Антология сказочной фантастики, стр. 27

— Не жалейте. Я не жалею. Прошу вас: Да? А что б вы сделали?

Когда она дочитала до конца и воскликнула: «Пока не сжалились бы!», он стоял совсем рядом и, не отрываясь, с изумлением смотрел на нее. Закончив, она с минуту молчала и тоже смотрела на него. Казалось, оба вслушиваются в доносящуюся издалека музыку.

— Я не слишком-то хорошо прочла, — сказала она, прервав напряженное молчание. — Хотя не думаю, что на показах читают намного лучше.

— Ненамного, — ответил он в тон ей. — Но о чем-то показы говорят. Вы работаете в каком-то здешнем театре?

— Да, в Уонли. Я теперь там на первом положении. Но уже сыта по горло.

— Теперь вы хотите в Вест-Энд?

— Нет, не обязательно. Я хочу одного: чтобы мне дали как следует поработать с режиссером и как следует порепетировать после этих сумасшедших еженедельных премьер в Уонли. Послушайте, мистер Чиверел, я настоящая актриса. Я не хочу просто ходить и выставлять себя напоказ. Я знаю, что Театр — это не только веселье, блеск и аплодисменты… — Она остановилась.

Чиверел старался скрыть свое волнение.

— Продолжайте, продолжайте. Что же он в таком случае?

— Ну, это тяжелый, порой надрывающий душу труд. И я знаю, что никогда мы не бываем так хороши, как нам бы хотелось. Театр — это сама жизнь, уложенная в маленький ларчик…

— Да. И как жизнь…

— Он часто пугает, часто внушает ужас, но он всегда удивителен. — Она умолкла и виновато засмеялась. — Почему я вам все это говорю? Как-то вдруг вырвалось.

— Я знаю.

— И уж наверняка вы все это слыхали.

— Один раз.

Она раскрыла было рот, вопрос уже читался в ее главах, но он торопливо остановил ее.

— Присядем, — сказал он и, найдя сигареты, предложил ей. Он поднес ей огонь, потом сам взял сигарету, первую после таблеток, и вкус ее показался ему приятным. Они сидели и спокойно курили.

— Скажите, Энн, ваши родители играли на сцене?

— Нет. В нашей семье на сцену идут через поколение. Моя бабушка по матери была актриса, когда-то довольно известная — Маргарет Ширли.

— Я ее помню, — сказал Чиверел. — Она была хорошая актриса, хотя я думаю, что вы будете лучше.

— Она была родом из Австралии, — продолжала Энн, порозовев от удовольствия. — А ее дедушка, который уехал в Австралию году в тысяча восемьсот пятидесятом, тоже работал в Театре, хотя и не был никакой знаменитостью.

— А как звали его?

— Да вы вряд ли когда-нибудь о нем слышали. Его фамилия была Кеттл. Уолтер Кеттл. Ой, что с вами?

— Ничего. Наверное, мне не следует курить. — Он наклонился вперед, чтобы раздавить сигарету в пепельнице, и рука его дрожала. Он почувствовал ее пристальный взгляд и покосился на нее. Она смотрела на дрожащую руку, и когда он резким движением убрал ее, Энн подняла на него глаза.

— Он не вернулся, — сказала она медленно. — Я думаю, он недолго прожил.

— Да, я тоже так думаю.

— Но вы ничего не могли о нем слышать, мистер Чиверел. Он не был ни писателем, ни сколько-нибудь знаменитым актером.

— Уолтер Кеттл был режиссером, — сказал ей Чиверел. — И некогда он был режиссером вот в этом самом театре.

— Вы уверены?

Был ли он уверен? Он решил, что да.

— Да, он работал здесь за год-два до того, как уехал в Австралию. У антрепренера по фамилии Ладлоу. Тут есть книжечка, которую я пролистал, — прибавил он поспешно, опасаясь, что сказал слишком много, — главным образом о молодой актрисе по имени Дженни Вильерс.

— Да, — возбужденно вскричала Энн, — тут есть ее портрет. Я видела его. Вся в локонах. И на полу лежала ее перчатка. Такая зеленая фехтовальная перчатка, отделанная красным.

Он сурово посмотрел на нее.

— Подождите. Вы бросили эту перчатку на пол? Когда я не захотел разговаривать с вами.

Она кивнула.

— Бросила. И я помню, что сказала. Я сказала: «Смотрите, перчатка опять на полу. Даже привидения за меня. Берегитесь». Вот что я сказала.

— Но почему вы сказали «опять»?

— Потому что до этого, когда я говорила с мисс Фрэзер, мы вдруг увидели перчатку на полу. И я сказала, что она сама выпрыгнула из шкафа. Мисс Фрэзер стала меня разубеждать, но только потому, что испугалась. Я как раз говорила об этой девушке с локонами — Дженни Вильерс, — и вдруг перчатка — ее перчатка — оказалась на полу. Вы здоровы, мистер Чиверел?

— Да, а что такое?

— Вы совсем белый.

— Я чувствую, что побледнел, — признался Чиверел, — но ничего страшного не случилось. Продолжайте.

— Вот и все. Не считая того, что теперь я понимаю, почему все тут с первого же взгляда показалось мне таким жутким. Понимаете, мистер Чиверел, ведь часть меня — та, что идет от Уолтера Кеттла, — уже бывала здесь раньше и хорошо все знает. Может быть, потому перчатки и выпрыгивают из шкафов. Узнали во мне частицу Уолтера Кеттла. О, я так рада, что вы рассказали мне о нем, — что он был здесь. Наверняка из-за этого я и чувствовала себя так странно. И ведь вы тоже, правда?

— Да.

— Я знала; хотя, конечно, вы нездоровы и этим, на верное, все объясняется.

— Может быть, — ответил он коротко.

Она доверительно наклонилась к нему и сказала, понизив голос:

— Вы знаете, мы как-то очень странно смотрели друг на друга, правда?

— Не знаю, как я, но вы — определенно. — Он улыбнулся ей, давая понять, что хочет переменить тему. — Теперь нельзя ли мне взглянуть на вашего Роберта?

— Конечно. Он будет в восторге. Его фамилия Пик, и он капитан авиации.

Чиверел позвонил по внутреннему телефону и сказал, чтобы капитана авиации Пика, ожидающего у служебного входа, попросили подняться в Зеленую Комнату. Потом он посмотрел на Энн.

— Он был актером?

Она покачала головой.

— Нет, никогда не имел ничего общего с Театром. Но любит его, конечно.

— Вы в этом уверены?

— О да, — с ударением сказала она. — Если бы не любил, ничего бы у нас с ним не было. Кстати, он, наверное, будет очень робеть. Он чуть не умер от стыда и горя, когда я сказала, что меня никто не остановит и я непременно вас увижу. У них в авиации такого не бывает. Вы ему представляетесь чем-то вроде маршала авиации, который сидит тут во всем великолепии.

Чиверел улыбнулся.

— Но вам-то, надеюсь, нет?

— Нет. Вы мне не понравились… и я ужасно расстроилась, когда вы выгнали меня и даже не оглянулись. Но теперь, конечно, все совсем по-другому. Потому что и вы совсем другой. — И она доверчиво улыбнулась ему.

— Капитан авиации Пик, мистер Чиверел, — сказал Отли из-за двери.

И у Чиверела перехватило дыхание, и опять чья-то ледяная рука коснулась его спины. Ибо в комнату вошел Джулиан Напье.

20

Не сводя глаз с вошедшего, Чиверел встал и шагнул ему навстречу. Это не была галлюцинация. Если не считать формы военно-воздушных сил, более смуглого лица, коротких волос и аккуратного, подтянутого вида, это был вылитый Джулиан Напье. Сходство было поразительным. Чиверел молча перевел серьезный взгляд с него на Энн.

Молодой человек, разумеется, истолковал это по-своему.

— Простите, — сказал он, запинаясь. — Я думал… то есть… мне сказали, чтобы я поднялся…

Чиверел очнулся.

— Да, да, конечно. Все в порядке.

Энн подошла ближе.

— Это Роберт, — гордо объявила она и с улыбкой взглянула на свою замечательную собственность.

— Я, наверное, помешал, — пробормотал Роберт, бросая на нее отчаянные взгляды. От смущения лицо его залилось краской и покрылось испариной.

— Нет, нет, дорогой мой, — улыбаясь, воскликнул Чиверел. — Это целиком моя вина. Прошу прощения. Я сказал, чтобы вас послали наверх. Просто… вы мне напомнили одного человека, вот и все. Скажите… — И он остановился.

— Да, сэр?

— Я хотел спросить, какие еще фамилии встречались в вашем роду, кроме фамилии Пик…

— Видите ли, сэр…

— Впрочем, теперь это не имеет значения, благодарю вас. — Помолчав, он заговорил белее серьезным тоном. — Важно то, что вот эта ваша девушка — актриса.