Дракон поверженный, стр. 26

На экране возникло изображение с одной из внешних камер «Корибу» – портал, светящийся в пустоте бледно-голубым светом. Вокруг него, подобно косяку рыб, виднелось скопление колониальных поездов.

– Две минуты до отправления, – радостно объявил Лоренс. Несмотря на всю свою неприязнь к «ЗБ», он был вынужден признать, что в чем-то компания была абсолютно права.

Его размышления прервал раздраженный голос Хэла:

– Что это за фигня такая? Радиоактивный бублик? Закажи мне к нему пару чашек кофе, начальник.

Почувствовав на себе сердитый взгляд сержанта, юноша тут же умолк.

Лоренс едва удержался, чтобы не наорать на Хэла. Боже, как можно быть таким невеждой! Как можно отпускать дурацкие шуточки по поводу самого значительного достижения человечества. Но, с другой стороны, Хэл – обычный парень из не слишком зажиточного квартала какого-то захолустного городишки. Когда-то и сам он был таким – наивный юнец, пусть даже с лучшим образованием, какое только могла дать ему планета, на которой он вырос, а также со свободным доступом к любой информации. И даже он не знал о существовании порталов. Ему о них рассказала Розалин.

Глава 5

За пять лет климат Амети существенно изменился. Проект «Тепловой удар» оказался успешным, и теперь его результаты были очевидны даже самым неисправимым скептикам. Местные жители назвали этот его этап «Пробуждением». Вместо удивления и радости при виде маленького облачка в небе теперь они были счастливы, когда видели через унылую серую завесу облаков небольшой участок чистого неба.

Температура воздуха поднялась до нескольких градусов выше нуля, и ледник Барклай стал испарять растаявшую воду с феноменальной скоростью. Огромные облака поднимались над тающим льдом, едва не достигая уровня тропопаузы, где прокладывали себе дорогу вокруг планеты. Вслед им тянулся теплый, сухой воздух, что способствовало еще большему таянию льдов. Таким образом поддерживался круговорот воды.

Проплывая над тундрой, облака начинали темнеть и сгущаться, превращаясь в снеговые. К тому времени как снежные хлопья достигали земли, они представляли собой серые частички слякоти. Огромные полосы полурастаявшего снега лежали по всей планете; уходило очень много времени на то, чтобы они стекли тонкими струйками, часто вновь замерзающими от повторных снегопадов. По континентальным шельфам вновь потекли мутные реки, и глубокие трещины пересохших морей и океанов постепенно начали заполняться водой. Тонкие, вязкие потоки жидкости, стекавшие со склонов, уносили с собой кусочки соляной корки, которая лежала на поверхности, ничем не потревоженная, с тех самых пор, как начал формироваться ледник. Все это уходило в глубины возвращающихся океанов, где, растворяясь в воде, образовывало насыщенный раствор, такой же плотный и горький на вкус, как воды Мертвого моря на далекой Земле.

С неба постоянно падал град или снег, и воздушные перелеты стали опасными. Аэрокосмические самолеты были достаточно большими и мощными, чтобы летать в такую погоду, но маломощная авиатехника простаивала в ангарах. Нелегко было передвигаться и на автомобилях; грузовики превратились в снегоочистители и беспрестанно ездили взад-вперед по главным дорогам, расчищая путь. К каждому транспортному средству были поспешно приделаны «дворники» для очистки лобовых стекол. Большая часть проекта по возрождению экологии Амети была приостановлена до тех пор, пока атмосферная турбулентность не вернется на более приемлемый уровень. Насекомых, которых предполагалось выпустить первой партией, еще не клонировали. Бункеры с банком семян были тщательно запечатаны. Эти глобальные изменения практически никак не отразились на организмах медленной жизни. Те нормально функционировали и под снегом, но иногда попадали в быстрые течения. Не имея даже рудиментарных инстинктов выживания, они не могли отползти в сторону от бушующих по всей планете потоков.

Эта фаза экологического цикла Амети протекала именно так, как и ожидалось, утверждали ученые; просто она оказалась более интенсивной, чем то что предсказывалось в компьютерных прогнозах. По некоторым наспех сделанным подсчетам, с учетом новых условий, подобное положение дел продлится не более нескольких лет. Конкретных сроков, однако, не называлось.

Лоренсу нравилось «Пробуждение»; мальчик втайне посмеивался над тем, какую неразбериху оно внесло в тщательно разработанные планы корпорации «Макартур» и какие неприятности принесло его отцу. Это была такая же природа, как и на нормальных планетах; природа, которая насмехалась над человеческим высокомерием. Именно это Лоренс и хотел в первую очередь видеть в звездных системах по всей галактике, где различные планеты являли собой пример еще более странной метеорологии. Тем не менее примерно после первых девяти месяцев снегопадов и затянутого темными облаками неба даже Лоренсу наскучили эти новые природные феномены.

Скука была одним из факторов, которым его родители объясняли проблемы в поведении сына. К тому времени, как ему исполнилось шестнадцать, пришедший в отчаяние отец еженедельно отправлял Лоренса к доктору Мелинде Джонсон, местному психиатру; доктор Джонсон специализировалась на поведенческих отклонениях. Сам Лоренс обращал эти визиты в шутку; он либо карикатурно преувеличивал свои проблемы, либо просто отвечал на вопросы угрюмым «да» или «нет» – в зависимости от настроения. Возможно, это помогало ему скрыть свою отчужденность от всего общества на Амети. Именно поэтому психотерапевтические сеансы так и не возымели должного эффекта. Лоренсу следовало бы родиться в двадцатом столетии и быть американским астронавтом в шестидесятые годы или космическим астрофизиком в последние десятилетия двадцать первого века, когда звездолеты только-только начинали исследовать новые миры. Но сказать об этом доктору Джонсон означало бы расписаться в собственной слабости. Пусть она даже не надеется, он ни в коем случае не признается ей в этом. Доктор и то, что она поддерживала – «нормальность» Амети, – были не решением проблемы, а самой проблемой.

Таким образом обман и перемены настроения каждый раз заходили все дальше и дальше. Лоренс словно пытался проверить, где же находится предел допустимости подобного поведения. Все это время он окружал себя панцирем молчания, который становился все толще и толще с каждым разом, когда его отец бурно выражал свой гнев, а мать выказывала тихое неодобрение. Лоренса не интересовало ничего, кроме виртуальной реальности, и ничего не увлекало, кроме приобретения новых интерактивных игр. У него практически не было друзей; учителя почти махнули на мальчика рукой, а соперничество с братьями и сестрами переросло в настоящую войну. Он был самым настоящим трудным подростком.

Так что Лоренса невероятно удивило, когда отец однажды за завтраком сказал:

– Завтра мне нужно ехать в Ульфгарт на конференцию. Не хочешь составить мне компанию?

Лоренс окинул взглядом братьев и сестер, ожидая их реакции. Однако тотчас понял, что все, включая отца, смотрят на него.

– Ты меня спрашиваешь?

– Да, тебя, Лоренс.

Губы Дуга Ньютона изогнулись в обычной высокомерной улыбке.

– Зачем? – недоверчиво буркнул Лоренс.

– Господи! – Отец потер пальцами виски. – И правда, зачем? Может, чтобы поощрить тебя за примерное поведение? Или за отличную учебу? Или просто за то, что в этом месяце твои расходы за доступ к базам данных не превысили тысячу фунтов? Как ты думаешь, Лоренс? С какой стати я должен поощрять своего старшего сына?

– Почему ты всегда так со мной разговариваешь? К чему такой саркастичный тон? Почему ты не можешь разговаривать со мной, как с нормальным человеком?

– В противоположность тому, как я задал тебе вопрос?

Дженис и Рэй начали хихикать над ним, и Лоренс покраснел как рак. Он злобно посмотрел вокруг, проклиная себя за то, что его застали врасплох. Он никак не ожидал от отца такого предложения.

– Ну, так что там такое? – Он постарался задать этот вопрос таким тоном, словно в Ульфгарте его абсолютно ничего не могло заинтересовать.