Женщины в его жизни, стр. 35

Урсула кивком подтвердила ее догадку и приложила палец к губам: мол, никаких лишних разговоров быть не должно.

Завтрак прошел без происшествий. Урсула с Тедди допили кофе, и все трое вернулись в купе. Максима после завтрака начало клонить в сон, и он вскоре задремал, убаюканный покачиванием вагона. Тедди читала, а Урсула предалась раздумьям. Никто из пассажиров купе не пытался с ней заговорить, она тоже молчала. Ничто не обязывало ее быть общительной, и никто не покушался на ее покой.

Хотя в то утро поведение кондуктора с гестаповцами и взвинтило ей нервы не на шутку, ей удалось вернуть самообладание и успокоиться. Она старательно приучала себя обходить стороной мысль о том, что могло произойти по прибытии в пограничный город Аахен ранним утром следующего дня, и потому еще рано было говорить об успехе. Просто она настраивала себя на будущее, следуя совету Зиги, привечать лишь положительные мысли из тех, что посещали ее голову.

В семь часов вечера того же дня тот же самый стюард возник в двери купе и объявил, что подошло время ужина.

Урсула, Максим и Тедди отправились в путешествие по вагонам, довольные возможностью поразмять ноги, очутившись за пределами купе, не видеть холодных бдительных физиономий пассажиров, с которыми приходилось делить тяготы пути. Вагон-ресторан быстро заполнялся публикой, но они успели занять стол на четверых. В этом им помог любезный официант, обслуживавший их за завтраком, однако он пояснил, дружелюбно улыбаясь, что, скорее всего, свободное четвертое место кто-нибудь займет позже.

Урсула, Максим и Тедди едва успели расположиться, как из очереди подозвали еще одного пассажира на их свободный стул. Им оказалась средних лет седовласая женщина в черном.

– Добрый вечер, – поздоровалась она, садясь.

Урсула с Тедди ответили на приветствие и принялись изучать меню. Прежде чем Урсула успела предложить что-нибудь Максиму, он потянул ее за рукав.

– Да, малыш, что такое? – спросила она.

– Мамочка, мне, пожалуйста, куриный суп.

– Миленький, я не думаю, что он здесь есть. – Она вновь пробежала глазами карточку. – Зато есть чечевица.

– Больше всего я люблю куриный.

– Я знаю. Но его нет в меню, я не могу его заказать для тебя. Будешь есть чечевичный. Я, пожалуй, тоже.

Максим кивнул:

– Ладно, мама.

Тедди сказала:

– И мне, пожалуйста, такой же.

– Я уверена, что он отличный, – тихонько сказала Урсула. – Теперь, Максим, скажи, что ты съешь на второе? Тут есть…

– Цыпленка или карпа, мамочка.

– Боюсь, не будет, – покачала она головой. – В меню нет ни того, ни другого. Но есть шницель по-венски, жареная колбаска или же…

– Но у нас ведь всегда в пятницу бывает карп или жареный цыпленок. А где же свечи Субботы, мамочка? Ты ведь должна их благословить, – разглагольствовал он звонким голоском.

Урсула побледнела и бросила тревожный взгляд на женщину рядом с Тедди. Та украдкой наблюдала за ними и прислушивалась.

Урсула беспомощно взирала через стол на смертельно побледневшую Тедди, напуганную ничуть не меньше ее самой. Обе разом заговорили, надеясь заглушить болтовню Максима, когда он начал высказываться по поводу свечей Субботы.

Наконец он умолк, поскольку ни его мать, ни Тедди не обращали на него внимания.

– Извини, Тедди, я не расслышала тебя.

– Я сказала, что съела бы жареной колбасы, если можно. А для Максима, наверное, следует заказать телячьи сосиски, поскольку это самое легкое в меню.

– Прекрасная мысль. – Урсула еще раз бросила взгляд в сторону женщины, в эту минуту старательно изучавшей перечень блюд.

– Но я же не хочу… – запротестовал было Максим.

– Послушай, детка, в меню есть одна вещь, которую ты действительно любишь. Яблочный штрудель. Ты сможешь его съесть на десерт, – сказала мать.

Счастливое выражение расплылось по лицу мальчика, и он энергично закивал головой.

– А где же свечи?..

– Хватит, Максим! – прикрикнула на сынишку Урсула. Она повернулась к нему так, чтобы заслонить его собою, и наклонилась к уху ребенка, поясняя приглушенным голосом:

– Тс… мой дорогой, не надо здесь говорить о том, что мы делаем дома. Это наши домашние, личные дела, и о них не говорят при посторонних. Ты меня понял?

– Да, мамочка. – Он посмотрел на нее и улыбнулся той лукавой улыбочкой, которая всегда брала ее за душу.

Урсула улыбнулась ему и сказала:

– Ну вот, умница. – Она выпрямилась, обменялась понимающими взглядами с Тедди. Вытянув шею, обозрела вагон-ресторан, наконец перехватила взгляд официанта и поманила его. Через секунду он стоял перед ней, весь воплощенное внимание, с карандашом, замеревшим над блокнотиком для заказов.

Урсула заказала всем по порции чечевичного супа, жареной колбасы с картофельным пюре и красной капустой, «а вот этим двоим» – штрудель на сладкое.

– Мне десерт не нужен, спасибо, – сказала она. – Чашку черного кофе.

Официант кивнул, сказав при этом, что они сделали правильный выбор, затем перенес внимание на четвертую персону за столом. Женщина спросила, есть ли Kasseler Ripphen – блюдо из свинины, – и пояснила, что подавать его следует обязательно с квашеной капустой.

– Громче, говорите же громче, прошу вас! – кричала женщина официанту, прикладывая к уху ладонь лодочкой.

Официант тотчас же нагнулся и стал терпеливо пояснять, говоря намного громче.

Урсуле с Тедди стало совершенно ясно, что эта женщина глуха как пень. Тедди воздела глаза горе, а затем многозначительно посмотрела на Урсулу.

У Урсулы отлегло от сердца. Женщина не слышала Максимовы рассуждения по поводу субботних свечей. Многие немцы были настроены антисемитски благодаря пропаганде, морочившей им головы, утверждая, что во всех бедах нации якобы повинны евреи. Женщина, судя по всему, была самая обыкновенная пассажирка, без каких бы то ни было привилегий. Но узнай она, что сидит рядом с евреями, она могла бы поднять шум, потребовать пересадить ее и тем самым привлечь к ним нежелательное внимание. Если только она страдала предрассудками, ибо не все немцы были таковы. К счастью, она была туга на ухо. Теперь у них был шанс хотя бы ненадолго расслабиться за обедом. Урсула не была голодна, но Максим и Тедди нуждались в подкреплении, и ей хотелось, чтобы они поели в спокойной обстановке.

Еще одна мысль не из приятных неожиданно стукнула в голову Урсуле, и она помрачнела. А что, если женщина вовсе не глухая, а только притворяется? Впрочем, какой смысл ей это делать? Никакого. Она была случайной пассажиркой и ничего о них не знала. И Урсула отбросила эту мысль, чтобы не заболеть манией преследования.

Она заговорила с Тедди и Максимом о Париже – тема вполне безобидная, и опасаться нечего.

Урсула шла с Максимом по перрону, крепко держа сына за руку. В другой она несла чемодан. Рядом с ней шагала Тедди с двумя чемоданами – своим и Максима. Поскольку было довольно прохладно в этот ранний утренний час, она шла быстро, держась вместе со всеми пассажирами, направлявшимися к навесу в дальнем конце перрона, где находились германские таможенные и иммиграционные власти. Поезд прибыл на вокзал приграничного города Аахена минут десять назад, и кондуктор прошел по коридору, открывая двери купе и предупреждая пассажиров ничего не забывать из своих вещей и приготовить документы. Толпа впереди была невелика, и Урсула догадалась, что многие пассажиры высадились еще ночью, во время стоянок в разных городах.

Она вдруг резко остановилась, Тедди сделала то же самое и бросила на нее вопрошающий взгляд.

– Тедди, милая, дай-ка мне свой билет и паспорт, – сказала Урсула, ставя чемодан наземь и протягивая руку. – По-моему, будет удобней, если все бумаги будут у меня. А ты сможешь приглядывать за Максимом.

– Да, фрау Вестхейм, – согласилась Тедди, ставя на перрон оба чемодана.

Она раскрыла сумочку, вынула билет и паспорт и вручила Урсуле, которая, поблагодарив, положила документы в свой бумажник. Урсула посмотрела поверх головы Максима в глаза Тедди.