Начало всех Начал, стр. 62
Мафусаил медленно наклонил голову.
— Да, наверное. Нечто такое витает в воздухе.
— Узнай, — сказал Ламех настойчиво, — можно ли как-то избежать кары? Можно ли как-то исправиться, встать на путь истины?.. Я не знаю, как это сделать! Людей уже не переделать, слишком погрязли в преступлениях… Вообще узнай побольше. Это важно не для нас, не для нашего племени… это уже для спасения человечества!
Голос его прерывался, Мафусаил с изумлением увидел в глазах Ламеха слезы. Сердце начало стучать чаще, наконец-то тревога Ламеха передалась и ему, нахлынул страх, что не сумеет справиться с таким тяжелым заданием.
Он поднялся и, преодолевая себя, заставил сказать твердо:
— Я дойду до края мира или умру по дороге! Но не сверну и не отступлюсь.
Ламех подошел к нему, глядя снизу вверх. Мафусаил обнял сына и поцеловал в макушку. Все-таки это его сын, его гордость. А то, что не умеет держать меч в руке, не такой уж и недостаток. Зато умненькое дитя.
Глава 5
Азазель, весь в багровом огне, сложил крылья и рухнул на землю в трех шагах от Лилит. Она вскочила в испуге:
— Кто ты?
— Собрат, — ответил он, разглядывая ее во все глаза.
— Ты? — не поняла она, смерила взглядом его могучее тело, сплошь из оранжевого огня, могучие крылья, от которых струился пурпурный свет, заглянула в его широко расставленные глаза червонного золота, повторила: — Ты?
Азазель сел перед ней на камень, крылья сложились за его спиной с мягким шуршанием. Голос старшего ангела был суров и немножко насмешлив:
— Но разве мы оба не отказались поклониться существу из глины?
— Ты… ты отказался тоже?
— Да, но твой поступок выше, — сказал Азазель. — Я отказался поклониться Адаму, ибо я из высшей, огненной стихии. А ты отказалась, ибо ты с ним ровня. Тебе было труднее, и я преклоняю перед тобой свои крылья.
Она ощутила, что ей приятны его слова, но все же чувствовала невольный страх перед огненным ангелом, что пришел к ней вот так, явно же тайком от Всевышнего. Сдерживая дрожь, с гордостью подняла голову. Ее глаза встретились с его горящим взором, она спросила с подозрением:
— Ты зачем-то пришел?
Он развел руками, огромными и могучими:
— Не знаю зачем… Просто потянуло увидеть существо, что осмелилось не подчиниться самому Творцу.
— Ты сам таков.
— Я же сказал, хоть мне было нелегко… но ты — ты вовсе… просто не знаю, что в тебе за мощь. Я и то едва-едва решился. Ведь многие ангелы роптали, я один отважился возразить… А ты, выходит, сильнее всех ангелов!
Лилит ощутила, как ее сердце бьется все сильнее. Кровь прилила к щекам, мочки ушей защипало. От слов ангела, пусть это просто лесть, ее спина выпрямилась, словно сама по себе, копна черных волос свободно упала, щекоча кончиками поясницу.
— Ты так хорошо говоришь, — прошептала она. — Никто никогда не говорил мне так…
— Никто не видел, насколько ты прекрасна!
Она вспомнила, что это ей говорил Адам, но с того времени прошло столько времени, она сама старалась забыть об Адаме, все уже как сон, что с каждым годом становится все слабее, уже едва помнит, да и то не весь, а сейчас этот ангел говорит громко и ясно, она чувствует его жар и его желание обнять ее…
— Я все еще…
— Прекрасна, — подтвердил он с мрачным восторгом. — Ты еще прекраснее, чем в день сотворения. Что-то выветрилось, исчезло, и теперь ты — воплощенная дикая красота!
— Насчет красоты не знаю, — сказала она, — но что дикая, да, верно…
— Красивее тебя нет на свете, — заверил он. — Говорят, и порочнее нет?
— Хочешь проверить? — спросила она с легкой насмешкой.
— Неплохо бы, — признался он. — Что-то во мне такое, что тянет противиться правильности!
— И мне, — ответила она. — Хорошо, иди сюда…
Сахариэль и Шехмазай медленно парили в восходящих потоках воздуха, наслаждаясь странным и волнующим ощущением телесности. Среди ангелов мало кто решался облечься плотью, и вовсе не потому, что Господь запрещал, нет, Он не запрещал, но дико и нелепо всесильному существу облекаться в тяжелую плоть, однако желающих среди ангелов побыть в телесности находилось все больше…
Люцифер возник в воздухе прямо перед ними, сверкающий и лучезарный, даже тучи вспыхнули радостным пурпурным огнем.
— Молчите? — вскрикнул он. — Птицам подражаете? Довольны?
Сахариэль огрызнулся:
— А что мы можем?
Люцифер вспыхнул еще ярче и заискрился разноцветными огнями.
— Да послушайте же! — вскрикнул он яростно. — Я никогда бы не подумал и не посмел… даже подумать не посмел бы, что Творцу можно прекословить! Для нас всегда Его слово было законом. Священным и неоспариваемым законом!.. Так было всегда. Но разве не стыдно нам, что даже такое мелкое и жалкое существо из праха, каким является человек, посмело восстать против Господа? Он же отверг Его абсолютную власть, заявил о праве на свое мнение, на свое толкование, на свои собственные слова и поступки!
Его охватил блистающий свет первотворенья, ангелы видели такой только в дни сотворения мира. В сияющем море огня потонула фигура Люцифера, лишь угадывались очертания крыльев и блистающих плеч, а все остальное исчезло в кипящем свете.
Сахариэль возразил быстро:
— Человеку нечего было терять…
Люцифер вскрикнул в изумлении:
— Нечего?.. Да он был любимцем, весь мир был создан только для него!
Шехмазай буркнул:
— Дурак этот человек. Так много потерял!
— Потерял? — переспросил Люцифер.
— Ну да… Его же пинком из рая!
— Он сохранил себя, — возразил Люцифер. — Сохранил гордость! Я теперь знаю, что человека от животного отделяет только гордость. Если нет гордости, то нет и разницы: скот или ангел. Человек не по уму, а по своей гордости выбрал самый правильный путь…
Шехмазай спросил с сомнением:
— Чем правильный?
— Не бунтуй он против Господа, — объяснил Люцифер, — кем бы он был?.. А сейчас он заселил весь мир! Господь внимательно следит за ним, вы же знаете!.. Он вмешивается незаметно, подсказывает, но так, чтобы не догадывались о Его вмешательстве… Словом, человек добился своего. Заставил себя уважать, считаться с собой. Вы понимаете, о чем я говорю?
Ангелы переглянулись, Сахариэль первым оставил материальную оболочку, за ним Шехмазай ринулся световым лучом наискось к земле, куда повел Люцифер.
В роскошном саду, удивительно похожем на Эдем, собрались ангелы, Сахариэль и Шехмазай сразу увидели, что все взволнованны, в центре воздевает руки ангел Тетрамон и восклицает яростно:
— Человек уже сделал неизмеримо много! Он научил нас сомневаться, научил спорить, научил возражать!.. Кем мы были раньше? Да, всего лишь ангелами, посланниками Божьей воли. Послушными и бездумными. Адам говорил с нами, спрашивал, многому не верил, переспрашивал, уточнял, заставлял нас аргументировать, чего мы раньше совсем не умели, потому что нам это было абсолютно не нужно…
Сахариэль и Шехмазай опустились на землю рядом с Люцифером, тот прошел вперед и, отстранив Тетрамона, заговорил громко и уверенно:
— Нам всем сказано, что человек изгнан за то, что сорвал незрелый плод!.. Но мы-то знаем! Или кто-то все еще не знает? Или делает вид, что даже не догадывается, так спокойнее? Человек смущал сомнениями нас, всегда ранее послушных ангелов. И некоторые с первых же минут общения с человеком начинали сомневаться, возражать, а то и спорить.
— Таких мало, — ответил чей-то голос угрюмо.
— Да, — отрезал Люцифер, — но их становилось все больше!.. Именно это главная угроза, исходящая от человека! Оказывается, даже крохотнейшая капля, которую вдохнул Творец в тот ком презренной глины, дает ему силы… не знаю насчет права… на свое мнение. Ладно, это пусть, такое Творец бы стерпел, Он же всепрощающий, но человек еще и спорил!
— Ничтожество, — сказал Тетрамон с неимоверным презрением.
— Ничтожество, — согласился Люцифер. — Он не имеет и миллиардной доли нашей силы, нашей мудрости и наших знаний. Он, как слепой в темноте, все познает на ощупь, но дерзает спорить и огрызаться!.. А мы, кто знает почти столько, как и сам Творец, всегда выслушиваем смиренно и безропотно, всегда выполняем Его волю.