Женщины в его жизни, стр. 107

За несколько недель в Танжере солнце покрыло ее легким загаром, и ей не требовалось иного макияжа, кроме самой малости коричневой туши на ресницы, серебряных теней для глаз и ярко-красной губной помады. Она спрыснула себя «Джой», надела светлосерое ажурное белье, светло-серые чулки с серебристой искрой, платье и серые же шелковые туфли на высоком каблуке. Затем обернула вокруг шеи длинный шарф, опустив его концы на голую спину.

Ей самой понравился ее светло-серый образ, глядевший на нее из зеркала. Мягкий и нежный, серый шифон изумительно шел к ее загару. Куда более тонкое и гармоничное сочетание, чем если бы это был белый или голубой, подумала она.

Она поняла, что сюда не нужны ювелирные изделия. «Не будем крыть позолотой лилию», – тихонько сказала она сама себе. Серьги с крупными жемчужинами и часики с бриллиантами – только это она сочла нужным взять из маленькой дорожной шкатулки с драгоценностями.

Вскоре она вышла. Бросив взгляд на часики, она отметила, что еще только без двадцати восемь и она, слава Богу, опаздывает лишь на несколько минут. Она терпеть не могла приходить последней, так сказать, являть себя публике, потому что, будучи знаменитой актрисой, знала, что все – по крайней мере иностранцы – ожидают от нее именно этого.

Она спустилась по широкой лестнице и направилась в гостиную, выходившую на длинную террасу, где Дэвид имел обыкновение угощать коктейлем. Входя, она услышала через распахнутое французское окно, что он с кем-то разговаривает.

Она открыла дверь и вышла на террасу.

– Вот ты где, Дэвид, я, надеюсь, не задержала… – Она осеклась и застыла, вылупив глаза.

Перед ней стоял Максимилиан Уэст.

Он улыбался ей. Его продолговатое красивое лицо покрывал густой загар. На Максиме был великолепного покроя летний костюм из кремовой чесучи и кремовая швейцарского муслина сорочка с темно-синим галстуком. Казалось, от всего его облика исходил какой-то шик. В свои сорок семь лет он был великолепен. И, как это всегда бывало в последнее время, его внешность скорее соответствовала киноактеру, нежели финансовому магнату.

С Камиллой крайне редко случалось, чтобы она вдруг утратила все слова, но сейчас язык у нее прилип к гортани. Она стояла в оцепенении, настолько растерявшись при виде его, что не сумела даже улыбнуться в ответ. Ее проняла нервная дрожь, и она ощутила слабость в ногах.

– Желаю вам приятно провести вечер. Позднее увидимся, – громко сказал Дэвид.

Наконец к Камилле вернулся дар речи, и она воскликнула:

– Дэвид, куда же ты уходишь?! – Ее взбесили визгливые ноты в собственном голосе.

– У меня свидание, – отозвался Дэвид, подмигнув ей. – Развлекайтесь! – Небрежно помахав рукой, он скрылся за дверьми.

– Похоже, мы предоставлены самим себе, Камилла, – сказал Максим, отделившись от балюстрады и медленно подходя к Камилле.

52

– Меня обманули! – в ярости воскликнула Камилла. – Вы с Дэвидом обманули меня. Это не честно, я возмущена!

– Полно, это же не так, в твоем прекрасном теле нет такой жилки, чтобы возмущаться, – сказал Максим, и его улыбка была тепла.

Они сели за столик.

– И все вовсе не так, как выглядит, правда, не так, Камилла.

– А как в таком случае? – сухо спросила она. Он помолчал, затем резко встал и предложил ей руку. Она машинально взяла ее, но тотчас отдернула, ощутив сокрушительное воздействие, которое он всегда производил на нее. Подавив свои чувства, она поднялась и позволила подвести себя к балюстраде террасы.

– Что ты видишь там, вдалеке? – спросил Максим.

– Ничего необычного, – ответила она озадаченно. Глаза ее бегали, высматривая что-нибудь странное в саду. – Вижу газоны, деревья, цветы…

– Дальше, за стеной, вдали… посмотри в сторону моря.

Она перевела взгляд дальше и воскликнула:

– О! Это твоя яхта, да?

– Корабль, – поправил он с улыбкой. – Да, ты права, это «Прекрасная мечтательница». Я плавал с друзьями, и Корешок подбросил прекрасную идею – навестить нашего старого приятеля Дэвида. Так сказать, преподнести сюрприз. Мы приплыли сюда вчера поздно вечером и вон там стали на якорь.

Максим махнул рукой в направлении яхты и продолжал:

– Корешок вечером телефонировал Дэвиду о нашем прибытии. И в типичной для него манере пригласил нас всех на ленч сегодня. Но Дэвид однозначно отказался, потому что ты его гостья, и он не хотел бы тебя огорчить.

Образовалась небольшая пауза. Максим поглядел на Камиллу в упор:

– Огорчить моим присутствием, если сказать точнее. – У него вырвался невеселый смешок, и вдогонку своим мыслям он добавил: – Дэвид потом позвонил Корешку сам, чтобы сказать, что я не должен обижаться.

– Ну и как ты?

– В общем-то нет, не обиделся. Но это заставило меня призадуматься. Я понял, что должен принести тебе извинения, Камилла.

– И с этой целью ты здесь?

– В некотором смысле.

– Как это понимать? – зондировала почву Камилла, не сводя с него глаз и держась начеку, готовая к беде.

Она ожидала неприятностей и уже готова была обороняться. Он был самый привлекательный мужчина, какой ей когда-либо встречался. Более того, она много лет была в него влюблена. Он совершенно запросто мог стать ее погибелью. Ей необходимо быть бдительной.

Сперва Максим не ответил на ее вопрос, но потом заговорил медленно, виноватым голосом:

– Мне очень жаль, Камилла, очень жаль. Я плохо поступил с тобой, и конечно же, ты не заслужила такого легкомысленного обращения. Это было очень худо с моей стороны.

Поскольку она молчала, оставаясь спокойной, он спросил:

– Ты принимаешь мои извинения?

– Да.

Максим улыбнулся:

– Тогда давай поцелуемся и – мир!

– О нет-нет! – закричала она. – Никаких поцелуев. – И отпрянула, протягивая ему руку. – Давай пожмем руки и – мир.

Он засмеялся. Его позабавил испуг Камиллы. Он пожал ей руку, но довольно формально, затем неожиданно нагнулся и поцеловал ей пальцы.

Прикосновение его губ взвинтило Камиллу. Она вырвала руку, отступила к столику и взяла бокал с шампанским, налитый им раньше. Стараясь скрыть свой страх, она повысила голос до неестественной для нее высоты:

– Если уж Дэвид был столь тверд, уберегая меня от огорчений, то каким же образом Корешок уговорил его позволить тебе прийти сюда вечером?

– Корешок не имеет к этому никакого отношения, – сказал он, придвигаясь ближе к ней. – Я позвонил Дэвиду с яхты сегодня утром. Я сказал, что хочу тебя видеть. Объяснил, что мне необходимо принести тебе извинения, что я хочу также, чтобы мы снова стали друзьями. И он предложил мне зайти приблизительно в семь тридцать. На коктейль.

– И он так легко согласился? – спросила она недоверчиво, подумав, что Дэвид – явный предатель.

– Ничуть. Он был очень тверд со мной. Мне пришлось долго его уламывать. Но в конце концов он сдался.

О да, подумала Камилла, по части уламывания, когда тебе надо, ты большой спец. Это мне очень хорошо известно. Но сказала она другое:

– Я по-прежнему совершенно уверена, что вы вдвоем очень ловко меня надули.

– Прошу тебя, не думай так, Камилла. И не сердись на Дэвида. Этот славный человек действительно очень тебя любит. Он считает, что поступил правильно. Он в самом деле имел наилучшие намерения, кстати, так же, как и я.

Теперь взгляд, брошенный на него Камиллой, был холодным, оценивающим.

– Когда я спросила тебя несколько минут назад, пришел ли ты сюда ради того, чтобы извиниться, ты сказал на это «в некотором смысле». Я хотела бы знать, что ты при этом имел в виду.

– Послушай, Камилла, я пришел сюда не только ради извинений. Я опять хотел тебя видеть, разговаривать с тобой, пригласить тебя на ужин.

– Нет, нет, я не смогу! – закричала она. Панический страх вновь охватил ее. – Я ужинаю здесь. Одна.

Он только улыбнулся.

Дрожа от злости, она сказала холодно:

– А тебе, случайно, не приходит в голову, что я не хочу ужинать с тобой?