Запретный плод, стр. 20

– Я их боюсь. И это очень по-человечески – пытаться уничтожить то, что нас пугает.

– Люди живут, стараясь избегать того, что их пугает. А ты за этим гоняешься. Это сумасшествие.

Он попал в точку. Я закрыла дверцу и оставила его стоять в горячей тьме. Да, я поднимаю мертвых и укладываю нежить. Это то, что я делаю. Что определяет мою жизнь. Если я начну задумываться о своих мотивах, я перестану убивать вампиров, вот и все.

Сегодня я не задумывалась о мотивах, поэтому я оставалась вампироборцем, носительницей имени, которое они мне дали. Я оставалась Истребительницей.

Рассвет скользил по небу, как световой занавес. Бриллиантовой брошью сверкала утренняя звезда в этом потоке света.

Приходится видеть уже второй рассвет за два дня. Меня обуревала злоба. Надо было только решить, на кого мне злобиться и что по этому поводу предпринять. Сейчас мне ничего больше не хотелось, только спать. Остальное может подождать – и подождет. Я много часов подряд двигалась на страхе, на адреналине, на упорстве. В тишине и покое автомобиля я ощутила вновь свое тело, и ощущение было не из приятных.

Было больно держать руль, больно его вертеть. Я только надеялась, что кровавые ссадины на руках выглядят хуже, чем есть на самом деле. Тело все окостенело. Ушибы всегда недооценивают. А они болят очень здорово. И будут болеть еще сильнее, когда я на них посплю. Встать утром после хорошей трепки – ни с чем не сравнимое ощущение. Как похмелье, только не в голове, а во всем теле.

В коридоре моего дома было тихо. Только чуть шумел кондиционер. Я почти чувствовала людей, спящих за этими дверьми. Было даже искушение прижать ухо к двери и послушать, как дышат во сне мои соседи – так было тихо. Предрассветный час – самый тихий в сутках. Время наслаждаться одиночеством и тишиной.

Единственный более тихий час – это три часа утра, а его я люблю не слишком.

Ключи были у меня в руках, я почти коснулась двери, когда заметила, что она приоткрыта. Тончайшая щелочка, почти закрытая дверь, но не закрытая. Я отодвинулась вправо и прижалась спиной к стене. Слышен был звон ключей у меня в руке? Кто там внутри? Адреналин снова вскипел, как шампанское. Я следила за каждой тенью, каждым лучиком света. Тело перешло в аварийный режим, и я только молила Бога, чтобы это оказалось лишним.

Вытащив пистолет, я прислонилась к стене. И что дальше? Из квартиры не доносилось ни звука. Может быть, это вампиры, но ведь уже почти рассвет. Кто еще может вломиться ко мне в квартиру? Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Понятия не имею, кто. Может быть, вы думаете, я привыкла не понимать, что происходит, но это не так. Я только злюсь в таких случаях и слегка боюсь.

У меня было несколько вариантов на выбор. Можно уйти и вызвать полицию – вариант не плохой. Но что они могут сделать такого, чего не могу я, кроме как войти и быть убитыми вместо меня? Это неприемлемо. Можно было ждать в коридоре, пока у того, кто там есть, кто бы он ни был, проснется любопытство. Это может занять много времени, а квартира окажется при этом пустой. И чертовски глупо я буду себя чувствовать, простояв несколько часов и продержав под прицелом, пустую квартиру. И, вообще, я устала и лечь хочу.

Можно ворваться, поливая все пулями. Нет, можно толкнуть дверь, броситься на пол и перестрелять всех внутри. Если у них есть оружие. Если там вообще кто-нибудь есть. Самое разумное было бы переждать, но я устала. Адреналиновый поток стал спадать от досады на такой широкий выбор и невозможности его сделать. Наступает момент, когда, в конце концов, просто устаешь. Вряд ли я смогу долго стоять в тишине кондиционированного воздуха и сохранять собранность. И вообще через час начнут вы ходить из своих квартир мои соседи и, не дай Бог, попадут меж двух огней. Тоже неприемлемо. Так, что бы ни случилось, это должно случиться сейчас.

Решение принято. Отлично. Ничто так хорошо не прочищает мысли, как страх. Я отошла от двери как можно дальше и перебежала на другую сторону от нее. Потом направила пистолет на дверь и стала подходить к ней вдоль слева, со стороны петель. Она открывалась внутрь. Ее только толкнуть. Просто.

Я припала на одно колено, сгорбилась, будто хотела втянуть голову в плечи, как черепаха. Теперь оружие, наставленное на уровне груди, пустит пулю мимо меня. Я когда пригнусь, гораздо ниже уровня груди.

Левой рукой я толкнула дверь и припала к порогу. Все вышло как по нотам. Мой пистолет смотрел в грудь негодяя, только негодяй давно уже поднял руки вверх и улыбался во всю ширь морды.

– Не стреляй, – попросил он. – Я Эдуард.

Я уставилась на него, не поднимаясь с колен, и на меня теплым приливом накатывала злость.

– Ах ты, паразит! Ты все это время знал, что я там!

Он сложил пальцы домиком:

– Я слышал ключи.

Я встала и оглядела комнату. Набивной стул Эдуард переставил так, чтобы сидеть лицом к двери. Больше он ничего, кажется, не двигал.

– Уверяю тебя, Анита, я здесь один.

– Охотно верю. Почему ты меня не предупредил?

– Хотел проверить, годишься ли ты для работы. Я мог тебя разнести в клочья, пока ты там так красиво звенела ключами.

Я захлопнула дверь и заперла ее, хотя, честно говоря, безопаснее было бы запереть себя по ту сторону от Эдуарда, чем по эту. Он был человек не внушительный и не страшный, если его не знать. Пять футов восемь дюймов, худощавый, белокурый, голубоглазый, обаятельный. Но если я была Истребительница, то он – сама Смерть. Это его я видела с огнеметом.

Я с ним работала и раньше, и Бог свидетель, насчет чувства безопасности говорить не приходилось. Он таскал огневой мощи больше, чем Рэмбо, но его слишком мало волновала судьба случайных прохожих. Свою карьеру он начинал как наемный убийца – насколько было известно полиции. Мне кажется, люди стали для него слишком неинтересной дичью, и он переключился на вампиров и оборотней. И я знала, что когда окажется целесообразней убить меня, чем быть моим “другом”, он это сделает. Эдуард и совесть были друг с другом абсолютно незнакомы, и это делало его совершеннейшим из киллеров.

– Эдуард, я целую ночь провела на ногах, и у меня нет настроения для твоих игр.

– Сильно ты пострадала?

Я пожала плечами и скривилась от боли.

– Руки саднят, и ушибы. Остальное все в порядке.

– Ваш ночной секретарь мне сказал, что ты ушла на девичник. – Он усмехнулся, в его глазах вспыхнули искорки. – Представляю себе этот девичник.

– Я наткнулась на вампира, которого ты можешь знать.

Он приподнял желтую бровь и одними губами изобразил “О?”

– Помнишь дом, где ты едва нас не поджарил?

– Где-то два года назад. Мы убили шестерых вампиров и двух прислужников.

Я прошла мимо него и плюхнулась на диван.

– Одного мы упустили.

– Не упустили ни одного.

Голос его звучал очень точно. Эдуард в самом опасном состоянии.

Я посмотрела на его тщательно стриженый затылок.

– Насчет этого ты мне поверь, Эдуард. Он меня сегодня чуть не убил.

Что было частичной правдой, известной также под названием лжи. Если вампиры не хотели, чтобы я сообщала полиции, тем более они не хотели, чтобы я известила Смерть. Эдуард был для них куда опаснее полиции.

– Который?

– Тот, который меня тогда чуть не разорвал. Он называет себя Валентин. И у него все те же кислотные шрамы, что я ему оставила.

– Святая вода?

– Ага.

Эдуард сел ко мне на диван, тщательно сохраняя дистанцию. Глаза его смотрели на меня в упор.

– Расскажи.

Я отвернулась:

– Мало, что есть рассказывать.

– Ты лжешь, Анита. Почему?

Я уставилась на него в порыве злости. Терпеть не могу, когда меня ловят на вранье.

– Тут в Приречье убили нескольких вампиров. Ты давно в городе, Эдуард?

Кажется, он улыбнулся, хотя я и не уверена.

– Недолго. До меня дошел слух, что ты встречалась со старшим вампиром города.

Я ничего не могла поделать. Челюсть у меня отвисла, такое удивление скрыть было невозможно.