старые, как Вселенная. Все говорило о том, что раса эта летала в космос и стояла на довольно высоком уровне развития. Торговец нашел кристалл и взял его, подозревая, что в нем скрыты ценные тайны. Об этом узнали, когда он сел на Бранкузи. Торговец и вся его команда были перебиты, и теперь никто не знает, где находится та планета. Но кристалл оказался в руках Императора. Он ревностно берег его, но недавно камень был украден из дворца.

Я внимательно слушал. Эта информация могла пригодиться, если была истинной. Но это ничего не меняло.

— Откуда ты знаешь, что девушка собиралась отдать камень тебе? Как ее звали?

— Это была Фрида, последняя фаворитка Императора. — Силлер рассказал как выглядела девушка, что объединяло ее с Императором и во что она была одета, когда вышла из дворца.

Я слушал, и меня охватывало странное, неприятное чувство.

— Это не доказательство, — сказал я, с трудом сглатывая слюну. — Сабатини тоже об этом знает. И пусть даже она собиралась отдать камень тебе, мне вовсе не обязательно делать то же самое.

— Чего ты хочешь? Документы? — спросил он, повысив голос. — У тебя есть кристалл, но ты не можешь с ним ничего сделать. Ты даже не проживешь долго. Дай его мне!

Я упрямо покачал головой.

— Не могу.

— Почему? — заорал Силлер. — Тебе не нужна твоя жизнь? Ты не хочешь выбраться с Бранкузи и начать жизнь сначала? Этот кристалл ничего для тебя не значит…

«Ничего для меня не значит»? Это из-за него я оказался здесь, потерял возможность стать священником, получив взамен страх, и даже угрозу смерти и пыток, убил троих людей. И все-таки я не мог отдать его.

— Не могу! — сказал я. — Но ты этого не поймешь.

Он и не понимал. Не мог понять. Только в этом я не сомневался относительно Силлера.

Побледнев, он наградил меня злобным взглядом.

— Ты был со мной очень добр, — сказал я извиняющимся тоном. — Ты многим рисковал, чтобы спрятать меня. Но если ты хочешь, чтобы в благодарность я отдал тебе кристалл, значит, я не могу больше оставаться здесь.

Я поднялся и медленно подошел к двери. Какое-то время у меня было здесь безопасное укрытие. Не прошло еще и дня с тех пор, как я стал считать квартиру Силлера вторым монастырем, моим новым убежищем от мира. Уроки самообороны были только тренировками, не имеющими с действительностью ничего общего. Но сейчас…

— Не будь идиотом, Дэн, — морщась, сказал Силлер. — Никуда ты не пойдешь. — Голос его понизился до шепота. — Если ты не поумнеешь, то вообще никогда не выйдешь отсюда.

6

Я чуть помедлил, потом толкнул дверь. Но еще до того, как почувствовал, что она не поддается, я уже знал, что дверь заперта. Я повернулся. Силлер стоял рядом. Быстро протянув руку, он вытащил из моего кармана пистолет, потом, презрительно отвернувшись, швырнул его на кровать. Меня охватила паника, я ударил его по лицу, потом схватил за плечи и встряхнул…

— Выпусти меня! — истерически кричал я. — Дай мне…

Что-то холодное и острое коснулось моего живота под самыми ребрами. Я посмотрел туда и невольно втянул живот — двадцатисантиметровое лезвие его стилета было у самой моей диафрагмы. Я опустил руки.

Подняв ладонь к покрасневшей щеке, Силлер задумчиво потер ее. Глаза его блестели.

— За это я должен бы тебя убить, — тихо сказал он.

Я ждал удара, ждал, что лезвие войдет в мое тело и слизнет мою жизнь стальным языком. Но нажим вдруг ослабел. Силлер подкинул стилет в воздух и схватил за рукоять. Пряча его обратно в рукав, он расхохотался.

— Я полюбил тебя, Дэн, — сказал он. — Мы могли бы стать друзьями, если бы ты заставил свой мозг поработать. Сядь.

Я вернулся обратно и сел на кровать, на которую Силлер бросил мой пистолет. Но не взял его, боялся.

— Я не понимаю тебя, Дэн, — сказал он. — Может, потому, что и ты меня не понимаешь. Взгляни на Галактику и скажи мне, что ты видишь!