Задание: Нидерланды, стр. 43
Оба они окаменели.
Сверху просачивался слабый свет. Уайльд судорожно вздохнул и, не веря своим глазам, уставился на мокрые пятна на своей коже.
– Вирус... вы выпустили его на свободу... Боже мой!
Теперь Дарелл оказался над ним. Они поменялись местами.
Уайльд вздрогнул и запинаясь произнес:
– Я заразился... все кончено...
Дарелл отшатнулся назад. Он стоял у входа и смотрел вниз на крепкого мужчину, ошеломленно взиравшего на него.
– Помогите мне, Дарелл...
– Оставайтесь там, где стоите, – резко бросил Дарелл.
В голосе Уайльда кипела ярость.
– Нет, подождите. Мне нужен врач...
– Теперь вам никакой врач не поможет.
– Наверняка есть же что-то такое...
– Для вас слишком поздно.
– Тогда и для вас тоже! – закричал Уайльд.
– Нет. Я оставлю вас здесь.
– Вы этого не сделаете! – воскликнул Уайльд.
В ответ Дарелл захлопнул тяжелую дверь бункера.
Дождь застучал по его спине, когда он обеими руками прижал дверь и навалился на нее всем весом. Он чувствовал, как Уайльд вновь и вновь бросается на дверь, как обезумевшее животное. Его сотрясали безумные толчки. Дарелл с трудом переводил дыхание. Ему и раньше приходилось убивать людей, но никогда не доводилось делать этого подобным образом. Он не знал, хватит ли его убывающих сил. Но это следовало сделать. Теперь Уайльд сам был как чума, безвозвратно уничтоженный тем самым оружием, которым угрожал всему миру. Сквозь дверь негромко доносились его крики, заглушаемые шумом дождя и еще одним звуком...
Это был шум воды, в последнем приступе ярости врывающейся в подземный бункер.
Дарелл сильнее нажал на дверь.
Он словно захлопывал ящик Пандоры, чтобы не выпустить наружу все заключенные в нем кошмары.
Дождь стучал по его спине. Плечи болели. Он снова почувствовал удар в дверь и оглянулся, чтобы взглянуть, что осталось от острова. Тот опасно сократился. Со всех сторон крупные волны, гонимые штормом, идущим со стороны Северного моря, яростно набрасывались на оставшуюся сушу, и победа их была неизбежна. Больше нигде не было видно ни одного островка. Однако лодки, с трудом различимые в полумраке, держались на месте, их якорные цепи были натянуты до предела.
Он еще раз почувствовал яростный удар с той стороны двери.
Затем послышался сдавленный крик.
Дарелл услышал, как с той стороны на дверь обрушилась лавина воды. Ему показалось, что он снова услышал крик Уайльда, но это мог быть просто порыв ветра. Слабость охватила его, но он не отступал.
Шло время.
Прошла минута, а может быть и десять. Он не знал. Больше за дверью признаков жизни не было. Дарелл отступил назад. Ничего не случилось. Он повернулся лицом к проливному дождю и с удовольствием ощутил всем телом его бодрящие, чистые, нормальные струи. Дул холодный ветер, но он не обращал на него внимания.
Дарелл опустился на колени и некоторое время приходил в себя, пока сгущавшаяся тьма не предупредила его об опасности; тогда он поднялся на ноги и побрел к остаткам маяка, где ждали Тринка с Кассандрой, чтобы помочь им добраться до лодок.
24
К утру шторм утих. Вновь засияло солнце и на побережье Фрисландии все быстро вернулось к нормальной жизни.
Дарелл спал до полудня. Они с Тринкой и Кассандрой вернулись в Амшеллиг в восемь вечера и три часа провели в местном отделении полиции, беседуя с инспектором Флаасом. Было очень трудно убедить голландца в том, что с опасностью распространения вируса покончено. Утром, когда прилив закончился и вода отступила, Флаас заявил, что хочет прокатиться на полицейском катере и сам убедиться во всем.
– Не открывайте бункер, – предупредил его Дарелл. – Подождите немного.
– А сколько нужно ждать?
– Пусть море стерилизует это место. У Уайльда с собой было достаточно вируса, чтобы заразить половину Европы.
– Тогда может быть вообще не стоит открывать бункер, – вздохнул Флаас. – Пусть он станет его могилой.
Затем следовало подписать бумаги, продиктовать показания, позвонить по телефону и отправить шифровки в Лондон и генералу Макфи в Вашингтон. По личному каналу Дарелл отправил короткое сообщение Дейрдре Педжет в Принс-Джон, штат Мериленд. В конце концов сотрудники голландской службы безопасности отпустили его в отель "Гундерхоф" отдохнуть и отоспаться.
Он проснулся от телефонного звонка и бесчисленных извинений дежурившего за стойкой клерка. Как сказал клерк, это снова была полиция. Но оказалось, что звонит Тринка ван Хорн.
– Сэм? Это ты?
– Да, именно я, – заверил он. – Как ты себя сегодня чувствуешь?
– Уже лучше. Мне все еще стыдно, что я так испугалась, но я уже чувствую себя гораздо лучше.
– А Ян?
– Он уже снова на "Сюзанне".
– Очень хорошо. Я смогу увидеть тебя до отъезда в Амстердам?
Она сказала каким-то странным голосом:
– Пожалуйста, давай пообедаем вместе. Прошу тебя. Мне нужно с тобой поговорить. Это не может так просто кончиться. Я понимаю, как все получилось вчера на острове. Ты был очень добр ко мне и просто чудесен. Но я действительно очень хочу еще раз тебя видеть.
– Очень хорошо. Через полчаса?
– Спасибо, – прошептала она.
Он побрился и переоделся, надев темный летний костюм, свежую белую рубашку и голубой галстук. В зеркале ванной комнаты лицо его казалось постаревшим и усталым; голубые глаза потемнели почти до черноты. Он пришел к выводу, что выглядит гораздо старше своих лет: последний оставшийся в живых из длинного списка людей, подобных Джону О'Кифи, потерявших шансы на выживание при выполнении своего долга, служа принципам, ради которых трудились. Может быть из-за этого в его волосах появилась новая седая прядь, – подумал Дарелл. Или новая боль, которую с этого дня ему придется всюду носить с собой.
Потом он впопыхах забежал к врачу, чтобы перевязать царапину на шее. Полный голландец долго сокрушенно покачивал головой, бормоча что-то о неосторожных американцах, и наконец отпустил его.
Дарелл зашагал по выложенной кирпичом дорожке на гребне дамбы, наслаждаясь сиянием утреннего солнца над Амшеллигом.
На берегу купальщики смеялись и плескались в прибое. Теннисисты на корте деловито носились взад – вперед. Велосипедная дорожка, шедшая рядом с основным шоссе, была запружена торопящимися велосипедистами. Под мягким ветерком кренились и сверкали паруса.
Все выглядело так, словно вчерашней ужасной бури никогда не было.
Когда Дарелл пришел на причал, Яна Гюнтера на борту "Сюзанны" не оказалось. На палубе возилась с корзиной для пикника девушка в ярком летнем платье, и Дарелл не сразу понял, что эта очень женственная маленькая фигурка принадлежит Тринке ван Хорн. Он впервые увидел ее не в шортах или рабочих брюках и мужской рубашке.
Ее темные волосы мягко светились и сверкали на солнце. На губах была очень скромная помада, которая нежно подчеркивала соблазнительность ее рта. И "Сюзанна" тоже была вся вычищена и отполирована так, что все на девушке и на яхте сверкало в лучах полуденного солнца.
– Привет, – сказала она и покраснела.
Дарелл ее поцеловал.
– Это просто чудесно – встретить тебя в таком виде.
– Ты удивлен? Но ты же знал, что я женщина.
– Да, я знал, – сказал он.
Она покраснела еще сильнее.
– Полагаю, после вчерашнего ты подумал, что я довольно пылкая женщина.
– Вовсе нет. Просто симпатичная чудесная женщина, которой есть что предложить.
Она рассмеялась и почувствовала себя свободнее.
– И после этого говорят, что американцы не способны вести галантную беседу! Ты просто прелесть. А я теперь чувствую себя гораздо лучше, Сэм. И умираю от голода. У меня просто волчий аппетит.
– Я правда не понимаю, куда у тебя все это поместится, – заметил он.
– Думаю, что когда-нибудь все это скажется и я стану большой, толстой и почтенной женщиной.
– Этого никогда не случится.