Девчонки гуляют допоздна, стр. 11

И все-таки уйти из дому трудно. Анна приготовила к моему приходу чудесную закуску из фруктового хлеба с творогом и сливами. Мы с ней уютно перекусили. За едой она рассказывает про новую подружку Моголя, которая учится уже в третьем классе, — взрослая женщина! Моголь проглатывает полпакета слив и самодовольно улыбается каждый раз, когда произносится имя Мэнди.

— Как это ты осмелился с ней заговорить, ведь ты у нас всего-навсего в первом, — говорю я.

— Она сама со мной заговорила, — отвечает Моголь, засовывая в рот очередную сливу. — Она считает, что я милый. Она хочет каждый день со мной играть.

— Ты не покажешься ей завтра таким милым, если из-за такого количества слив у тебя начнется понос и ты весь день просидишь в туалете, — говорю я.

— Завтра суббота, я не пойду в школу, ха-ха! — отвечает Моголь и сует сливу в рот целиком.

— Моголь! Не жадничай, это некрасиво! — Анна вскакивает и хлопает его по спине.

Слива вылетает у Моголя изо рта и шлепается на пол посреди кухни.

— Моя слива! — возмущенно вопит Моголь и пытается подобрать расквашенную сливу.

— Она уже грязная. — Анна быстренько вытирает пол.

— Моголь тоже грязный, — говорю я, — весь перемурзался.

— Они сегодня на уроке рисовали пальчиками, — говорит Анна. -

Правда, Моголь, видимо, рисовал не только пальчиками, а всем телом.

Не искупаться ли тебе, малыш?

— Ой, мне нужна ванная, — выпаливаю я.

Анна смотрит на меня. Обычно я принимаю ванну поздно вечером. Я купаюсь пораньше, только если куда-нибудь иду. Анна колеблется. Мы даже не заговаривали о бурных событиях вчерашней ночи и сегодняшнего утра. Я вижу, как она борется с собой: ей не хочется портить дружескую атмосферу без крайней необходимости.

Я вылетаю из кухни, пока Анна не успела прийти к решению, и ныряю в ванну. Спешно моюсь, радуясь, что зеркало запотело от горячего пара. После того дурацкого периода анорексии пополам с булимией я стараюсь принимать свое тело таким, как оно есть, но не приходится отрицать, что я довольно пухленькая. А когда собираешься на первое в своей жизни серьезное свидание, гораздо больше хочется быть тощенькой! Я надеваю свои лучшие брюки и кружевной топ, потом решаю, что все это мне тесно (и зачем только я съела три ломтя фруктового хлеба?), натягиваю свои вечные мешковатые штаны и рубашку, решаю, что это слишком буднично, влезаю в платье, это уже слишком парадно, стою в одних трусах, обшаривая платяной шкаф, и в конце концов все-таки снова напяливаю свои лучшие брюки и кружевной топ.

Время несется галопом. Я накрашиваюсь, тщательно замазывая малейший прыщик. Подвожу глаза, чтобы они казались большими и манящими, наношу тушь на ресницы, чтобы можно было кокетливо ими хлопать. Губную помаду исключаю, чтобы не перемазать Рассела. Теперь нужно как-то усмирить волосы. Я изо всех сил дергаю свои патлы самой жесткой щеткой, но они вьются еще сильнее обычного, потому что отсырели в ванной. Вид все равно отвратительный, но вчера я выглядела еще хуже, а все-таки Рассел стал рисовать именно меня, не кого-нибудь другого. Не Магду, не Надин — меня.

Это так удивительно, до сих пор не могу привыкнуть.

— Меня, меня, меня, меня, меня! — вывожу я, словно оперная певица на распевке.

Спускаюсь вниз, по дороге собираясь с духом. Можно, конечно, проскочить бегом через холл и шмыгнуть в дверь, никому ничего не объясняя. Может быть, так будет проще для всех?

— Элли! — Анна выглядывает из кухни. — Ты уходишь?

— Пока, Анна. — Я стараюсь говорить как ни в чем не бывало.

— Элли! Папа же запретил тебе выходить!

— Знаю, но его сейчас нет дома.

— О господи, не надо, не делай этого! Элли, тебе нельзя выходить, тем более после вчерашнего!

— Ты сама сказала, что папа слишком бурно реагировал.

— Может быть, немножко, но если ты сейчас уйдешь, он никогда не согласится ни на какие уступки.

— А он не узнает. Я вернусь задолго до него.

— Я должна буду ему рассказать…

— Но ведь не расскажешь?

— Не знаю! Послушай, Элли, а не можешь ты пригласить этого Рассела сюда, к нам? Тогда ты и с ним встретишься, и не нарушишь папин запрет.

— Я не знаю его телефона. Я даже не знаю его фамилию. Поэтому мне обязательно нужно поехать, Анна. Если я не приду, он подумает, что я его обманула, и я никогда больше его не увижу.

— А он тебе по-настоящему нравится?

— Да! Ох, пожалуйста, Анна. Мне обязательно нужно с ним встретиться.

— Я не могу вот так отпустить тебя. Вдруг что-нибудь случится?

— Что может случиться? Слушай, мы договорились встретиться в торговом центре. Наверное, пойдем в «Макдоналдс». Или, может, в пиццерию, не знаю. Я объясню ему, что обязательно должна вернуться домой рано. К девяти. Ну, скажем, к половине десятого. Пожалуйста, Анна! Пожалуйста, позволь мне пойти! Я вернусь к половине десятого, обещаю. Я тебя не подведу. Пожалуйста, поверь мне! Пожалуйста!

— Ладно уж, поезжай, вредная девчонка, — говорит Анна и даже дает мне еще пятерку.

Я обнимаю ее за шею и крепко целую.

— Ты золото!

И бросаюсь бегом на улицу.

Я так рада, что она разрешила мне поехать, я прыгаю от восторга всю дорогу. Только в автобусе, идущем в город, я начинаю нервничать. Что я скажу, когда увижу Рассела? «Привет, Рассел», — шепчу я про себя, широко улыбаюсь и машу рукой. Боже, кто-то уже смотрит на меня. Наверное, думают: что за ненормальная девчонка сидит, бормочет и машет сама себе? Мне становится жарко в кружевном топике. От дешевых кружев страшно чешется кожа. Я начинаю чесаться обеими руками. Теперь все подумают, что у меня блохи!

Когда увижу Рассела, нужно будет взять себя в руки. Не ухмыляться, не махать и ни в коем случае не чесаться — не то он нарисует меня в образе обезьяны.

Автобус тащится целую вечность. Я пугаюсь — вдруг опоздаю, а он подумает, что я не захотела с ним встретиться. Ах, Рассел, конечно, я хочу с тобой встретиться. Я нарушила папин запрет, запугала бедную Анну, я рискнула всем, лишь бы увидеться с тобой!

Я соскакиваю, как только автобус въезжает в город. Бегу сломя голову до самого торгового центра «Флауэрфилдс». Останавливаюсь, пыхтя: еще одна минута в запасе. Я первая!

И последняя, вот ведь в чем все дело.

Я жду.

Рассел опаздывает.

Я жду, и жду, и жду…

Рассел очень, очень сильно опаздывает.

Я жду до восьми часов.

А потом плетусь домой, стараясь не разреветься.

Глава 4

Время рока и печали

— Ах, Элли, слава богу! Вот умница! Совсем необязательно было возвращаться так рано, — говорит Анна.

И тут она видит мое лицо.

— Элли? Господи, что случилось? Он оказался не таким милым, как в прошлый раз? Он сделал что-то плохое?

— Ничего он не сделал. Он не пришел! — всхлипываю я, и все скопившиеся слезы вырываются наружу, словно потоки воды в «Титанике».

Моголь, слава богу, уже спит, а папы, конечно, еще нет. Мы с Анной вдвоем. Она обнимает меня, и я рыдаю у нее на плече. На ней новый светло-голубой свитер, который подарила ее подруга Сара, а у меня густо намазаны ресницы.

— Боже, Анна, я весь твой свитер заляпала черной тушью, — бормочу я сквозь слезы.

— Ничего страшного. Честно говоря, мне вообще не нравится этот свитер — Сара так важничает из-за того, что выпускает собственную марку одежды. Она думает, что я без ума от ее изделий, а я покупаю их только из вежливости.

— Если тебе не нравится, я могу его взять.

— Ну почему тебе вечно хочется носить чужие свитера? — Анна вытирает мне лицо бумажным носовым платочком.

— Не все — на папины я не покушаюсь, — говорю я. — Ох, Анна, не рассказывай ему, что Рассел не пришел, хорошо?