Начало всех Начал, стр. 78
— Ты чего там стоишь?
— Так принято, господин.
Он отмахнулся.
— Я все еще в походе. А в походе правила… не действуют в основном. Садись за стол и детей зови. Я все это не сожру. Заодно расскажешь, как Ной все-таки решился.
Она смиренно присела на край скамьи, так же тихонько улыбнулась.
— Я такая страшная?
Он покачал головой.
— Нет, я о другом. Ной все-таки трусоват… В смысле с женщинами. Он должен был выбрать какую-нибудь овцу попроще. А ты, как ни прикидывайся, не овца, не овца…
Она улыбнулась ему чуть откровеннее.
— Разве трудно неглупой женщине прикинуться овцой?
— Не думаю, — проворчал он, — что ты прикидываешься с Ноем. Это разве что передо мной корчишь такого робкого зайчика. Но я доволен, что Ной выбрал тебя! Сильная женщина — это сокровище. Жаль, что слабые руки его не удержат. К счастью, Ной нерешителен, но не слаб. Надо его поздравить с правильным выбором.
Дети потихоньку устраивались за столом и во все глаза смотрели на героя, который перебил драконов, нефилимов, големов, речных чудовищ, болотных каранниц и вылезающих из-под земли страшных в своей мощи гарганов больше, чем простой человек видел гусей или коров.
Когда Ноема собственноручно подала сладкое, они, осмелев, попробовали поднять его богатырский меч, но не смогли даже сдвинуть с места.
Мафусаил благодушно усмехался. Ребятишки растут крепкими, вон какие толстые кости и крепкие жилы. Из детей Ноя еще могут вырасти герои. Да и Ноема, хоть и держится тихо и скромно, но для него в ней все ближе проступает мощь, у него наметанный глаз, таких редких людей замечает сразу.
— Насчет рощи я уже слышал, — сказал он вдруг. — Кедр растет долго. Еще лет сто в запасе есть…
Она посмотрела внимательно, стараясь проникнуть в мысли героя.
— Надеешься, что ковчег строить не придется?
— Хотелось бы, — ответил он. — Думаю, Ной не зря зачастил в город. Он сознательно идет навстречу дурацкому хохоту и насмешкам, но рассказывает и рассказывает… Он все еще надеется, что люди поймут, проникнутся.
— Думаешь, зря надеется?
Он пожал плечами.
— Когда Енох, мой отец, сказал, что мир будет уничтожен, меня охватил такой ужас, какого я никогда не испытывал и, надеюсь, не испытаю. Одно дело погибнуть мне, зная, что я продолжаюсь в Ламехе, Ное и этих детишках, другое — когда погибнет все! Вот если погибнут люди, тогда я погибну весь, понимаешь? Погибну совсем, окончательно. Это такой ужас, что, если еще раз испытать, просто не выдержу…
Он побледнел, торопливо ухватил кубок с вином, Ноема с сочувствием смотрела, как он выпил залпом и сразу налил еще. Мужчины все воспринимают острее, потому что они первыми вступают в бой и встречают беду грудью, а вот она чувствует лишь слабый холодок страха при мысли о грядущем потопе, но всегда есть трусливенькая надежда, что мужчины справятся, предотвратят, спасут…
Странно, хотя она всю жизнь сама держала руль в своих руках, решая за отца и мать даже семейные проблемы и вообще что и как делать, но все равно женскость пустила глубокие корни.
— Надеюсь, — проговорила она со слабой улыбкой, — люди опомнятся.
— Они не опомнились, — проворчал Мафусаил, — когда я передал всем слова Еноха. Это было первое предупреждение… Нет, не первое, но первое очень серьезное. Господь уже разрушил особо нечестивые города… Хотя, что делать, остается надеяться, что Ной преуспеет там, где не удалось мне.
Когда Ной вернулся из города, Ноема радостно рассказала о возвращении Мафусаила, он был у них и даже разделил с ними хлеб и соль, а Ной печально поведал, что в городе встретил только насмешки и больше не будет пытаться рассказывать о потопе.
Ночью, когда Ноема заснула, положив голову ему на плечо, а Ной перебирал события дня, он услышал Голос, прозвучавший в его черепе:
— Ной, ты был не прав, когда объяснял жене, что праведником становится тот, кто ужасается себе и спешно начинает выжигать в себе все мерзости и нечистоты. Это… правильный человек, если можно так сказать, но еще не праведник. Праведник — это человек, который и других своим примером и своими пламенными речами заставляет встать на путь исправления.
Ной опустил голову, теперь он отчетливо слышал упрек в голосе Творца.
— Да, я не праведник.
В голосе Творца послышалась печаль:
— Ты — правильный человек, потому и будешь спасен. Но если бы в твоем поколении появился хоть один праведник, хоть за минуту до рокового часа, Я бы отменил потоп!
Ной спросил потрясенно:
— В моем поколении нет ни одного?
— Ни одного, — подтвердил Голос. — В человечестве с каждым поколением праведников становилось все меньше! Меньше и меньше… И вот пришло поколение, где праведников нет вообще. Потому в существовании человечества нет смысла. Оно перестало двигаться к Цели.
Ной спросил осторожно:
— А что есть Цель, Всевышний?
Голос умолк на мгновение, Ной затаил дыхание, наконец с небес донеслось:
— Ной… Твоему сыну Симу десять лет, Яфету восемь, а Хаму — семь. Как ты объяснишь им или кому-то отдельно, что они женятся и будут любить жен, когда сейчас твердо знают, что все девчонки плаксы и с ними нельзя иметь ничего общего?
Ной сказал торопливо:
— Я все объясню, когда они подрастут!
— И вы узнаете цель своего бытия, — пояснил Голос, — когда подрастете. Вы пока еще ростки на кедровом поле. Кто не видел кедра, никогда не поверит, что из таких слабых стебельков когда-то вырастут огромные и прекрасные деревья. Для человека вырасти… это уйти подальше от своей животной основы, что в человеке с момента грехопадения Евы. Это и есть стремление ко Мне. Уйти от животного в себе подальше и поскорее!
Ной сказал подавлено:
— Не могут все быть праведниками…
— Не могут, — согласился Голос. — Зов животного в человеке очень силен, и большинство всегда будет стремиться к животному и животным радостям. Но лучшие всегда чувствуют, что есть нечто более высокое в них самих, чем просто говорящие и разумные животные… Они стремятся, пусть даже неосознанно, к этому высокому, улучшают себя… Мир держится на этих людях! Когда их много — мир продвигается к совершенству быстро. Когда их мало — замедляется. Но иногда их становится угрожающе мало…
Глава 4
В соседних городах большим успехом пользовались рассказы о сумасшедшем, что ждет потопа и решил спастись от него, построив ковчег. В этом месте рассказчики делали многозначительную паузу, осматривались, насколько внимательно слушает народ, потом сообщали очень серьезно:
— Он уже приступил к постройке!
— И как? — спрашивали те, кто еще не знал ни о предостережении Еноха, ни о горестных рассказах Ноя. — Велик ли ковчег?
Рассказчики делали паузу, поднимая нетерпение до предела, и выдавали самое главное:
— Он уже посадил семена!
— Семена? Что за семена?
— Семена, из которых вырастут могучие кедры, — объясняли им серьезно. — Эти кедры срубит, обработает… а уж потом из них построит ковчег!
От дружного хохота дрожали стены, люди сползали с лавок и падали со стульев под стол, где и ползали, умирая от смеха и веселья.
Ноема сказала Ною со злостью:
— Я бы им всем поотрывала головы! Никто не смеет смеяться над тобой. Кроме меня, конечно.
— Пусть, — ответил он с горечью. — Меня их мнение, как ты знаешь, никогда не интересовало. Жаль только, что все настолько прогнило. Я все-таки надеялся, что хоть кто-то прислушается.
Она покачала головой.
— Не ври, интересовало. Вернее, задевало. Потому и поселился вне города.
— Но теперь не интересует? — спросил он кротко.
Она подернула плечами.
— Все равно… Особо хохочут, что насадил рощу. Сколько же деревьям расти?
— Примерно сто — сто тридцать лет. Так сказал Господь.
Она ужаснулась:
— Сто? Сто тридцать? Я думала, Господь все-таки ускорит как-нибудь их рост. И он предупредил тебя так задолго?