Запретный плод, стр. 36

Мне следовало выдать Эдуарда. Он мне угрожает, и угрозу эту выполнит. Он будет меня пытать, чтобы добыть информацию. Разве я что-нибудь ему должна? Но я не могла этого сделать и не сделала бы. Человек не может выдать другого человека чудовищам. Ни по какой причине.

Моника нарушила это правило, и за это я ее презирала. Я считаю, что для Эдуарда я была ближе всего к тому, что можно назвать другом. Мне он нравился независимо от того, кем он был. Несмотря даже на то, что я знала, что он-то меня убил бы, будь он на моем месте? Да, даже так. Если посмотреть беспристрастно, в этом мало было смысла. Но моральные качества Эдуарда меня не волновали. Единственный человек, на которого мне приходится смотреть в зеркале, – это я. И моральные дилеммы я тоже могу разрешать только свои.

Я смотрела, как Эдуард охмуряет Мэдж. Актер из него куда лучше, чем из меня. И врать он тоже умеет не в пример лучше.

Я не выдам, и Эдуард знал, что я не выдам. По-своему он тоже меня хорошо знал. Он поставил свою жизнь на мои моральные принципы, и это меня злило. Терпеть не могу, когда мной манипулируют. Моя добродетель была карой для себя самой.

Но, быть может, я еще не знаю, что смогу использовать Эдуарда точно так же, как он меня. Может быть, я смогу использовать его бессовестность, как он – мою совестливость.

Всегда есть вероятность.

Темно-рыжая женщина, пришедшая с Эдуардом, хлопнулась Филиппу на колени, захихикала, обхватила его за шею, слегка дрыгая ножками. Руки ее вниз не полезли, и она не стала его раздевать. Эдуард появился вслед за ней, как светловолосая тень. У него в руке был бокал, а на лице – безобидная улыбка.

Если бы я его не знала, никогда бы я не могла сказать, что вот он, вот он, опасный человек. Хамелеон Эдуард. Он уселся на подлокотник дивана позади женщины и почесал ей плечо.

– Анита, это Дарлин, – сказал Филипп.

Я кивнула. Она хихикнула и дрыгнула ножкой.

– А это Тедди. Правда, лапочка?

Тедди? Лапочка? Я заставила себя улыбнуться, а Эдуард поцеловал ее в щечку. Она прильнула к его груди, продолжая одновременно ерзать у Филиппа на коленях. Отличная координация движений.

– Дай-ка мне попробовать, – попросила Дарлин, прихватывая нижнюю губу верхними зубами и медленно вытаскивая.

У Филиппа перехватило дыхание, и он прошептал:

– Да.

Я подумала, что мне это не понравится.

Дарлин обхватила ручками его руку выше локтя и поднесла к губам. Она начала с осторожного поцелуя шрамов, потом пропихнула свои ноги меж его колен, вставая на колени у его ног, при этом, не выпуская его руки. Широкая юбка развевалась у нее вокруг талии, накрывая его ноги. На ней были красные кружевные трусы и подвязки под цвет. И сочетание цветов хорошее.

У Филиппа стало пустое лицо. Он глядел на нее, а она тащила его руку к своему рту. Тонкий розовый язычок лизал шрамы, мокрый, быстрый, и тут же прятался. Она подняла на Филиппа темные наполненные глаза. Наверное, ей понравилось то, что она увидела, потому что начала теперь лизать его шрамы настойчивей, как кот лакает сливки. И глаза ее не отрывались от его лица.

Филипп затрясся, спину его свело судорогой. Он закрыл глаза и откинулся головой на спинку дивана. Руки ее легли к нему на живот, она ухватилась за сетку и потянула. Сетка выскользнула из брюк, и руки ее стали гладить обнаженную грудь.

Он дернулся, широко раскрыв глаза, и поймал ее руки. Потряс головой.

– Нет, нет.

Его голос был хрипл и слишком глубок.

– Ты хочешь, чтобы я перестала? – спросила Дарлин. Глаза ее были прикрыты в щелочки, она глубоко дышала, полные губы были полны ожидания.

Он пытался сказать что-нибудь осмысленное.

– Если мы это будем делать... Анита останется одна. Так нечестно. Ее первая вечеринка.

Дарлин поглядела на меня – быть может, в первый раз.

– Это с такими-то шрамами?

– Шрамы от настоящего нападения. Я ее уговорил сюда прийти. – Он вытащил ее руки у себя из-под рубашки. – Не могу ее бросить. – Глаза его снова стали обретать фокус. – Она не знает правил.

– Прошу тебя, Филипп, – сказала Дарлин. – Я так по тебе скучала.

– Ты же знаешь, что они с ней сделают.

– Тедди с ней побудет для охраны. Он правила знает.

– Вы уже бывали на вечеринках? – спросила я.

– Да, – ответил Эдуард. И выдержал мой взгляд, пока я пыталась представить себе его на других вечеринках. Вот, значит, где он получал свою информацию о мире вампиров. От придурков.

– Нет, – сказал Филипп. Он встал, поднимая Дарлин на ноги, все еще держа ее за предплечья. – Нет.

И голос его звучал уже достаточно уверенно. Он отпустил ее и протянул мне руку. Я ее взяла. А что было делать?

Рука его была горячей и влажной от пота. Он широким шагом вышел из комнаты, и мне на каблуках пришлось бежать, чтобы не отстать от собственной руки.

Он провел меня по коридору к ванной, и мы вошли. Он запер дверь и прислонился к ней. На лице у него выступил пот, глаза были закрыты.

Я огляделась, на чем тут можно сесть, и выбрала край ванны. Это было не очень удобно, но казалось меньшим из двух зол. Филипп жадно глотал ртом воздух и, наконец, повернулся к умывальнику. Он пустил воду громкой плещущей струей, сунул в нее руки и снова закрыл ими лицо, и из-под них капала вода. На волосах и ресницах у него повисли капельки. Он помигал своему отражению в зеркале над умывальником. Вид у него был встрепанный, глаза вытаращены.

Вода капала ему на шею и на грудь. Я встала и протянула ему полотенце с вешалки. Он не реагировал. Я промокнула ему грудь мягкими ароматными складками полотенца.

Наконец, он взял его у меня и вытерся. Волосы вокруг лица у него намокли и потемнели. Высушить их было нечем.

– Я смог, – сказал он.

– Да, ты смог, – подтвердила я.

– Я чуть не поддался.

– Но ведь не поддался, Филипп. Чуть не считается.

Он резко кивнул, почти затряс головой.

– Наверное, так.

Он все еще не мог перевести дыхание.

– Давай вернемся в комнату.

Он кивнул. Но остался стоять, где стоял, слишком глубоко дыша, будто ему не хватало кислорода.

– Филипп, ты как?

Дурацкий вопрос, но ничего другого не пришло мне на ум.

Он только кивнул. Разговорчивый.

– Хочешь уйти? – спросила я.

Тогда он, наконец, посмотрел на меня.

– Ты это предлагаешь уже второй раз. Почему?

– Что почему?

– Почему ты хочешь меня освободить от моего обещания?

Я пожала плечами и охватила себя руками.

– Потому что... потому что тебе это вроде как больно. Потому что ты – наркоман, пытающийся избавиться от привычки, то есть вроде этого, и я не хочу тебе в этом мешать.

– Это очень... очень порядочно с твоей стороны.

Он так сказал “порядочно”, как будто это слово было у него не употребительно.

– Ты хочешь уйти?

– Да, но нам нельзя.

– Ты это уже говорил. Почему нельзя?

– Не могу я, Анита, не могу.

– Можешь. От кого ты получаешь приказы, Филипп? Скажи. Что происходит?

Я почти касалась его, выбрызгивая каждое слово ему в грудь, глядя вверх в его лицо. Это всегда нелегко – быть жестокой, глядя человеку в глаза. Но мне приходилось тренироваться всю жизнь, а упражнение ведет к совершенству.

Его рука обняла меня за плечи, я отодвинулась, и его руки сомкнулись у меня на спине.

– Филипп, прекрати.

Я уперлась ладонями ему в грудь. Рубашка на нем была мокрая и холодная. Я сглотнула слюну и сказала:

– У тебя рубашка мокрая.

Он так резко меня отпустил, что я пошатнулась назад. Он одним плавным движением стянул рубашку через голову. Ну, у него была большая практика по раздеванию. Какая у него была бы красивая грудь, если бы не эти шрамы.

Он шагнул ко мне.

– Стой, где стоишь, – сказала я. – Что это за внезапные перемены настроения?

– Ты мне нравишься, – сказал он. – Разве этого мало?

Я покачала головой:

– Мало.