Женщины в его жизни, стр. 122

На следующей неделе они с Тедди отправлялись в Берлин. Оттуда он полетит в Нью-Йорк. От принятого решения на душе у негр сразу стало легче. Прибыв в Нью-Йорк, он все расставит по своим местам. Альтернативы у него нет: слишком уж много человеческих жизней было вовлечено во все это.

Будучи тяжело ранен, он чудом выжил и дал себе слово, когда окончательно поправится, навести порядок в своей личной жизни. И он мало-помалу наводил его. На выздоровление ушло больше времени, чем он предполагал. Потом в июне состоялся его переход в рыцарское звание в Букингемском дворце. После этого по совету своего врача он предпринял длительное путешествие на яхте по Средиземному морю с ближайшими членами семьи: Аликс, Майклом, Анастасией, Тедди, Марком, четой Деревенко, Корешком и Марцией – со всеми теми, кто был ему всего ближе, кого он любил больше всего и кто любил его. В сентябре он вылетал по срочным делам в Японию, побывал в Австралии и Гонконге и лишь после этого вернулся в Лондон.

Здесь он провел весь октябрь, руководя приобретением французской компании, производящей парфюмерию и косметику. Затем разрабатывал на несколько лет вперед план действий Майкла как будущего главы «Уэст Интернэшнл», когда он, Максим, отойдет от дел. Однако – и это было совершенно очевидно – настало время уладить нью-йоркскую ситуацию.

Максим поднялся и с безразличным выражением лица встал спиной к камину. Его по-прежнему мучили внутренние конфликты и сомнения, как в начале этого года, незадолго до покушения. Встреча со смертью заставила его еще острее осознать свою раздвоенность. По ночам он чаще всего лежал без сна, неторопливо блуждая по темным лабиринтам своей души в поисках смысла жизни и объяснений всему, что с ним произошло. Но ответов на свои вопросы он до сих пор так и не нашел и новой мудрости не обрел. С детства в нем жило ощущение глубокой тоски. Уход из его жизни Анастасии лишь четче выявил эту печаль, обострил постоянно носимое ощущение утраты.

Тоскливое чувство поселилось в нем навсегда, он пришел к пониманию этого факта и примирился с ним. Он мог только молиться, чтобы обрести столь долго избегавший его покой, а утихомирив наконец себя, он сумеет ввести в спокойное русло и свою жизнь.

Максим услышал звонок в дверь, отогнал рой мыслей и вышел из кабинета. Легко сбежал вниз по лестнице, когда Марко уже открывал дверь Корешку.

Он мне друг на протяжении вот уже сорока семи лет, подумалось Максиму. Мой лучший друг. Преданный, выносливый, верный и мудрый. Что бы я делал без него?

58

– В котором часу Ирина ждет нас у себя? – спросил Максим, выходя из спальни своего номера в «Кемпински-отель» в Берлине.

– Не раньше чем через пару часов, – ответила Тедди. Он взглянул на часы:

– Сейчас еще только пять. Должно быть, я не так тебя понял. Я почему-то думал, что мы встречаем ее с минуты на минуту.

– Ты ничего не перепутал, Максим, – отозвалась Тедди. – Я тебе сказала, что мы должны быть готовы к пяти часам. Но мы не сразу идем к Ирине. Я жду гостя.

– Кто такой?

– Один друг… мамин друг, – начала было Тедди и смолкла. Она посмотрела на него объективным взглядом – впервые в жизни. Она не могла думать о нем иначе, как о красавце мужчине. Сейчас его облик опять подтверждал это, несмотря на случившееся. Когда его ранили, она чуть с ума не сошла. Прежде утратив веру в Бога, начала молиться снова: она молилась за Максима еженощно, и, когда он поправился, ее вера во Всевышнего вернулась к ней.

– У тебя, Тедди, какой-то странный вид, – сказал Максим. – В чем дело?

– Ни в чем. Сказать по правде, я думала о том, как ты хорошо выглядишь.

Он улыбнулся:

– Это от загара. Но если серьезно, то я правда чувствую себя очень хорошо. Так кто же он, человек, которого ты ожидаешь, Тедди?

– Я же тебе сказала, давняя… – Тедди осеклась, заслышав стук в дверь, и побежала открывать раньше, чем это успел сделать Максим. – Здравствуйте, спасибо, что пришли к нам, – торопливо заговорила Тедди, раскрыв дверь пошире и пропуская гостью в комнату.

Максим стоял посреди номера, слегка растерявшись при виде вошедшей женщины. Это была монахиня в темно-коричневом платье и черном головном уборе. Максим бросил на Тедди короткий недоумевающий взгляд.

– Сестра Констанца, разрешите представить вам Максимилиана Уэста. Максим, это сестра Констанца из сестричества Неимущих Святого Франциска.

Максим ответил поклоном, про себя удивляясь, какая могла быть связь у мамочки с католической монахиней.

Монахиня с улыбкой прошла вперед и протянула Максиму руку. Максим пожал ее, улыбаясь в ответ, и при этом подумал, что ни у кого никогда не встречал такого спокойного лица.

– Рад с вами познакомиться, сестра Констанца.

Монахиня была маленькая, аккуратная, изящная, взгляд теплый, голос ласковый.

– Я счастлива наконец с вами познакомиться. Тедди мне писала и очень много рассказывала о вас.

Замешательство Максима росло. Он выжидательно смотрел на Тедди. Тедди игнорировала его вопрошающий взгляд. Она повернулась к монахине и предложила ей сесть.

– Благодарю вас, – отозвалась сестра Констанца, опускаясь в кресло.

– Что-нибудь выпьете? Чашку чая или кофе? – спросил Максим, попеременно посматривая то на монахиню, то на Тедди.

– Спасибо, нет, – ответила монахиня.

– А тебе, Тедди?

– Ничего не надо, Максим, спасибо. Подойди и сядь со мной. – Тедди похлопала ладонью по дивану.

Он послушно сел на указанное место, слегка хмурясь и недоумевая, что все это могло означать. Тедди откашлялась:

– Есть одна вещь, о которой я много лет хочу тебе рассказать, Максим. – Она сделала паузу и посмотрела на него в упор, затем продолжила: – Я должна была тебе рассказать… давным-давно. Но не сделала этого. – Она глубоко вздохнула. – В тысяча девятьсот тридцать девятом году перед нашим отъездом в Париж Урсула дала мне письмо для тебя…

– Да, оно хранится у меня до сих пор, – перебил ее Максим, нотка нетерпения прозвучала в голосе.

– И еще Урсула дала письмо мне, которое я могла вскрыть лишь в случае ее смерти. Это первое, что я сделала по возвращении из Берлина в сорок пятом году. В нем содержалась информация, которую она хотела довести до моего сведения. Она оставила на мое усмотрение… вопрос: ставить ли тебя в известность о содержании письма, когда ты станешь достаточно взрослым, чтобы его понять? Но я о письме молчала и не показывала тебе…

– О чем в нем шла речь? – спросил Максим с разгоревшимся любопытством.

– Сейчас я тебе скажу, – ответила Тедди. – Когда ты был при смерти в начале этого года, я пожалела, что так ни разу и не показала тебе письмо. И вдруг поняла, как была неправа, взяв на себя… ну что ли… роль Господа Бога в некотором роде. У тебя было полное право знать, что было в письме.

– Так что же в нем было? Говори! – потребовал он.

Тедди взяла его за руку, крепко ее сжала:

– Урсула Вестхейм не была твоей матерью, Максим. Она тебя усыновила… Они с Зигмундом взяли тебя на воспитание, когда тебе был один день от роду.

Максим вытаращил глаза. Он опешил от слов Тедди. На какой-то момент даже лишился дара речи, силясь переварить услышанное. Осмыслить его в полной мере. Наконец он кое-как справился с замешательством.

– Так кто же моя мать? – спросил он нетвердым голосом.

Тедди выдержала его пристальный взгляд, но вопрос оставила без ответа. В комнате повисло болезненное молчание.

– Я твоя мать, Максим. Я дала тебе жизнь, – тихим, ласковым голосом проговорила вдруг сестра Констанца.

У Максима отвисла челюсть. Он медленно оправлялся от шока, все еще неспособный воспринять то, что услышал.

– Но как же вы можете быть моей матерью? – хриплым голосом сказал он. – Вы ведь монахиня. – Он перевел взгляд с сестры Констанцы на Тедди.

– Я не всегда была монахиней, и я твоя мать, Максим, поверь мне, это правда.

– Я все-таки не понимаю! – воскликнул он. – Вы католичка, а Вестхеймы были евреи. Как получилось, что они меня усыновили?