Всесожжение, стр. 89
Лицо Ашера ничего не выдавало, но я знала, что он все слышит. Падма хотел, чтобы он слышал.
Последние два столетия с ним обращались, как с цирковым уродцем. Не удивительно, что он такой раздражительный.
– Да я лучше дам Ашеру воткнуть в меня все, что он захочет, чем позволю тебе до меня дотронуться.
Всего секунду на лице Падмы отражалось удивление, которое затем сменилось высокомерием.
Оскорбление ему не понравилось. Отлично.
– Возможно, еще до завершения этой ночи, Анита, твое желание исполнится.
Похоже, у Ашера появились проблемы с тем, чтобы смотреть на меня, словно он боялся. Не меня, конечно, но здесь будто велась какая-то изысканная игра, чтобы причинить ему боль. У него было такое же напряжение, как у жертв, когда их слишком много наказывают за все, что попало.
Жан-Клод прошептал:
– Спасибо, ma petite.
Думаю, он был рад. Похоже, он думал, что я лучше сгорю в гиене огненной, чем подчинюсь. До того, как Падма выдал эту свою маленькую злую шуточку, я бы так и сделала. Я бы вступила в бой. Если бы я провела на этом черту и отказалась, это бы означало, что мы с ними сцепимся. И мы бы проиграли.
А если немного крови поможет нам дожить до утра, я могу и потерпеть.
Закричал леопард, и волоски у меня на руках встали дыбом. К нам крадучись присоединились два леопарда, на шеях которых сверкали драгоценные ошейники. Черный, думаю, Элизабет, рыкнул на меня. Леопарды были обычного размера, не такие высокие, как Большой Дейн, но длиннее. Они двигались, под бархатом перекатывались мышцы, их энергия и злость наполнили комнату, будоража остальных оборотней, как наркотик. Леопарды сели у ног Падмы.
Я отлично чувствовала энергию Ричарда. Она плыла от него мягким потоком, призывая леопардов успокоиться, превратиться в людей.
Падма воскликнул:
– Нет! Нет, они мои! Я буду держать их в той форме и так долго, как захочу.
– Они начали терять человеческие черты, – сказал Ричард. – Элизабет – медсестра. Она не сможет работать, если у нее будут клыки или глаза не станут нормальными.
– У нее нет другой работы, кроме службы мне, – сказал Падма.
Ричард шагнул вперед. Жан-Клод коснулся его плеча.
– Он провоцирует нас, mon ami.
Ричард стряхнул его руку, но кивнул.
– Не думаю, что Мастер Зверей сможет мне помешать, если я заставлю их принять человеческую форму.
– Это вызов? – спросил Падма.
– Верлеопарды не принадлежат тебе, Ричард, – сказала я.
– Эти двое никому не принадлежат, – ответил он.
– Они могли бы быть моими, если бы захотели, – сказала я.
– Нет, – отрезал Падма. – Нет, больше я ничего не отдам. Тебе – больше никого.
Он отступил к стене, потянув за собой Гидеона за ошейник. Томас последовал за ним.
– Возьми ее, Ашер.
Ашер попытался схватить меня за руку, но я отшатнулась.
– Придержи коней. Тебе никто не говорил, что предвкушение – только часть удовольствия?
– Я предвкушал больше двухсот лет, ma cherie. И если предвкушение – только часть, то удовольствие будет воистину дивным.
Я отступила от его жаждущих глаз и вернулась к Жан-Клоду.
– Советы будут?
– Он попытается свести все к изнасилованию, ma petite, – он остановил меня прежде, чем я смогла его перебить. – Не фактическому, но эффект почти тот же. Если получится, преврати это в обольщение.
Обрати необходимость в удовольствие. Это будет последним шагом, который он ожидает, и обессилит его.
– Насколько обессилит? – спросила я.
– А это, думаю, будет зависеть от того, какая сила у тебя.
Я оглянулась на Ашера. Его лицо дышало пугающей жаждой. Мне было жаль, что его удерживали веками, но в этом не было моей вины.
– Не думаю, что ее хватит.
Ричард внимательно прислушивался к разговору. Он был достаточно близко, чтобы прошептать:
– Ты даешь кровь одному вампиру, что для тебя еще один?
– Нам с ma petite не обязательно делиться кровью, чтобы разделить силу, – ответил за меня Жан-Клод.
Ричард нахмурился сначала на него, потом на меня.
– Прикрываешь спину? Неужели ты не знаешь, как отдать себя кому-то полностью?
Лицо Жан-Клода осталось безразличным, пустым и прекрасным. Я перевела взгляд с его невозмутимого лица на злое лицо Ричарда, и покачала головой.
– Если бы я могла найти нам другого третьего, я бы так и сделала, Ричард. Но мы уже связаны друг с другом, так что не будь такой задницей.
Я оттолкнула его так, что он покачнулся, и прошла мимо. Это было все, что я могла сделать, чтобы не дать ему пощечину. Вести себя так мерзко наедине – это одно. А делать это на виду у плохих парней было против всех правил.
Глава 50
Ашер уволок меня в угол, а остальные расселись вокруг прямо на полу, будто примерные дети из детского сада, которым сейчас расскажут сказку. Или, лучше сказать, покажут и расскажут. Он резко дернул меня к себе, запустив руку мне в волосы, чтобы я не крутила головой. Поцелуй был достаточно грубым, чтобы остался синяк, так что мне пришлось разомкнуть губы. Более того. Я томно закрыла глаза и поцеловала его по-настоящему, запустив язык ему между клыков. Я достигла вершин искусства в деле французских поцелуев с вампиром без малейших порезов, и, похоже, у меня получалось действительно неплохо, потому что Ашер отстранился первый. Вид у него был потрясенный – окончательно и бесповоротно. Он не мог так удивиться, даже если бы я отвесила ему пощечину.
Скорее, он удивился бы как раз меньше. Пощечину он даже ждал.
Попытка – не пытка. Я даже Жан-Клоду не давала из меня пить. Не уверена, что это меньшее зло, но должны же быть у девушки хоть какие-то принципы.
Ашер приблизил лицо так близко к моему, что мы почти коснулись носами.
– Смотри на меня, девочка, смотри. Тебе не хочется это трогать.
Его изумительные светло-голубые глаза, почти льдисто-голубые, в окружении золотистых ресниц, были потрясающе красивы. Я сосредоточилась на глазах и глубоким голосом сказала:
– Распусти волосы.
Он так сильно оттолкнул меня, что я споткнулась. Я выводила его из себя, крала его удовольствие от мести. Сложновато изнасиловать добровольца.
Приблизившись к нему, я начала не спеша обходить его, почти жалея об отвергнутых каблуках, на которых настаивал Жан-Клод. Спина Ашера была чистой и нетронутой. Святая вода оставила всего несколько струящихся шрамов на боку. Я обеими руками разгладила эту гладкую спину, и он подпрыгнул так, будто я его ударила.
Развернувшись вихрем, он схватил меня за плечи, держа на расстоянии от себя. Он почти неистово вглядывался мне в лицо. Что бы он там ни увидел, его это не порадовало. Скользнув руками, он перехватил мои запястья и положил одну мою ладонь на изуродованную шрамами сторону груди.
– Закрыть глаза и притвориться – просто. Трогать то, что не испорчено – просто.
Он прижал мою руку к бугристой поверхности, которая была его грудью.
– Но это – реальность. То, с чем я живу каждую ночь, то, с чем мне придется жить всю вечность, то, что он со мной сделал.
Я шагнула ближе, прижимая к нему вместе с ладонью все предплечье. Кожа была упругой, неровной, как замерзшая густая вода. С расстояния в пару дюймов я посмотрела ему в лицо и тихо сказала:
– Жан-Клод этого не делал. Это сделали люди, которых давно нет среди живых, – и, поднявшись на цыпочки, я поцеловала его в обезображенную щеку.
Он закрыл глаза, и я вдруг увидела, что по неровной коже бежит всего одна слезинка. Я поймала ее губами, и, когда он открыл глаза, оказалось, что он безумно близко ко мне. В его глазах я увидела страх, одиночество и всесокрушающую потребность, которая изъела его сердце так же, как святая вода – его кожу.
И мне смертельно захотелось прогнать эту боль из его глаз. Я хотела держать его в объятьях так долго, сколько потребуется, чтобы боль ослабла. В этот момент я поняла, что это была не я. Это был Жан-Клод. Он хотел избавить Ашера от его боли. Он хотел заполнить эту ужасающую пустоту. Я посмотрела на Ашера сквозь эту завесу чувств, которых он у меня никогда не вызывал, паутину ностальгии по прекрасным ночам, через любовь, радость и тепло тел в ледяной тьме.